Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг

о ее замужестве, но успел утвердиться в мысли, что выдать ее следует не за кого другого, как за Хабибуллу. Он руководствовался при этом, правда, не тем, что Фатьма, завидя Хабибуллу, смущается и краснеет и, видимо, влюблена — умный отец не может считаться с подобными пустяками, — а тем, что брак ее с Хабибуллой сулил многое самому отцу: тот, кого Шамси в мечтах своих видел зятем, неуклонно шел в гору и мог служить в будущем опорой.

Шамси помнил оскорбительную усмешку, с какой его друг встретил намек на брак с Фатьмой, и понимал, что брак этот не так легко осуществить. Впрочем, рассуждал он, что в этом мире дается легко? Даже самый красивый и ценный ковер не продашь без уговоров, не говоря уж о том, сколько усилий приложишь, прежде чем продашь ковер обыкновенный. А сейчас — Шамси не переоценивал достоинств дочери — сейчас нужно было всучить товар некрасивый, непривлекательный, не радующий глаз.

И, размышляя так, Шамси представлял себе длинный нос и толстые губы Фатьмы, столь схожие с носом и губами старшей жены и столь не похожие на задорный носик и нежные губы младшей, и сокрушенно покачивал головой: младшая жена — дочь бедняка-землероба, а Фатьма — дочь городского купца, а вот поди ж!..

И так как Шамси знал, что его дочь нехороша собой, и нельзя сказать, чтоб особенно умна или хозяйственна, то он решил привлечь Хабибуллу солидным приданым, деньгами, которых, он знал, у Хабибуллы мало, хотя тот и шел в гору. При этом Шамси рассчитывал, что убедит зятя вложить это приданое в прибыльное «Ковровое дело Шамси Шамсиев и зять» и, таким образом, снова станет хозяином своих денег.

Расчет Шамси оказался правильным.

Далеко позади осталось то время, когда Хабибулла мечтал иметь тестем богатого лавочника. Теперь он не прежний Хабибулла. Он член районного комитета партии «мусават», его ценят в верхах. Сейчас по заданию высших органов «мусавата» он участвует в сложной работе по созданию «мусульманских рабочих союзов», ставящих целью отрыв рабочих-азербайджанцев от остальной рабочей массы и превращение их в послушное орудие «мусавата». Его рассматривают как немалую культурную силу и подчас прочат будущность дипломата.

Конечно, он не прежний Хабибулла! Но денег, денег-то у него, что ни говори, нет!.. Фатьма, конечно, нехороша собой, невежественна, неотесанна и никак не напоминает тех женщин, какими он в тайных мечтах окружает себя, но что же, в конце концов, как не деньги, поможет ему в действительности окружить себя такими женщинами?.. «Ковровое дело Шамси Шамсиев и зять»… Магазином будет управлять его толстый тесть; он, Хабибулла-бек, сын Бахрам-бека — политический деятель, а не лавочник, чтоб стоять за прилавком, торгуясь и бранясь с покупателями за каждый грош! Для него, чьи деды были беками и повелителями, найдутся при деньгах и славе другие, более достойные дела!

И Хабибулла, немного поломавшись для приличия, ответил Шамси, что готов признать в нем тестя и отца.

Шамси облобызал Хабибуллу и прослезился: знатный и образованный зять — это ли не радость для любящего и заботливого отца? Чего только нельзя достичь, имея ум и деньги! Скоро он будет качать на коленях внука, которого в честь Балы-старшего назовет Балой самым маленьким, а Бала-младший станет дядей. Последнее очень позабавило Шамси: Бала-младший — дядя!..

И наступил день, когда мулла хаджи Абдул-Фатах, как надлежит мулле, написал брачный договор о том, что Хабибулла-бек Гянджинский, сын Бахрам бека — да пребудет тот вечно в раю! — род которого восходит к древнейшим властительным фамилиям Азербайджана, с одной стороны, и девица Фатьма, дочь Шамси Шамсиева, с другой стороны, вступают в брак, и что святой коран этот брак освящает, и что отныне они, Хабибулла и Фатьма, муж и жена.

Из-за длинного перечня предметов и обязательств, составлявших приданое, брачный договор этот оказался длинней того, который написан был Абдул-Фатахом для Баджи; это, впрочем, естественно, если невеста богата и не похожа на тех, все приданое которых — бедность, политая слезами. И Фатьма была довольна: длинный перечень этот, входящий в договор, утверждал ее неоспоримое превосходство над Баджи.

Мулла хаджи Абдул-Фатах, как надлежит мулле, сказал новобрачным напутственное слово, определив по шариату права мужа и обязанности жены, но голос его при этом не звучал так сурово, как тогда, когда произносил он напутствие Баджи.

И святые слова шариата о том, чтоб непокорных жен лишать ласки и свободы, а опасных в упрямстве своем — бить, мулла хаджи Абдул-Фатах прочел невнятным беглым речитативом, ибо напутствие это он обращал сейчас не к сестре своего оскорбителя, а к дочери друга, и еще потому, что плату за составление брачного договора получают обычно в соответствии с приданым.

И свадьба Фатьмы была несравненно более пышной, чем свадьба Баджи, и все были довольны и веселы.

Пожалуй, только жених испытывал сомнение… Ах, этот длинный нос! Он, казалось, только для того и существовал, чтоб давать о себе знать каждую минуту…

Хабибулла едва не впал в отчаяние и лишь наутро, просматривая перечень вещей, приложенный к брачному договору, несколько успокоился. В перечень этот, к слову сказать, вошли и деньги, полученные. Шамси от Теймура, за исключением одного золотого, который Шамси отдал в подарок Баджи в день, когда ее увел с собой муж.

Свадебные деньги

На другой день после свадьбы Хабибуллы в казарму для бессемейных явился Министрац. Он извлек из кармана длинный листок бумаги и молча сунул его Юнусу.

«Свадебные деньги Хабибулле-беку от сотрудников «Апшерона», — прочел Юнус.

Ниже шел список фамилий, против каждой из них — сумма и подпись.

— Свадебные деньги? — воскликнул Юнус недоумевая. — Здесь, на промысле? Да ведь такие деньги только в прежние времена, как подать, вносили бекам подвластные крестьяне!

— Говорят, старый добрый обычай можно равно соблюдать и сейчас, — ответил Министрац, пожав плечами.

Юнус усмехнулся:

— Старый добрый обычай!.. У Хабибуллы-бека это, видно, в крови: отец его, я слышал, тоже любил взимать подати и, кажется, плохо кончил…

— Свадебные деньги не подать, а подарок, — возразил Министрац.

«Подарок?»

Юнус пробежал взглядом список. Почти все фамилии были ему знакомы. Первой стояла фамилия владельца промысла — очевидно, тот считал нужным поощрить ретивого мусаватиста, стоящего на страже хозяйских интересов. Ниже шли фамилии людей из администрации, следующих примеру хозяина, и среди них Кулль. Затем фамилии мелких служащих и мастеров, угодливым подношением стремившихся снискать расположение мусаватиста, казавшегося им влиятельным. Немало фамилий в этом длинном списке принадлежало рабочим, и стоило сопоставить жертвуемые суммы с голодной, нищенской жизнью самих рабочих, чтоб без