Апокриф - Владимир Гончаров

Первый этап амбициозного плана был реализован легко и блестяще. Хаардика, отлично закончившего курс духовного училища, возвели в начальный сан и направили в качестве одного из помощников настоятеля крупного храма в провинции. Там он быстро выдвинулся великолепным знанием вероисповедных вопросов, святоотеческой литературы, тонкостей ритуала, а также несомненным даром проповедника. Его первый руководитель, престарелый священник самого традиционного толка, был в восторге от своего молодого помощника и к истечению второго года службы Хаардика в храме уже собирался дать ему рекомендацию для назначения настоятелем подходящего прихода, но тут произошла первая осечка…

Немало потенциальных благодетелей народов, реализуя собственные честолюбивые планы по переделке мира, прибегали к методу захвата командной высоты. Однако вершины достигали именно те, кто на время трудного и опасного подъема умели полностью забыть себя, свои идеалы и, напялив соответствующую обстановке личину, перли наверх по головам, а если случалось, и по трупам. И только единицы из них после получения главного приза могли вспомнить, зачем они к нему так стремились. И уж вовсе исключения, оказавшись наверху, пробовали реализовать сокровенное.

Хаардик не сумел отречься ни от своих мыслей, ни от неистребимого желания делиться ими с окружающими. Отзывчивая и прямая натура подбивала его высказывать, мягко говоря, некорректные по отношению к догматике и к церковной иерархии суждения, если не с кафедры, то при живом общении с прихожанами и клиром. И, конечно же, почти сразу нашлись люди, посчитавшие за благо донести до духовного начальства информацию о непозволительном вольнодумстве молодого священнослужителя.

Последовали строгие внушения и даже какая-то не слишком обременительная епитимья, но, в общем, — пронесло, ибо архипастырь, принимавший соответствующее решение, был человек незлобный, и сам помнил за собою грех вольномыслия в молодые годы. Однако назначение Хаардика настоятелем было отложено больше чем на год.

Наконец, молодой священник, силою обстоятельств вынужденный на определенное время запечатать свои уста и сердце, был направлен возглавить почти умиравшую «краснокаменную» общину в Рудном Поясе. Захудалый храм и десятка три не прихожан даже, а так, «захожан», составили все наследство, полученное им от предшественника. Но, зато это было поле для настоящего подвига священнослужения.

От полного нищенства Хаардика спасли два обстоятельства: во-первых, «краснокаменная» церковь имела мудрость обеспечивать настоятелей, назначаемых в безнадежные приходы, минимальным ежемесячным пособием; во-вторых, требование целибата снимало со священника тяжкую необходимость заботиться о сносных условиях существования для спутницы жизни и чад. Не будучи ни в какой степени сибаритом, новоявленный настоятель вполне удовлетворился более чем скромным содержанием и целиком отдался пастырству.

Превратить доставшееся ему нечто, носившее административное имя «приход», в совсем другое, что по-человечески называется «община» и является таковой по своей сути, — стало его главной целью.

Совсем мало заботясь о ригоризме в отправлении богослужебных ритуалов, Хаардик всецело сосредоточился на личном общении с теми немногими людьми, которых что-то еще удерживало в храме. Он терпеливо вникал в их длинные, отягощенные массой ненужных подробностей исповеди, непритворно сочувствовал, умел, когда это было необходимым, чрезвычайно тактично и не обидно увещевать, успокаивал душу, возрождал надежду… и все это без унылой дидактики и нравоучительного тона. Наоборот, в его манере общения особенно привлекали приятные, бодрые и всегда уместные блестки веселого нрава, самоирония, а также готовность прокомментировать ту или иную спорную ситуацию, сложившуюся в жизни собеседника на примере какой-нибудь досадной ошибки, имевшийся в опыте самого Хаардика, либо его близких или друзей. Тем самым он доходил до сердец самым коротким путем: понимающий (и сам понятный!) брат — гораздо более подходящий объект для теплого и доверительного общения, чем даже очень снисходительный, но холодный и всегда знающий единственно верный ответ наставник.

