Огненный скит - Юрий Любопытнов

— Спасибо тебе, — сказал Степан.

— Пустяки, — ответил «матрос» и побежал к своим, потому что раздалась команда «строиться».

Только лёжа в вагоне на нарах, Степан воочию понял, какой опасности подвергался. Урка мог запросто убить его или покалечить, не окажись рядом этот «матрос». Хорошо, что всё так благополучно обернулось. Впредь надо быть осторожнее, глядеть в оба, а то дураков много на белом свете.

Степан холодел, вспоминая недавние события.

Глава седьмая

Лагерь

Проснулся Степан оттого, что жёстко, с тягучим скрипом лязгнули вагонные сцепы, видимо, паровоз затормозил, а тяжелый состав продолжал двигаться по инерции. Всё скрежетало, скрипело, трещало. Потом отпустило, вагон мягко покатился, опять дёрнулся, пискнули тормоза, и поезд остановился. Степан протёр глаза, приподнялся и, придерживаясь за нары, заглянул в окошко.

На воле было туманно, окрестности тонули в мутной неяви и кроме блестевших накатанной поверхностью рельсов и серых бревенчатых зданий, он ничего не увидел. Зато в нос ударил густой запах мазута — рядом с вагоном был большой штабель новых шпал, на чёрных маслянистых боках которых блестели капельки то ли утренней росы, то ли ночного дождя.

Двери долго не открывали и казалось, что состав с заключёнными вымер: не слышалось по обыкновению окриков конвоиров, брани и потасовок уголовников. Неожиданно кругом ожило, как плотина прорвалась. Скрежетнула отворяемая дверь. Два конвоира встали по бокам.

— Выходи!

— Куда это? — спросил дребезжащий старческий голос.

— Куда! Прибыли к месту назначения. Забирай вещи, у кого они есть, — подбадривали конвоиры, поёживаясь от утренней свежести.

Сначала неловко, а потом побыстрее, поторапливаемые охранниками, ссыльные сыпались на землю, прыгали, разминая затёкшее тело.

— Где мы? Куда нас завезли? — там и сям слышались голоса. Ссыльные испуганно задирали головы, озирались, старались определить, где они находятся.

— На Алдане будете продолжать свое жительство, — отозвался один из охранников.

— На Алдане? Где это? — спросил кто-то из ссыльных.

— Не знаешь, где Алдан? — рассмеялся охранник. — Поживёшь узнаешь!

— Алдан! Такая да-аль, — вздохнул кто-то в толпе, видимо, из бывших интеллигентов. — Край земли…

— Хоть край, хоть не край — везде жить можно, — весело проговорил неунывающий Андрей, сосед Степана.

Из вагонов продолжали выпрыгивать ссыльные. Степан во все глаза смотрел — не мелькнёт ли где отец. Но сколько он ни озирался, ни вытягивал шею, отца не увидел.

Серел рассвет. Прибывших построили в колонну по четыре и, подгоняемые конвоирами, они зашагали по каменистой земле на север. Уголовников среди плетущийся толпы, растянувшейся не на одну сотню метров, не было — их отделили сразу же по прибытии на полустанок. Были одни политические, и это радовало Степана, которого при воспоминании о карзубом била мелкая дрожь.

От полустанка до места постоянного пребывания шли пешком двое суток. На лошадях везли поклажу — лопаты, пилы, топоры, продукты. Лагеря, как его представлял Степан, не было. Было раскорчёванное пространство площадью в полтора-два гектара, несколько недостроенных тесовых сараев — здесь уже жили десятка четыре заключённых. Первую ночь спали на земле, потом начали рыть себе землянки.

На третий или четвёртый день их выстроили в две шеренги на вытоптанной площадке, невдалеке от «конторы», где размещалось лагерное начальство. Это было единственное бревенчатое сооружение, полностью готовое к моменту их прибытия. Была сооружена и ограда из колючей проволоки.

Круглый, как колобок, мужчина в кителе и галифе, с ремнём через плечо, как оказалось впоследствии заместитель начальника лагеря, начал выкрикивать:

— Каменщики есть?

— Есть, — раздалось несколько вялых голосов.

— Два шага вперёд.

Строй колыхнулся. Из шеренги вышло несколько человек.

— Печники есть?

— Есть?

— Выходи.

— А куда это? — осведомился Степан у стоявшего рядом Андрея.

— Не знаю, — пожал тот плечами.

— Бригады набирают, — пояснил сосед справа. — По специальности…

— Повара? — продолжал выкрикивать «колобок».

— В наличии, — отозвался Андрей и сделал два шага вперёд.

— Столяры?

— Имеются.

— Выходи.

Когда сказали «столяры», Степан сделал два шага из шеренги. Сызмальства он помогал на хуторе работнику отца Ивану Меньшову в столярном деле, поэтому смыслил в этом ремесле и не побоялся выступить вперёд.

Он оказался один перед лицом «колобка». Тот оглядел долговязую фигуру Степана, безусое лицо и недовольно промычал:

— Всего один?.. А кто же остальные?

— Землепашцы, — прозвучал в толпе голос.

«Колобок» не отреагировал на реплику и повторил свой вопрос:

— Столяры есть?

Шеренга зашевелилась и вышел ещё один ссыльный.

Столярничать Степану не пришлось. Его определили в бригаду по валке леса, вернее, в одну из бригад, а всего их было шесть по двенадцать человек в каждой. Бригадиром в Степанову группу назначили Баштакова также из ссыльных, маленького чернявого человечка с длинным, прямым, вечно мокрым носом, которым он поминутно хлюпал, с маленькими чёрными, словно земляные жуки, глазами. Был он капризен и зол. Злость вымещал на вальщиках — то ли хотел выслужиться, то ли по натуре был таким. Выкобениваясь перед подчинёнными, гнул подобострастно спину перед лагерным начальством, заискивая и всем видом своим показывая лакейскую угодливость. «Лагерный поджопник», дали ему кличку ссыльные. Не любил он всех без исключения, но больше остальных от него доставалось Степану, самому молодому в бригаде. С Андреем их развела судьба: тому досталось тёплое место — лагерная кухня. Он действительно владел специальностью повара и кашеварил в части на действительной службе. Степан стал его редко видеть, да и при встрече говорить особенно не хотелось: Андрей заважничал, заметно прибавил в весе, его сытая физиономия ничем не напоминала ту, которую знал Степан месяц назад в «телятнике».

Каждое утро Баштаков выстраивал бригаду и после переклички, разобрав пилы и топоры, она выходила на делянку в сопровождении нескольких конвоиров.

— Вишь, — указывал Баштаков на участок тайги. — От сих и до сих ваша площадь. Вали подчистую.

Степан с напарником Фоминым из вологодских крестьян, выполняли свою норму, как все в бригаде, но Баштаков вечно был ими недоволен. Чаще, чем к другим, он в течение дня подходил к ним, стараясь каждый раз прочитать нравоучения.