Апокриф - Владимир Гончаров

— Ну, что вы, Острихс! Вы позволите так себя называть? — одновременно и возразил, и спросил священник, и, не дожидаясь ответа, вычислить который не составляло никакого труда, продолжил, — знаете, что мы сделаем? Чтобы не особенно занимать ваше время, мы прогуляемся в направлении вашего дома. Вы ведь не очень далеко живете? Или нужно ехать?

— Да нет, господин Фантес, — отозвался Острихс, которого такой оборот дела совершенно устраивал, — с полчаса ходу быстрым шагом. Я часто хожу пешком.

— Ну, вот и отлично! — резюмировал священник, — значит, пойдем пешком. Кстати, в вашей воле будет отрегулировать длительность нашей встречи. Если я вам быстро надоем, — скачите галопом, а если покажется интересным, — можете выбрать аллюр поспокойнее. Идет?

Острихс, все-таки немного опасаясь, что Хаардик начнет с ним какую-нибудь нравоучительную беседу, или разродится разглагольствованием миссионерского толка, готов был в случае чего прибавить ходу, но его беспокойство почти сразу рассеялось. Как-то очень органично, демонстрируя искренний интерес, священник начал задавать вопросы, прежде всего, о самых разных сторонах университетской жизни. Он со вниманием слушал ответы молодого человека, иногда посмеивался, пару раз перебивал рассказчика ссылками на забавные случаи из собственной студенческой молодости… Господин Фантес умел как-то моментально расположить к откровенности. Неожиданно интересно и как-то даже приятно оказалось выслушивать его мнение по неоднозначным вопросам. Хаардик ни разу не попытался навязать Острихсу какой-нибудь свой взгляд в качестве непреложной истины. Он всегда оставлял собеседнику возможность считать правым именно себя. Между тем суждения священника привлекали не только своей логичностью и глубиной, но и практической приложимостью… В тех случаях, когда Хаардик чего-либо не знал, он, не пытаясь «надуть щек» перед юношей, спокойно в этом признавался, а также, если представлялась такая возможность, был готов подчеркнуть превосходство знаний Острихса перед своими. Острихсу это не могло не польстить. Он и вспомнить не мог, чтобы когда-нибудь ранее ему довелось так интересно, так откровенно и в такой степени приятно беседовать с человеком много старше себя. В конце-концов Острихс столь увлекся разговором со своим новым знакомым, что не заметил, как они с господином Фантесом в своем движении по направлению к дому замедлились до последней крайности…

В итоге путь от университета до дома в этот раз занял у Острихса больше часа, и, оказавшись у родной калитки, он почувствовал отчетливое сожаление, что такое живое, такое… вкусное общение подходит к концу. Острихс сделал попытку зазвать Хаардика в гости, но священник самым деликатным образом отказался, сославшись на то, что, увлекшись необыкновенно интересным и содержательным обменом мнениями с представителем студенческой молодежи, забыл о своих прямых обязанностях и теперь поставлен перед необходимостью наверстывать упущенное.

— Увы! — посетовал он. — Никто из так называемых «ответственных» людей не может вполне располагать собой. Впрочем, ничто нам не мешает продолжить знакомство, верно?

— Да! Вы знаете, — с чувством отвечал Острихс, — действительно было очень приятно пообщаться! Я был бы рад еще встретиться! Если у вас, конечно, найдется время для меня…

— М-да-а… — с видом грустной задумчивости протянул Хаардик. — Время, время! Простите за банальность, его вечно не хватает. Впрочем, меня почти всегда можно застать в нашем храме… Вы еще помните, где наш храм?

Острихс ответил, что, разумеется, помнит.

— Ну, это, конечно, если вам будет удобно… — осторожно продолжил священник, — вы ведь в части вероисповедания, скорее всего, пошли по пути вашего отца? Он, насколько мне известно, — в лоне церкви Бога Единого и Светлого? Не будет ли посещение храма, как бы это поделикатнее выразиться, конфессионального конкурента, что ли, против вашей совести? Ведь ни для кого не секрет печальные реалии взаимоотношений двух наших церквей…

Это был первый случай, когда за все время довольно длительного разговора между студентом и священником зашла речь о вере, и у Острихса не было никаких оснований подозревать, что Хаардик Фантес очень терпеливо и тонко подводил его к этой теме.

— Дело в том, — с оттенком гордости за независимость своего мировоззрения ответил Острихс, — что я не принадлежу ни к какой церкви. Так что, куда мне ходить, а куда нет, я выбираю сам.

