Держись от меня подальше (СИ) - Сукре Рида

— С тобою сложно не сойти, — я натянула фальшивую сухую улыбку на лицо, презрительно щуря глаза, и это взбесило его ещё сильнее.

— Ты пожалеешь, — я заметила в его глазах стальной блеск. Был ли он зарождающимися слезами, или сталью клинка, которым Шерхан хотел меня покорить, я не узнала — он развернулся и ушёл, бросив мне под ноги плевком: — Режь, шрамы украшают нас. Мне уже ни капли не больно.23

— Просто держись от меня подальше, — сказала я ему в спину.

Всё это время я пыталась ему соответствовать, надевала одежду, в которой чувствовала себя неуютно, пыталась слушать его любимый рэп, и делала всё это подсознательно. Я даже стала допускать в своих мыслях не свойственные мне выражения. Я мечтала нравиться ему всеми способами, на манер школьницы, влюбившейся в первого сорванца школы. Но очень поздно поняла, что была для него очередной игрушкой, которую он заметил лишь от того, что её захотел его брат.

Мне стоило огромных сил выстоять, пока его широкая спина не скрылась из вида, и только тогда я позволила себе рухнуть на ступени. Слёзы сами полились из глаз, горячими дорожками прокладывая путь к шее, и утекали в ложбинку на груди. Руки хватались за раскиданные полевые ромашки. Волосы вывалились из высокого элегантного пучка. Я представляла собой жалкое зрелище.

Он должен почувствовать то же, что и я, повторяла я себе как заведённая. Я хотела отомстить за себя и за Соню, пострадавшую ненароком, искренне полагая, что тогда мне станет легче. Но напротив, стало ещё больнее.

Ведущие наблюдение из тонированной машины агенты в недоумении медленно ехали следом за убегающим парнем. Они стали свидетелями того, как объект А и объект Л разругались в пух и прах, а продолжая слежку докладывали обстановку поверенному руководительницы — агенту ВВ.

— Ну, вы и тупицы, как можно было позволить им разосраться? — он был в гневе, но полевые агенты его ничуть не боялись.

— Надо было влезть между ними и сказать, что нельзя?

— Только попробуйте светануть мордами!

— Давай потише, Барбина подружка, — не следили они за словами. Это раньше они его побаивались, думая, что как протеже мэра и его жены, он на особом положении.

— Ты как меня назвал, быдло огородное?

— Объект А похоже собирается поставить мировой рекорд по бегу, — не обращал водитель внимания и на оскорбления.

— Будет бегать дольше девятисот шести часов? — проявил знания Влад о рекордсменах в беге на длинные дистанции.

Водитель задумался:

— И нам все девяносто шесть часов за ним ездить?

— Если понадобится, — важно отвечал Влад, вернувший статус, всё же он находился дома, а они на задании. — А кто следит за объектом Л?

— Ты.

— Ну, вы капец просто. У меня выходной, и вообще я умер.

— Хорошо, сейчас позвоню боссу.

— Хорошо, я сам ею займусь, ленивцы, — недовольство снова возросло до невероятных размеров, надулось воздушным шаром и норовило паром пойти из ушей.

«Бараны,» — пробурчал он после того, как сбросил звонок.

«Баран,» — будто эхом повторили они, когда в трубке раздались короткие гудки.

Они продолжили слежку, а Шер бежал. Он мчался, расстроенный и злой. Логично было сесть в машину и уехать куда глаза глядят, но пелена ярости застлала глаза.

Он бежал изо всех сил и не мог остановиться. Артём привык выкладываться по максимуму во всё, что делал. Если любил, то всем своим существом, если ненавидел, то отдавался чувству полностью, без остатка. И гнева своего он никогда не стеснялся показать — если злился, то взрывался атомной бомбой, после чего на место взрыва лучше не соваться, разве что через несколько сотен лет.

Всё же было хорошо. Всё наладилось: братик отступил и Шер, бесконечно отвергавший Лену, придумывая для этого слабые отговорки, что он её не достоин или что он должен пожертвовать своей любовью ради спасения брата, получил зелёный.

