В заповедной глуши - Александр Мартынов

Мартынов Александр Игоревич

В заповедной глуши

Леший

В

ЗАПОВЕДНОЙ

ГЛУШИ

Дети зубров твоих

Не хотят вымирать,

Беловежская Пуща!

"Песняры"

1.

Памяти

Николая Ивановича Дубова,

автора книг

"Огни на реке", "Сирота", "Небо с овчинку", "Горе одному",

"На краю земли", "Мальчик у моря", "Колесо Фортуны",

"Отдельно стоящее дерево" -

и других забытых произведений

о действительно счастливом детстве даже для тех, кто осиротел,

в великом и справедливом государстве-сказке, называвшемся СССР

и разрушенном жадными нелюдями ради своих шкурных интересов -

посвящает Автор эту книгу.

ПРОЛОГ.

МЕЖ ВЫСОКИХ ХЛЕБОВ

Я иду дорогой.

На затылке - кепи...

С. Есенин

   Начинало отчётливо вечереть, а я всё ещё шагал полевой дорогой, на которую вы-шел ранним июньским утром. Признаков человеческого жилья не было, не встречались и не обгоняли машины. В конце лета тут будет не протолкнуться от грузовиков, комбай-нов и УАЗиков, снующих туда-сюда - но лето фактически только начиналось, и я уже к середине дня начал свыкаться с мыслью, что придётся ночевать где-нибудь на обочине, поставив палатку. Хотелось бы, конечно, найти ручеёк или колодец - в моей фляжке не осталось воды. Ещё немного хотелось вернуться в утро и позвонить со станции на кор-дон, чтобы меня встречали. Понадеялся на попутку, захотел пройтись своими ножками километров пять по белорусским просторам - так теперь не жалуйся.

   В принципе, я ничего против такого ночлега не имел. Вес рюкзака с палаткой был привычен, впереди лежал большой отпуск, никто за меня не волновался, и где-то впереди вставала зелёной стеной (я хорошо себе это представлял!) загадочная и никогда ранее мною не виденная Беловежская Пуща. Но дорога задалбывала, как сказали бы мои юные подопечные, своим красивым однообразием: зелёные хлеба слева и справа, серая пыль под ботинками, синее небо без единой тучки над головой. Во всём мире двигались только я, да сошедшее к невидимому отсюда горизонту солнце. Тишину нарушали только шорох моих привычно бесшумных шагов, а ещё - птичье пение во ржи, негромкое и уже прощальное.

   День кончался - в летней жаркой пустоте.

   Поэтому я внутренне напрягся, когда увидел впереди - довольно далеко, после того, как миновал плавный широкий поворот дороги (зачем её так прокладывали, что объезжа-ли?) - две человеческие фигуры. Люди шли рядом посередине дороги, и даже отсюда, то-лком ничего не различая, я понял, что они идут устало.

   Ну что ж, это были попутчики. Может быть, они добираются до какой-то неиз-вестной мне деревушки, или хоть полевого стана, затерявшегося "меж высоких хлебов" - и укажут дорогу мне. А если и нет, и кому-то пришла фантазия заночевать на дороге, как мне - я не имел ничего против компании. Неожиданностей и неприятностей я не бо-ялся, будучи уверен на сто процентов, что, случись они, сумею справиться с любыми. Да и редки, судя по отзывам, такие неприятности на белорусских дорогах, это вам не Феде-рация, тут власть прочно держит в руках "батька Лука" - президент Лукашенко. Дура-ков по-настоящему нарушать его законы - нет. Никому не охота добывать сланец в пин-ских болотах...

   Обдумав это, я поднажал. Секрет пешей ходьбы в том, чтобы всегда оставлять в

2.

   себе вот такой резерв, НЗ, который можно пустить в ход в нужный момент. Если это умеешь - нет транспорта надёжней собственных ног.

   Шедшие впереди стали приближаться. Они не оглядывались, я усмехнулся: я бы сам давно ощутил, что кто-то сзади, посмотрел...Эти - не умеют так. Или просто очень устали?

   Я нажимал таким образом минут пять - и наконец ясно понял, что впереди шага-ют двое мальчишек. Когда сомнений в этом уже не оставалось, один из них оглянулся, а через секунду - и второй.

   Они остановились, сдвинувшись поближе друг к другу и глядя на меня. Я подходил - ровным шагом, не спеша и не замедляясь, но внимательно рассматривая обоих. Лет по тринадцать-четырнадцать, где-то так, плюс-минус полгода. Примерно одинакового ро-ста - высокие, но худощавые, хотя и не тощие. Босиком оба. Один - тот, что оглянулся первым - коротко стриженый, светлые волосы поблёскивают медным отливом под захо-дящим солнцем, широкая камуфляжная куртка висит поверх закреплённой на спине спор-тивной сумки, на светло-серой с чёрной отделкой майке - надпись

DRUM, RING ! (1.)

   и рисунок - расправляющий крылья орёл на фоне пламени.

   Джинсы подвёрнуты под колено, растоптанные кроссовки с засунутыми в них носками висят снизу сумки, подвязанные за шнурки. У второго - одетого полностью в камуфляж - куртка и более новые кроссовки тоже висели за спиной, на пятнистом рюкзаке - не туристском, а просто школьном. Камуфляжная майка была выпущена из штанов, но я различил кончик висящих на поясе ножен. С таким видом немного не вязались длинные - не до плеч, но длинные - русые волосы (впрочем, схваченные широкой красной повязкой с надписью Я ПРАВ, по обеим сторонам от которой весело скалились над скрещенными костями белые черепа), и длиннющие, загнутые вверх ресницы.

   Фляжек не было ни у того ни у другого, и по блестящим разводам на лицах, выпа-ренных белых пятнах на майках и даже штанах, сухим губам я понял: мальчишки не пили с утра. Да, тяжеловато в такой день. И глупо.

   Они смотрели на меня, на то, как я подхожу, похожими серыми с золотистыми искрами глазами, и я понял, что это - мои земляки. У белорусских детей, выросших при тоталитарном режиме "батьки", не бывает таких глаз - настороженных глаз людей, ____________________________________________________________________________________________________________________1. Бей, барабан! (англ.)

3.

   ждущих от мира взрослых только пакостей и бед. Такие глаза массово появляются толь-ко в демократических странах, когда в силу основного демократического принципа "де-лай, что твоя левая пятка захочет", homo homine lupus est (1.) У длинноволосого это было заметно чуть меньше, а рыжеватый смотрел практически взглядом волчонка. Собствен-но, я их понимал. Они видели молодого мужика в полувоенном, пропылённого, с рюкзаком, к которому прицеплены палатка и коврик, с ножом и топориком на поясе, в несокруши-мых, тоже серых от пыли "берцах" и с чёрным беретом, заткнутым под погон: кто его знает, что ему надо-то?