Одсун. Роман без границ - Алексей Николаевич Варламов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Народ в кабаке давно разошелся, грек наливает мне пива, улыбается, слушает мой сбивчивый рассказ про словацкий вид на жительство, новый байк и работу миморядным профессором на философском факультете университета Кирилла и Мефодия и цокает языком.
– Я же говорил, что Иржи все сделает. Нас, православных, в мире мало, и мы должны друг другу помогать.
Всем бы нам твои слова в уши, милый Улисс, пусть даже это ты донес на меня чехам и рассказал, что я там смотрю про них в интернете. Но настала ночь, когда прощаются все грехи.
В «Жабе» сегодня был аншлаг. Играли немцы и продули мексиканцам. С минимальным счетом, но, думаю, вся Америка Латина ликует. Великий Лёв промахнулся. Понятно, что немецкий тренер свое возьмет и уж до полуфинала-то немцы точно дойдут, но все-таки латины отомщены за позор четырехлетней давности, когда бразильцы у себя дома продули Германии один-семь.
Чехи тоже в экстазе, оттого что немецкая машина наконец-то сломалась. Может пройти много десятилетий, столетий, и те и другие сколь угодно признают взаимную вину, попросят прощения и заживут в унии, но всякий раз, когда будут играть немцы, чехи станут болеть против них.
– Отличный у вас чемпионат, – приговаривает Одиссей и щелкает пальцами. – Отличный. Хорошо, что его никуда не перенесли. Жаль только, наши не попали.
– Наши – это какие? Чехи? Греки?
– А, и те и другие, – машет он рукой, улыбаясь еще добрее, однако по каким-то мелочам я чувствую, что он не настроен сегодня много разговаривать и хочет, чтоб я поскорее ушел. Устал старик.
Непонятно другое: девчонки из Николаева, которые обыкновенно норовят первыми ускользнуть и которым сегодня тоже досталось, торчат тут, причем лица у них скучные и злые. Даже у безропотной Оксаны.
Ага, похоже, ночью в «Зеленой жабе» будет снова работа!
– Я хочу помочь, – говорю я эллину и смотрю в ясные глаза дельфийского пророка.
Он делает вид, что не понимает меня.
– А знаешь ли ты, мой хитроумный Одиссей, что будет отмечать Организация Объединенных Наций через три дня, когда мне исполнится пятьдесят лет?
– Мои поздравления, мальчик. – Улисс наклоняет седую колючую голову и умывает руками лукавое лицо.
– У нас не поздравляют заранее с днем рождения. Дурная примета. А прогрессивное человечество, к которому ты принадлежишь, отмечает каждый год двадцатого июня Всемирный день беженцев. Пожалей девчонок, эксплуататор, они и так замучились твоим буржуям пиво носить. Лишняя пара рука вам ночью не помешает. Правда, девчата? – оборачиваюсь я к ним.
Спецоперация
Фура приезжает в десять минут второго. На этот раз не дети, а подростки лет шестнадцати-семнадцати. Они не носятся как угорелые по поляне, заходят в кабак настороженно, оглядываются, чувствуется, что чего-то опасаются и у них уже есть опыт. Двое остаются на улице, остальные в это время едят. Семь мальчиков и четыре девочки в хиджабах. Через пятнадцать минут по команде одного из парней их меняют. Едят много. Мы сбиваемся с ног подносить блюда, а они не устают их перемалывать. Трудно даже поверить, что в их относительно небольшие желудки помещается столько пищи. То ли отъедаются, то ли впрок насыщаются, а скорей всего, и то и другое. Молча работают сильными челюстями. На нас не смотрят. Впечатление такое, что они считают, будто за остановку здесь заплачено, им все должны, и никакой благодарности во враждебных блестящих глазах не чувствуется. С детишками помладше в этом смысле, наверное, лучше, а этим не до сантиментов, они очень напряжены – молодые волчата, но все же я успеваю впустить в сердце жалость. Думаю о том, сколько они испытали и сколько им еще предстоит испытать, этим смуглым, изящным детям войны.
Откуда они – из Афганистана, Сирии, Ирака, Пакистана? Сколько дней, недель, месяцев находятся в дороге и как смогли преодолеть самую опасную ее часть? Вряд ли баск вез их с начала. А их родители? Сколько денег они отдали и с каким сердцем отправляли сыновей и дочерей в неизвестность? Но чем провинились все эти люди перед такими же мальчиками и девочками из сытых стран?
Старый сентиментальный идиот, я не могу их об этом спросить, но почему-то верю или хочу верить, что у них все получится, они освоятся в новом для себя мире и из них вырастут умные, достойные люди. Они выучатся и станут инженерами, врачами, юристами, учителями и вернутся на свою несчастную родину, чтобы отблагодарить ее за то, что она их отпустила, и искупят вину перед теми, кто не смог убежать. Однако это будет, если только мы им поможем в самый опасный, самый хрупкий час их жизни, когда не по своей воле они стали частью горькой человеческой истории одсуна, не знаю от кого начиная – может, от Адама, депортированного вместе с женой за плохое поведение из рая. Или я опять сказал глупость, отец Георгий?
Но сколько депортаций, побегов и переселений в вашем ведомстве было еще? Ной, Моисей, Иосиф и его братья, другой Иосиф с Марией и младенцем Иисусом на пути в Египет. А уж потом… В сущности, всю человеческую историю можно так рассказать. Вот и Кирилла с Мефодием, если верить Одиссею, изгнали из Гуннограда, а теперь два славянских брата дают приют в своем университете беглецу из России. И грек с баском тоже помогают этим взрослым, недоверчивым, злым – господи, а какими еще они должны быть? – детям, которые бегут от пуль, снарядов, бомб, неразорвавшихся мин, от голода и нищеты. Где-то я читал, что самый удачный вариант для них – добраться до Англии, но это сложно. И не факт, что у баска ночные приюты встречаются на протяжении всего пути.
Водитель фуры что-то отрывисто говорит, подростки ловят каждое его слово. Интересно, откуда он знает арабский, пушту, урду или какой там еще язык? Или баск работает не только перевозчиком, но и переводчиком, как когда-то я в Артеке? Я замечаю, что полиглот перехватывает мой удивленный взгляд, но намеренно не смотрит в мою сторону. Наверное, не доверяет и жалеет, что подобрал три месяца назад в цыганском поселке в Чьерне-над-Тисой cлучайного
