Не считая собаки - Конни Уиллис

И продавщица, надвигающаяся на меня с блокнотом в руке и желтым карандашом за ухом. Скрываться в углу поздно – она меня уже заметила. К счастью, мужская одежда в отличие от женской с годами почти не менялась, речные блейзеры с фланелевыми брюками встречаются в Оксфорде и по сей день, вот только не в разгар зимы. Ладно, если повезет, сойду за первокурсника.

На продавщице было темно-синее узкое платье, которое Верити датировала бы с точностью до месяца, но для меня вся мода середины двадцатого – темный лес. Пятидесятые? Нет, подколотые карандашом волосы затянуты в тугой пучок, а на ногах – ботинки на шнуровке. Начало сороковых?

Тоже вряд ли, окна все целы, никаких затемняющих штор и мешков с песком у двери, да и продавщица довольно упитанная и цветущая для послевоенного времени. Значит, тридцатые.

Тридцатые – специализация Верити. Может, сеть по ошибке закинула меня в одну из ее прошлых перебросок? Или Верити тоже тут? Нет, невозможно. Мой костюм еще сойдет, но ее длинное платье с глухим воротом-стойкой и уложенные в высокую прическу волосы – ни в какую. Круг времен и мест, в которых она может оказаться, не вызвав диссонанса одним своим видом, получается довольно узким и, слава Богу, в основном цивилизованным.

– Вам помочь, сэр? – спросила продавщица, неодобрительно покосившись на мои усы.

Совсем про них забыл. В тридцатых растительность на лице не приветствуется? У Эркюля Пуаро вроде были усы?

– Вам помочь, сэр? – настойчиво повторила она. – Вы что-то конкретное ищете?

– Да.

Что спросить в «Блэкуэлле» в 1930 каком там? «Властелина колец»? Нет, это будет позже. «До свидания, мистер Чипс» [59]? Повесть вышла в 1934 году, но вдруг он еще не настал? Разглядеть дату на книжке квитанций у продавщицы не удавалось, а создавать очередной диссонанс, когда вокруг и без того континуум трещит по швам, желания не было.

– «Упадок и разрушение Римской империи», – перестраховался я. – Гиббона.

– Это вам на второй этаж, – указала продавщица. – Отдел истории.

Спасибо, на второй этаж мне не надо. Лучше держаться поближе к точке переброски. Что у них на первом? Через восемьдесят лет будут записки и метапроза, но сейчас вряд ли. «Алиса в Зазеркалье»? Нет, вдруг детскую литературу уже выделили в отдельное помещение.

– Лестница на второй этаж вот здесь, сэр, – показала продавщица вынутым из-за уха карандашом.

– А «Трое в лодке» Джерома у вас есть? – нашелся я.

– Сейчас посмотрю. – Она двинулась в конец зала.

– «Не считая собаки», – крикнул я вдогонку и, как только она скрылась за стеллажами, юркнул обратно в свой укромный угол.

Я смутно надеялся, что сеть будет открыта или хотя бы мерцанием обозначит скорую готовность, но среди подпирающих потолок книжных полок не наблюдалось даже намека на ее присутствие. И никаких подсказок насчет текущего года.

Я стал по очереди заглядывать на титульные страницы книг. 1904. 1930. 1921. 1756. Эх, беда с этой литературой. Она тоже вне времени. 1892. 1914. Без даты. Я перевернул страницу. И там тоже нет. Тогда я посмотрел на заглавие. Еще бы! Геродотова «История», которую профессор с полковником цитировали только вчера.

У входа звякнул колокольчик. Я осторожно выглянул из-за стеллажа, надеясь увидеть Верити. Но в магазин вошли три дамы в меховых палантинах и шляпках с фигурно заломленными полями.

Посетительницы остановились прямо у двери, любовно отряхивая меха от снега, словно поглаживая, и переговариваясь высокими аристократическими голосами, слегка в нос.

– …и сбежала с ним! – закончила самая правая. Ее палантин напоминал распластанную Принцессу Арджуманд. – Так романтично!

– Но ведь он фермер! – воскликнула средняя. Ее меха больше походили на Сирила и шириной не уступали бульдожьей спине.

– И что такого, что фермер? – возразила третья. – Я рада, что она за него вышла. – Палантин у нее был самый роскошный, с лисьими головами, которые поблескивали стеклянными глазками. – Иначе так бы и чахла на церковных собраниях и благотворительных ярмарках. Позвольте, а что же я хотела купить? Я еще сказала Гарольду утром, не забыть бы, когда попаду в «Блэкуэлл». Что же?

– А мне нужен подарок на день рождения крестнице, – сообщила та, что с Сирилом на плечах. – Чем бы ее порадовать? «Алисой», пожалуй, хотя я никогда не понимала, что дети в ней находят. Какая-то чехарда бессмысленная. Тут исчезли, там появились.

– Ой, смотрите! – воскликнула «лиса», беря со стола новинок книгу в зеленой суперобложке. Рука в рыжей, под цвет палантина, перчатке заслонила название, но автора я разглядел. Агата Кристи. – Вы читали ее последний роман?

– Нет, – покачала головой укутанная в Сирила дама.

– Да, – отозвалась «Принцесса Арджуманд». – Там…

– Нет-нет-нет! – «Лиса» остановила ее взмахом рыжей перчатки. – Не рассказывай, чем закончится. – Она повернулась к «Сирилу». – Вечно Кора всю интригу испортит. Помнишь «Убийство Роджера Экройда»?

– Сравнила! Мириам, не ты ли сама допытывалась, по какому поводу такая шумиха в газетах? – возмутилась «Принцесса». – Как еще было объяснить, не раскрывая, кто убийца? И потом, здесь с «Роджером Экройдом» совершенно ничего общего. Тут про девушку, которую пытаются убить, то есть это мы должны так думать. А на самом деле…

– Не рассказывай! – воскликнула «лисичка».

– И не собиралась, – с достоинством ответила «Принцесса». – Я просто хотела намекнуть, что иногда мы принимаем за преступление вовсе не преступление. Восприятие бывает обманчивым.

– Как в «Тайне авторучки» [60], – подхватила «Сирил». – Нам кажется, будто это первое преступление, а выясняется, что уже второе. Первое произошло много лет назад, и никто о нем даже не подозревал, а убийцей…

– Не рассказывай! – «Лисичка» зажала уши ладонями в рыжей лайке.

– Это сделал дворецкий, – сообщила «Сирил».

– Ты же не читала! – возмутилась «лисичка», отнимая ладони от ушей.

– Не читала. Но это всегда дворецкий.

Свет погас. Странно, сейчас ведь день, и даже если вдруг отключилось электричество, зал с такими большими витринами не может погрузиться в кромешный мрак. Я вытянул руку, нащупывая соседний стеллаж. Он оказался твердым и сырым, словно каменная кладка. Я осторожно шагнул к нему – и чуть не рухнул в пропасть.

Нога нащупала пустоту. Я отпрянул, шатаясь, и плюхнулся всем весом на камень. Лестница. Тогда я пошарил вокруг, прохлопывая ладонью грубую каменную стену – вверх, потом вниз. Винтовая лестница с узкими клиновидными ступенями. Похоже, я в башне. Или в темнице.

Было зябко и промозгло, едва уловимо тянуло плесенью. Вряд ли темница: в подземельях пахнет куда хуже. Но если это башня, то из бойницы где-нибудь наверху должен сочиться свет, и где он? Даже собственную руку не разглядеть. Значит, подземелье.