Дыхалка у Артёма была хорошо поставлена, и он не сбивался с заданного ритма. Он, не задумываясь, сделал целью забега выдуть созданным своей скоростью встречным ветром мысли о девушке, чьи веснушки золотились на солнце, а губки-бантиком манили съесть как самый вкусный на свете десерт. Но она никак не выходила из головы.

Изредка на него кидали взгляды случайные прохожие, а продавщица фруктов, коробку с апельсинами которой Артём задел и перевернул, кинула ему в спину тухлым помидором и проклятием, но не попала ни тем, ни другим. Если бы и попала, он не заметил, анализируя события.

Их первая встреча и нечаянная свадьба стали прологом. Антагонистские страдания — экспозицией. Идеальное свидание стало завязкой их романтических отношений. Медовый месяц и последующие дни были лучшим развитием сюжета. А сегодняшняя встреча должна была стать потрясающей кульминацией — он хотел сказать ей, что любит. Из потрясающей она трансформировалась в идиотскую. И на носу была единственно-возможная развязка — развод. С постпозицией в виде судебных разбирательств и деления имущества, он решил, что отсудит всё, что можно. А вот эпилога у них не будет. Это удел историй со счастливым концом.

Он сам не понял, как вбежал в её двор и остановился только тогда, когда внезапно осознал, что добежал до её подъезда. Это разозлило его ещё сильнее. И не помня себя, он устало побрёл куда глаза глядят. Он не чувствовал усталости от бега, тело было словно чужое, только сердце кололо дикобразом обиды.

Проходя мимо мусорки, он вывернул карманы и скомкав бросил туда исписанные ровным забористым почерком листы. Он снова писал ей стихи и хотел подарить вместе с признанием новый, ужасно переживая, что ей может не понравиться.

Ради тебя убью, если попросишь.

Любую вещь украду, только скажи, что хочешь.

Твои желанья — мои, твои приказы — мне!

Малышка, я горю, сгораю в полумгле

Один, совсем один, как бухенвальдский узник.

Теперь мой флаг — белый, мой флайер — кукурузник.

Вооружённым Клайдом обчищу банков уйму,

На космолёт нам достану евро, доллары, фунты.

По млечному пути сквозь тернии к планете

Вдвоём с тобой махнём, где нет ни тех, ни этих.

И мы как дети… Но большего не нужно —

Ты рядом дышишь. Я счастлив, как идиот контуженный…

Этому тексту не суждено стать ни подельником в искреннем признании, ни хитом с очередной пластинки Оливера Басса.

Выкидывая стихи, Шер отказывался от чувств той, которая оказалась обычной двуличной стервой. Как она могла? Притворилась ангелом, а сама не хуже своей сестрёнки. Они обе друг друга стоили. «А что, если?.. Не может быть…» — он остановился как вкопанный, шаря в карманах в поисках телефона.

Всё утро ему звонила Соня, но он не хотел с ней разговаривать. Они давно всё обсудили и поставили точки над «i». Он попросил прощения, и она тоже, повинившись, что хотела ему отомстить, маленькая вредина, а потом передумала и «подарила» его (подумать только, она его подарила!) своей глупышке-сестре. Дальнейшее общение с шальной девчонкой, которая меняла свои решения в зависимости от настроения, он старался исключить, поэтому и не отвечал, не перезванивал.

А сейчас понял, что зря. Соня не стала бы унижаться и названивать, предлагая себя ему вновь. Она ясно дала понять, что её былые чувства прошли «как страшный сон», и она поняла, что это была не любовь, а скорее обожание учителя.

— Часто мы встречаем людей, которые умеют делать то, что хотел бы уметь и ты, и они настолько совершенны в своём деле, не лишённые таланта — лучшего подспорья, что ты просто теряешь голову и маньячно начинаешь повторять, стремиться к совершенству, возводишь своего кумира в идолы и думаешь, что это любовь, — сказала она рассудительно. — Возможно, это определённый тип любви, и он хорош до тех пор, пока ты не начинаешь забывать о себе. Но как только забыл — тебя нет, любви нет, и всё вокруг — театр абсурда.