Огненный скит - Юрий Любопытнов

— Вы ведь жили в Верхних Ужах? — спросил Степан, обрадованный донельзя, что не ошибся в своих предположениях.

— Жил, — задумчиво проговорил доктор, взял бинт и внимательно поглядел на Степана. — Личность вроде бы знакомая, где-то я тебя видел, но не припомню где. Нет, — покачал он головой, — не помню.

— Вы ведь с дочкой квартиру у Филипповых снимали?

Доктор перестал перебинтовывать ногу, но ничего не сказал.

— Загодин я, Степан. Может быть, помните. Вы в главном доме жили, а я, когда учился, во флигеле жил. Папанька квартиру мне там снимал.

Мальшин выпрямился на табурете.

— Степан Загодин, — задумчиво проговорил он. — Вспомнил. Так тебе лет-то было?.. Под стол пешком ходил…

— Да уж не пешком… Двенадцать.

— Двенадцать. А теперь сколько? Двадцать. Где тут вспомнить и узнать. А теперь припоминаю. И узнаю знакомые черты… — Он снова обежал лицо пациента глазами. Туго забинтовав ногу, сказал: — Большим помочь не могу. — И встал с табурета. — Скоро будешь бегать. Кость не повреждена. Сухожилия растянуты, но это не беда.

Он подошёл к двери и прикрыл её.

— Вот ведь где встретиться пришлось… Вспомнил, вспомнил я тебя, — говорил Мальшин, усаживаясь на табурет. — За что здесь оказался? — Он покачивал головой, записывая что-то в журнал.

— Я не один, а с тятенькой, только разминулись мы…За помощь врагам Советской власти…

Степан рассказал, что с ним приключилось и тяжело вздохнул:

— Тятеньку я ещё в Ужах потерял. Теперь и не знаю, что с ним сталось.

Он постеснялся спросить, как здесь оказался Мальшин. Евстрат Данилыч, когда Степан учился в городе, работал в бывшей земской больнице и снимал по соседству с ней квартиру. Степан подружился с его дочерью Настей и несколько раз бывал у них и даже пивал чаи с вареньем. Степан не знал, что Мальшин, как и он, был ссыльным, но его срок вышел, однако он не вернулся домой, а остался в лагере работать врачом.

— А Настя в Ужах осталась? — спросил Степан.

Мальшин ответил не сразу. Он перестал писать, на несколько секунд задумался, а потом коротко ответил:

— Настя дома. Замужем она. — И как бы давая понять, что личный разговор закончен, сказал: — Я доложу твоему начальству, чтоб тебя не использовали пока на работе, а завтра к вечеру придёшь, посмотрим твою ногу…

Дня через два опухоль спала, и Степан мог ходить, не боясь наступать на ступню. Бригаду, в которой он работал, расформировали, распределив работающих на другие объекты. Степана поставили на распиловку бревён на доски. Он был рад, что избавился от выходок Баштакова. С утра до вечера, вооружась продольной пилой, вместе с напарником, меняясь местами, то наверху, то внизу, готовили они доски для строящихся бараков.

Сколько времени он бы проработал пильщиком, неизвестно — дел бы хватило на всю зиму — однако как-то подошёл бригадир и сказал:

— Загодин?

— Я здесь.

— Слезай с козел.

Степан замешкался.

— Слезай, кому говорю!

Степан по лесенке спустился вниз, стряхнул опилки и древесную пыль с головы.

— Ты что — столяр? — спросил бригадир.

— Столяр. А что?

— А ничего, погода хорошая. Отправишься в лазарет в распоряжение доктора Мальшина. Ему столяры нужны. Заодно гробы будешь делать. — Бригадир усмехнулся: — Без работы не будешь. — И, провожая уходящего Степана взглядом, добавил: — Везёт же некоторым. — И вздохнул.

Как показалось Степану, бригадир был недоволен, что у него отбирают рабочую силу, хотя какая ему была разница — место пустовать не будет, на смену одному придёт другой, а Степан радовался: доктор не забыл старого знакомства — перевёл на другую работу, поближе к себе. За это ему спасибо. Хоть одна добрая душа нашлась.

Приведя себя в порядок, он отправился в лазарет. Нашёл Мальшина.

— Прибыл в ваше распоряжение, доктор, — отрапортовал он.

— А-а, Загодин, — отозвался Мальшин. Степану показалось, что глаза доктора обрадованно сощурились под стёклами пенсне. — Переезжаем скоро в новый лазарет, он почти закончен. Осталось рамы на окна сделать, а я узнал, что ты столяр. Так что будешь при лазарете.

— Спасибо вам, Евстрат Данилыч!

— Ну за что спасибо. Работай на здоровье!

— И гробы мне нужно будет сколачивать?

— А ты что — боишься? — обернулся к нему Мальшин.

— Да нет… Я

— Тогда иди.

Так Степан стал работать при лазарете.

Как-то, улучив момент, спросил о Насте.

— Настя? — переспросил Мальшин. — Настя вышла замуж за хорошего человека. Я со своей запятнанной биографией, — он усмехнулся, — не хочу портить ей жизнь, поэтому никогда не вернусь обратно. Теперь чёрное пятно не смоешь. Вредить дочери? Да и что меня там ждёт? Такая же работа, точно в таком же лазарете, с такими же подневольными людьми… Климат здесь бодрый, произрастает всё в изобилии, надо налаживать жизнь…

Таким образом Мальшин закрыл себя в лагере, чтобы даже напоминанием о себе не отравлять жизнь любимой дочери.

Глава восьмая

Встреча

В конце сентября в лагерь пригнали новую группу ссыльных. Их расселили во вновь построенные бараки. Среди прибывших было много больных и немощных.

— И что я с ними такими делать буду? — услышал Степан, как жаловался начальник лагеря Яков Семёнович Гольвич Мальшину при обходе лазарета. — Одни инвалиды и маразматики. Что делать, доктор?

— Дистрофиков действительно много, — ответил Мальшин, снимая пенсне и потирая пальцами переносицу. — А что с них взять! Одни старики. Им бы на печи сидеть, внукам сказки рассказывать, а их повезли через всю Россию в душных вагонах, погнали разутых и раздетых по тайге… Поневоле организм подорвёшь…

Гольвич оборвал его:

— Хватит меня распропагандировать. Я не посмотрю, что ты доктор. Оставь здесь свои интеллигентские замашки. Я тебя спрашиваю, что делать?

Смущённый Мальшин, помявшись, ответил:

— Рацион питания для них надо увеличить. Перемрут иначе все…

Гольвич возмутился:

— Каким образом я его увеличу? Рожу что ли? Что отпускается по норме и то не завозится в нужном количестве.

— И многое в непригодном для употребления в пищу виде, — уточнил Мальшин.

— Ну вот, сам знаешь, а мне очки втираешь.

— Группа агрономов предлагала свое хозяйство завести. Надо бы прислушаться. Выделить делянку, пусть капусту, морковь, репу, свёклу сажают, зеленные. Свой огород — большое подспорье.

— Впереди зима, какое хозяйство. Посмотрим на следующий год, может, что и выйдет.