Молодой настоятель не ограничивался только трудной ролью добровольного и безотказного психотерапевта. Его самопожертвование шло дальше. Годы были трудные, послевоенные, и у него рука не поднималась брать деньги за требы с нуждающихся прихожан. Более того, Хаардик и сам мог отдать последние имевшиеся у него копейки тому, кто попал в отчаянное положение. Не в долг! Просто так. В своем скромнейшем жилище при храме он постоянно давал приют людям, по каким-то причинам оказавшимся без крыши над головой. Иногда такие гости жили у него месяцами.

Тогда же Хаардик попробовал организовывать и, наконец, преуспел в устройстве коллективных трапез для прихожан и праздников для их детей. Эта ставшая регулярной складчина кому-то давала необходимое облегчение, кого-то — спасала от одиночества, но всем дарила ощущение некой дополнительной опоры. Люди, большинству из которых не хватает собственной инициативы для ведения активной и наполненной действием жизни, как правило, бывают благодарными тем редким личностям, что способны щедро расходовать собственное время и энергию для раскрашивания обыденности в яркие цвета нового движения и увлекательности. Мало-помалу, настоятелю Фантесу удавалось заражать своей созидательной активностью и желанием быть элементарно полезным для окружающих все более широкий круг тяготевших к нему посетителей храма. Именно посетителей, а не только прихожан.

Добрая слава не хуже, чем злая, умеет бежать впереди человека. Среди жителей небольшого города скоро начали циркулировать самые лестные рассказы о новом настоятеле «краснокаменного» храма, причем не столько как о священнослужителе, сколько как об очень хорошем человеке. А к хорошему человеку, прежде всего, тянутся слабые, в расчете на помощь и защиту, а уж за ними и сильные, больше из интереса к редкому явлению.

Настоятель Фантес принимал всех. Принимал для начала вовсе не в лоно церкви, служителем которой являлся, а просто — в круг своего общения. В этом общении он не пытался натужно «миссионерить», настаивать на признании непреложности догматов представляемой им религии, или истинности собственного мировоззрения, но, в силу своего отношения к жизни, получал удовольствие от знакомства с новыми людьми, гранями их характеров, поворотами их мысли, фрагментами чужого жизненного опыта… Он любил подискутировать, если попадался по-настоящему умный человек, вне зависимости от исповедуемых им взглядов, но умел повернуть дело таким образом, чтобы разговор воспринимался каждой из сторон как интересный обмен мнениями, а не как попытка оппонента непременно одержать верх в споре и утвердить верность собственной точки зрения. Хаардик вообще считал, что мировоззренческий переворот в человеке редко является следствием прямого убеждения со стороны, а, как правило, представляет из себя продукт длительной внутренней работы сознания, анализирующего несчетное число событий и внешних воздействий. Поэтому он не придавал своей особе слишком большого значения в формировании чьего-либо внутреннего мира, но допускал, что может оказаться той соломинкой, добавление которой опрокидывает воз…

Подвижничество настоятеля не осталось втуне. Храм стал постепенно наполняться и собственно «краснокаменной» паствой, и людьми, далекими от глубокого погружения в религию. Кого-то влекла туда семейная традиция, кого-то — смутная потребность хотя бы во что-то верить, кто-то, не сумев окончательно задавить в себе первобытный страх перед ожидавшей в грядущем неизвестностью, считал необходимым периодически демонстрировать лояльное отношения к Великой Сущности в некоторым образом формализованном виде… Таким людям решительно не понятно было глубочайшее отличие Бога Единого и Светлого от Бога Единственного и Светоносного, зато они определенно могли увидеть разницу между настоятелями храмов и вполне сознательно делали свой выбор в пользу Хаардика Фантеса. А он, будучи «краснокаменным» священником, совершенно естественным образом предлагал им догматику и ритуалы той церкви, которую представлял. «Захожане» становились прихожанами.

Мало того, некоторая часть обширной «белокаменной» паствы города стала посматривать в сторону единственного иноверческого храма. И чем тверже отцы-настоятели зарекали своим овцам глядеть в том направлении, тем большее их число поворачивали головы к запрещаемому соблазну.

К исходу второго года своего настоятельства Хаардик Фантес добился сразу двух впечатляющих результатов.

Во-первых, количество постоянных прихожан его храма увеличилось не менее чем в десять раз, а с учетом разного рода сочувствующих, интересующихся и просто любопытствующих, «краснокаменная «церковь стала одним из популярных мест города. Особенно многолюдно там бывало во время главных религиозных праздников — Обретения Завета и Первого Явления.