— Вот как? — изобразил удивление священник, — а я-то наивно решил: раз мать не привела сына на конфирмацию к нам, следовательно, отец увел его за собою! А вы, оказывается, избрали свой путь… Ну что ж, это право каждой свободной личности… Ну и прекрасно, ничто не помешает нам общаться в том месте, где удобнее. Заходите! Буду рад!

Господин Фантес по праву старшего решительно протянул Острихсу руку, и энергичное рукопожатие завершило первый этап их знакомства.

Ямари Глэдди была приятно удивлена, когда ее сын за ужином, рассказывая о своем новом знакомстве, прямо-таки с восторгом отозвался о настоятеле храма, прихожанкой которого она являлась. Она и сама придерживалась того мнения, что Хаардик Фантес человек неординарный, и как-то ранее даже высказывалась в таком духе своему супругу. Однако Фиоси отнес это мнение к обычному для посещающих церковь женщин свойству идеализировать священников. Ямари тогда, помнится, возразила, что о прежнем настоятеле, которого Хаардик сменил около пяти лет назад, она так не отзывалась. Тот периодически доставал ее укорами в недостаточно регулярном посещении храма, все призывал повлиять на мужа с целью привести его от ложного учения к истиной вере и донимал вопросами о том, почему она не приводит в церковь сына…

Хаардик Фантес никогда не «миссионерил» так по-глупому и мелко. Разрешая вопросы, с которыми к нему обращались прихожане, он крайне редко отсылал их к святоотеческим авторитетам и не огорошивал туманными цитатами из Завета Истины, оставляя эти источники для объяснений с особами духовного звания. Миряне получали от него честный разбор сложной жизненной ситуации с точки зрения мудрого человека и, если это было в его силах, — дельный практический совет. А когда ситуация складывалась явно неразрешимая, можно было рассчитывать как минимум на приятное любому удрученному человеку сочувствие и на внушение светлой надежды, которую промысел Божий оставляет любому своему созданию.

Ямари как-то поделилась с новым настоятелем тем неприятным ощущением несправедливой вины, которое оставили в ее душе упреки его предшественника. Хаардик, картинно замахав на нее руками, заявил, чтобы она немедленно выбросили эту ерунду (он так и сказал — ерунду!) из головы. По его мнению выходило, что Бога больше заботят нормальные отношения в семье, чем то обстоятельство, в какой именно храм ходят муж с женой.

— Он там, — сказал Хаардик, ткнув пальцем в направлении потолка, — разберется во всем. И я вас уверяю, за все эти вероисповедные разногласия нагорит не вам, мирянам, а нам — служителям Его. И поделом! А вы, главное, живите в мире и в согласии растите дитя. Все остальное приложится, во имя Бога Единственного и Светоносного!

Подобное пастырское поведение привлекало людей в храм гораздо более, чем канонически точное, но лишенное какой бы-то ни было теплоты служение прежнего настоятеля. Поэтому и Ямари, в свое время, первый раз привела Острихса в церковь уже после занятия кафедры Хаардиком Фантесом. Но даже она была удивлена тем, что настоятель сумел запомнить ее семейные обстоятельства и узнать Острихса при случайной встрече на улице.

Фиоси, выслушав дифирамбы в адрес священника, спетые сыном, с некоторой ехидцей поинтересовался у него:

— Надо ли это понимать так, что ты обрел духовного отца, а заодно с ним и истинную веру? А как же твой равнодушный ко всему Бог, о котором ты, помнится, горячо и очень непонятно рассуждал?

— Пап! — возмутился Острихс. — Ну, пап! Ну, зачем ты так? Я что, говорил будто переменил свои взгляды? Неужели у людей с разными суждениями о Боге не может быть нормальных отношений? Хаардик — не такой! Он…

— Ты мне и про этого жулика Рийго говорил, что он «не такой», — перебил отец, который может быть немного приревновал сына к обаятельному священнику, — я кое-что слышал про этого Фантеса. У него даже в церковных кругах говорят, репутация… не того, в общем…

— Ну, ты сравнил, отец! — Острих возвел очи горе, — Хаардика с Рийго! Да Хаардик даже не заикнулся, будто ему от меня что-то нужно! Мы даже тему о моих, ну, возможностях, так скажем, не затронули!

— Сейчас не заикнулся, значит, потом заикнется! — как бы желая позлить спорщика, добавил масла в огонь Фиоси.

— Да ладно, тебе, пап! — воззвал к нему Острихс, — откуда тебе знать? Мало ли, кто чего про него говорит! Вот скажи: кто, конкретно, бочку на Хаардика катит? Конкретно!