Анарх - Дэн Абнетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем восьмерка устремилась вперед, и Гола Колеа не стало.
Баскевиль прокричал имя своего друга, но не осталось ничего, что могло ему ответить, за исключением большого кровавого тумана.
Болт-пистолет Гаунта громыхнул. Взрывные заряды врезались в сияющее облако клинков. Клинки разлетались вдребезги, как стекло, когда заряды детонировали, как солнечные вспышки, вокруг маленького горящего неонового солнца. Свежие лезвия выскальзывали из подпространства, чтобы заменить сломанные, присоединяясь к великолепной, стремительно движущейся синхронности повторяющегося узора.
Машина скорби поднялась, и повернулась к ним. Ее неоновое солнце-сердце пульсировало ненавистью. Ее звуками были свист ударов меча, разрез ножниц, вой стали по камню точильного круга. Ужас излучался от нее, как тепло.
Бленнер трясся и крутился в припадке страха, визжа и обхватив голову.
— Назад, Баск, — предупредил Гаунт.
Машина скорби поплыла к ним. Она удлинилась вертикально, ее стремительно движущаяся восьмерка удлинилась и стала тоньше, ее внутреннее солнце растянулось в овал.
Гаунт смотрел на нее, заставляя накрыть крышкой свой страх. Он не мог сражаться с этим. Бежать было некуда. Ветер, хлещущий из машины, дергал его плащ. Ветер пах горячим металлом и горелой кровью.
Слова Гола, последние слова Гола, заставили машину замешкаться. Что-то человеческое все еще было в ней. Что-то, что было непреднамеренно человеческим слишком долго, что машина не могла отбросить так же легко, как она отбросила маскировку.
— Рядовой Далин! — закричал Гаунт. — Рядовой Далин, вольно!
Скорость вращения замедлилась и стала неравномерной. Узор деформировался, некоторые лезвия снесло с линии. Свет неонового солнца слегка потускнел, колеблясь в интенсивности.
— Это приказ, Рядовой Далин! — рявкнул Гаунт.
Восьмерка нарушилась. Все клинки сформировали простой узор, единственный круг, движущийся по орбите вокруг солнца-сердца. Гаунт мог чувствовать, как машина борется. Волны страха накладывались на волны замешательства и паники. Машина боролась сама с собой. Сама изобретательность ее конструкции, человек, сплавленный с машиной варпа, боролась сама с собой.
— Рядовой Далин! — снова выкрикнул Гаунт.
Круг из вращающихся клинков изменил положение, вращаясь в плоскости вокруг маленького солнца до тех пор, пока все кончики не стали указывать в сторону от трех людей и прямо в потолок. Клинки располагались, как шипастая корона, вокруг их неонового сердца.
Затем скорость их вращения значительно увеличилась. Машина скорби поднялась и вонзилась в потолок, прорезаясь сквозь древний камень так, как будто это был мягкий жир. Воющая машина скорби пробила потолок и исчезла из вида.
Вытесненные блоки посыпались на пол зала. Потолок сводчатого подвала начал раскалываться и рушиться, целостность его древнего погреба нарушилась.
— Уходим! Уходим! — прокричал Гаунт Баскевилю. Путь к выходу и лестница больше не были заблокированы. Они подхватили орущего Бленнера и, спотыкаясь, направились к двери, пока потолок рушился позади них.
Дворец сотрясался. Повсюду, мужчины и женщины кричали от тревоги и паники. Пламя свечей дергалось и трепетало. Что-то взорвалось клубами серого дыма. Лампы дребезжали на своих крючках. Старые картины дрожали в своих рамах. Псайбер-орел пронзительно крикнул, когда пыль посыпалась с дрожащих рогов, на которых он сидел.
Объекты на столах дрожали и смещались. Стаканы разбивались. Медицинские подносы подпрыгивали, перемещались и падали на пол, рассыпая содержимое. Трещины появились на древних напольных плитах.
Харк и Лакшима рванули назад в офицерскую комнату, где их лечили. Кейзонский санитар пялился в высокое окно с удивлением. Они присоединились к нему, пристально смотря вниз на широкий двор Шестиугольного Двора. Территория была освещена – фитили горели на железных подставках. Рота Хеликсидцев загружала ранцы в две Валькирии, которые приземлились в качестве части усилий по эвакуации.
Харк и Лакшима могли слышать крики людей, оглядывающихся вокруг в попытке осмыслить источник тряски.
— Это... это землетрясение? — спросил санитар. — Это вулкан?
— Нет, — сказал Харк. Он мог слышать вой. Высокотональный металлический вой становился громче с каждой секундой.
Машина скорби достигла уровня земли. Ее гудящие лезвия прорезались сквозь каменные плиты Шестиугольного Двора, разбрасывая куски камней во все стороны. Несколько Хеликсидских солдат умерли мгновенно, срезанные проносящимися со свистом обломками.
Другие были пойманы в облако клинков, пока оно поднималось из разломанного каменного пола и расширялось, клинки опустились в горизонтальное положение вокруг горящего сердца. Люди исчезали в кровавых облаках, или падали, как части нарушенного пазла, разрезанные на части.
Высокий хвост одной из Валькирий был чисто срезан, остались обрубки голого металла и искрящие кабели. Отделенные хвостовые стабилизаторы полетели, как сильно брошенная игрушка, по двору, и врезались в стену и окна зала на уровне земли. Другой транспортник, его рампа все еще была опущена, попытался увеличить обороты и подняться. Клинки чисто срезали одну его сторону, оставив Валькирию разрезанной в поперечном сечении. Ее напряженные двигатели загорелись, и она взорвалась в яростном огненном шаре.
Харк сбил Лакшиму в сторону от окон, когда ударная волна вбила их внутрь. Ураган из разбитого стекла пронесся по комнате. Санитар стоял еще почти десять секунд, ослепленный, ободранный до костей вверх от бедер. Он упал на бок, как отброшенный вещевой мешок.
Внизу, машина скорби сформировала новую форму – военную форму, скорбную форму, восьмигранник четырех метров в поперечнике, сделанный из скользящих, движущихся клинков, неоновый свет сиял внутри решетчатой оболочки. Несколько Хеликсидских солдат, которые не погибли и не сбежали, открыли огонь. Машина скорби рванула к ним, лазерные заряды отскакивали от ее клинков, один конец расширился, формируя вращающуюся, всасывающую пасть.
Харк поднялся, разбитое стекло сыпалось с него, и рванул к двери. Позади него, Лакшима пыталась подняться на ноги.
— Уходите! — заорал Харк в коридор. — Уходите, сейчас же! Машина скорби!
Испуганный персонал начал выбираться из комнат по всему коридору. Сам воздух вибрировал. Древние картины один-Трон-знает-чего падали со стен с треском, когда древние веревки рвались. Золоченые рамы разбивались.
Появилась Аурбен, люди проталкивались мимо нее. Она посмотрела на Харка.
— Мы не можем переместить ее, — сказала она. — Мы не можем.
У двери часовни, Мерин прижался к старым деревянным панелям, как будто
