Даже если всему придет конец - Йенс Лильестранд

скелет велосипеда, остов то ли экскаватора, то ли машины с лесозаготовок, темно-серые лужи, от которых несет кислятиной и какой-то химией, обуглившийся бесформенный ком пластикового непонятно чего с битым стеклом – я только через несколько секунд понимаю, что этот предмет некогда был широкоформатным телевизором, который кто-то, должно быть, пытался забрать с собой, но сдался. Люди покидали это место в спешке. Мы минуем красный домик, вывеска на котором обещает «РЕМЕСЛЕННЫЕ ИЗДЕЛИЯ» и «ВАФЛИ С ВАРЕНЬЕМ», закрытую бензоколонку, четыре, судя по всему, недавно построенных дома, а потом забор, на котором на веревке висит деревянная табличка «ЗДЕСЬ НАЧИНАЮТСЯ ПРИКЛЮЧЕНИЯ» в окружении фотографий каноэ, медведей и горящих костров.

Это маленький продуктовый магазин, вывеска указывает, что он функционирует, так же как аптека, «Систембулагет»[146], а еще там есть лотерейный киоск; мы заходим на грунтовую парковку и осматриваемся – белые деревянные стены выглядят весьма уныло и нуждаются в покраске, но ничто не указывает на то, что здание хоть немного пострадало, оно почти бесстыдно свеженькое, пятна копоти и пепла, конечно, видны кое-где, но окна целы, а у рекламных щитов вид такой, словно их недавно обновили, даже висят вымпелы, зазывающие съесть сосиску или шарик мороженого, можно подумать, что достаточно просто взбежать вверх по лестнице, зайти в магазинчик и попросить вафельный рожок с шоколадным, клубничным или малиново-лакричным мороженым, а потом можно усесться за белый пластмассовый столик на солнышке и слушать непрерывную болтовню Зака о космосе или истребленных млекопитающих, в то время как папа будет сидеть в своем телефоне, а мама недовольно повторять Заку, чтобы он ел, пока все не растаяло.

На двери звонок, и Эмиль непонятно зачем жмет на него, мы слышим трель, дребезжащую где-то там, в темноте. Я изучаю взглядом парковку, маленькую улочку, идущую вдоль реки, но все тихо, мертво и укрыто пеплом.

– Там должна быть всякая аптечная всячина, – говорю я, указывая на вывеску.

Эмиль кивает.

– Вот и ладно, – бормочет он. – Так и скажешь, если кто спросит.

Топором он ударяет по окошечку в двери. Тишину нарушает звон стекла.

* * *

В магазине так много всего, что мы вяло обсуждаем, не вернуться ли за машиной, но решаем все же не брать больше, чем сможем унести в икеевских мешках. Эмиль тащит тяжести и морщится, когда лямки впиваются в больную руку, я волоку свою сумку вслед за ним и вспоминаю, как шла вот так же с Заком, когда мы уезжали из домика, вспоминаю его нескончаемое нытье из-за ноги и болтовню на совершенно неинтересные темы, пытаюсь припомнить тот день в деталях, что же он говорил тогда? Что-то про потерянный зуб?

А я, что я сказала, когда в последний раз разговаривала с братом?

Память похожа на огромный мешок навоза, можно задвинуть его в угол и притвориться, будто привык и запах не такой уж и ужасный, но стоит только открыть и заглянуть внутрь, как все оказывается гораздо хуже, чем ты мог представить.

Я сказала, что, если он мигом не перестанет ныть про свою ногу, мы не успеем к автобусам, пригрозила, что пойдем без него; когда он передал маме с папой мои слова, я бросила: «Заткнись ты, недоразвитый, – а потом добавила: – Я совсем не так сказала».

Я проглатываю стыд, вспоминаю, как этим утром отдала маме булочку и кусок ветчины, которые сберегла для Аякса, это ведь было доброе дело как-никак, тащу дальше икеевский пакет и слышу свистящее дыхание Эмиля, взглядываю на дорогу, там стоят две женщины в желтых с синим жилетах, когда мы подходим ближе, видим, что на них написано «ДОБРОВОЛЬНАЯ РЕСУРСНАЯ ГРУППА», у одной из женщин короткостриженые и выкрашенные в красный волосы, с виду она немного похожа на учительницу, которая вела у меня уроки кройки и шитья в шестом классе, вторая помоложе, толстая как бочка, у нее длинные светлые волосы и синяя кепка на голове, рядом стоит тачка с чем-то вроде садового инструмента, там лопата, грабли, секатор, рабочие перчатки, обе женщины в резиновых сапогах, так что кажется, будто они вышли на весеннюю уборку территорий в коттеджном поселке.

– А вот и вы, здравствуйте, – говорит та, что с красными волосами, мило улыбаясь. – Мы как раз думали, не вы ли приехали на машине спасательной службы. – Она машет рукой назад, на нашу машину, которая так и стоит у садика, примерно в ста метрах от нас. – Решили уже было поискать, куда это вы делись?

– Мы скоро поедем, – заверяет ее Эмиль, как если бы она была охранником на парковке. – Повезем это в Реттвик.

Улыбка становится шире. Она указывает на мешки:

– А что это, можно поподробнее?

Он пожимает плечами и идет дальше, мимо нее:

– Наши вещи, само собой.

Она достает из кармана рабочих штанов мобильник. Нет. Телефоны тут барахлят, у нее в руке что-то вроде рации.

– Знаете, я только что с сыном говорила. – Она указывает в ту сторону, откуда мы пришли: – Он стоял там, у магазина, и сказал, что внутри двое людей. Мародерствуют.

– Мы из спасательной службы. Я работаю в администрации, – Эмиль продолжает цедить слова уголком рта, не выказывая никаких эмоций. – Заведующий начальной школой. Мы тут заняты реквизицией, это…

Крупная блондинка, которая все это время молчала, успела вытянуть из тачки длинную лопату и делает несколько коротких шагов к нам, одновременно широким движением замахиваясь лопатой, которую держит обеими руками как биту. Все происходит медленно, Эмиль слышит ее, успевает обернуться и понять, что вот-вот последует удар, но он слишком неуклюж со своей забинтованной правой рукой и тяжелым мешком, а может, к этому примешивается и что-то еще: усталость, недостаток еды и воды в последние дни – движения его вялые и сонные, и полотно лопаты попадает ему по правому плечу; пошатнувшись и вскрикнув, он роняет мешок на грязную землю, тот с бренчанием падает.

Блондинка недовольно хрюкает и встает прямо над ним с воздетой лопатой.

«Она метила в голову, – с удивлением осознаю я. – В шею».

Тетка с красными волосами шлепает к Эмилю, наклоняется пониже и начинает, чуть всхрапывая, нюхать воздух, выглядит это смешно, как будто она притворяется собакой, мне не хватает Аякса, не надо было ни за что его отдавать.

– Водка, – констатирует она. – Или виски? Только крепкое брал или для винишка тоже местечко нашлось?

В продуктовом за кассой была запертая дверь, и краем глаза я видела, как Эмиль ее вскрывал, он бормотал, что, мол, надо проверить, что внутри, может, бензин или еще чего. За городом в таких удаленных деревнях можно заказать спиртное в