В заповедной глуши - Александр Мартынов

34.

   Валька сидел на крыше.

   Было тепло и дул лёгкий ветерок, приятный такой. Он очень подходил к звёздному небу, и к крыше, и к ночи, и к настроению Вальки.

   Эта в общем-то лунатическая привычка появилась у Вальки недавно. Он выбирался из дома и час-два проводил то на крыше, то на дереве неподалёку от кордона. Великолеп-но помнил, что с ним было - и не имел ничего против.В конце концов, это его личное дело.

   Иногда он подолгу рассматривал свой медальон. И в такие минуты ему казалось, что есть нечто неправильное в смерти Моры. Нет, смерть каждого хорошего человека - неправильна. Но в этом была какая-то особая неправильность. Потом наваждение про-ходило.

   Витька несколько раз спрашивал, что происходит. Он видел, как изменился его друг. И понимал - это неизбежно. Но молчать не мог - а вот Валька как раз отмалчивался со странноватой улыбкой, от которой пропадало желание разговаривать и мороз бежал по коже.И Михал Святославич старался лишний раз не заговаривать с Валькой. Для него всё уже было сказано - и сделать он тоже ничего не мог, потому что слова в данном случае не имели смысла.

   Валька всё это понимал. И думал сейчас, что кордон мог бы стать для него домом, как стал домом для Витьки и, похоже, когда-нибудь станет домом для Альки. Но - не су-дьба... У него не будет дома. И эта мысль казалась не такой уж и страшной, почти обы-денной. У него будет дело. И всё-таки де ла Рош был прав. Есть те, чей путь, чей смер-тельный бег по лезвию меча - одинок.

   Он привалился спиной к чердачному окну. И, задрёмывая, подумал, что ему и этого не хочется - а хочется, чтобы всгеда-всегда-всегда была рядом Мора.

   Это было его последним сознательным желанием.

* * *

   Тёплый ветер гладил щёки. Сухо пахло травяной пылью, стрекотала по сторонам выложенной серо-жёлтым камнем дороги насекомая мелочь. В белом небе размытым пятном пылало солнце.

   Валька узнал место.И не удивился, не испугался. Хотя понимал, что это уже не сон. Ну - уже не совсем сон.

   - Что ж... - сказал он. Переступил кроссовками по камню. И зашагал - неспешно, прогу-лочным шагом, ни о чём не думая, даже не глядя по сторонам, где перекатывались плав-ные волны высокого ковыля.

   Он не смог бы сказать, сколько шёл. Наверное, долго. Просто вокруг ничего не ме-нялось. И в этой неизменности было усыпляющее спокойствие, от которого вспомнились строки Макаревича - их любил отец...

215.

- Когда поднимались травы -

Высокие, словно сосны -

Неправый казался правым

И боль становилась сносной...

   Вся прошлая жизнь стала стремительно отдаляться - словно Валька не просто шёл по дороге, а и правда уходил от прошлого. И даже самые тяжёлые моменты вспоми-нались просто с грустью. Несколько раз он садился, отдыхал, глядя в небо. Несколько раз - ему чудились чьи-то шаги и голоса. Но вокруг было пусто.

   Солнце перевалило через зенит и стало садиться - всё ближе и ближе к травам. Но Валька знал, как долог летний закат и не торопился устраивать ночлег. Временами он только думал,что надо проснуться - но тут же спрашивал себя: "Зачем? Тут хорошо..." - и шёл дальше.

   А когда солнце коснулось нижним краем высоких метёлок и хор в траве зазвучал особенно отчётливо - Валька увидел мальчишку (1.).

   Он сидел на обочине, обхватив кольцом рук широко расставленные колени и смот-рел, как подходит Валька. Наверное, был чуть помладше - но плечистый, загорелый, с вы-жженными до бронзового цвета тёмно-русыми волосами,сероглазый. Одетый в простую серую рубашку, темные штаны, босиком - не вообще, сапоги - тонкие, шевровые, но пы-льные до свинцового цвета - стояли тут же и на них сушились разостланные портянки. И, когда Валька подошёл ближе, то увидел над самыми бровями параллельный им тонень-кий белый шрам.

   - Привет, - сказал Валька,подходя вплотную и садясь на траву.Мальчишка кивнул. Валь-ка с наслаждением сбросил кроссовки, стянул носки и вытянулся на ковыле, глядя в небо.

   - Я Сашка, - как ни в чём не бывало, сказал мальчишка.

   - Валька, - чуть повернул голову Валька.

   - Ты Серёжку не видел? - без особого беспокойства спросил Сашка.

   - Кайду? - почему-то спросил Валька. Сашка покачал головой:

   - Не... Яшкина. Он младше меня. Светленький такой...

   - Не видел, - вздохнул Валька. - А что, потерялся?

   - Придёт... - ответил Сашка. - А ты кого ищешь?

   - Никого, - ответил Валька. Сашка усмехнулся взрослой улыбкой:

   - Так не бывает... Здесь все кого-то ищут или куда-то идут. Или ты идёшь?

   - Я ухожу, - просто ответил Валька и сам удивился своему ответу.Но повторил, оценив сказанное: - Я просто ухожу. Устал... Ничего, что я подсел?

   - Да ничего, конечно... С войны?

   - С войны, - отозвался Валька и снова сам удивился: почему он так сказал? Но и этот ответ был правдой, и он не стал поправляться.

   - Ты ведь живой, - не спросил, а уточник Сашка. Валька кивнул. - Может, зря торопи-шься? Думаешь, где-то будет лучше?

   - Не знаю, - равнодушно ответил Валька. И спохватился: - Я живой, а ты, что, ты?..

   - Меня в двадцатом расстреляли, - беспечно ответил Сашка. - Чекисты... А Серёжка в девяносто втором погиб. В Молдавии...

   - У одного моего... друга друг - ну, его друг - тоже погиб в Молдавии, - сказал Валька, ничуть не удивившись ответу. А вот Сашка удивился:

   - Так у тебя остались друзья? Зачем же ты тогда... О, Серёжка идёт.

   Валька невольно повернулся в ту сторону, куда подался улыбнувшийся Сашка. И поймал себя на том, что заулыбался тоже.

   По дороге к ним шагал, размахивая рукой, мальчишка лет двенадцати. Худенький, с растрёпанными светлыми волосами, тоже загорелый, в серой майке, шортах и босиком. Сандалии нёс в руке. Мальчишка улыбался.

   И почему-то становилось ясно, что он такой же, как его улыбка - открытый и

   1. За Сашку и Серёжку, за веру в человека, за любовь к родной земле - большое спасибо А.Шепелеву, автору романа "Грани".