Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл - Л.И.Шинкарев

Дубчека, Смрковского, Кригеля? Опередить чужие армии и вторгнуться в Че-

хословакию?

И свою жизнь отдать за это?

Я помню, как прилетел в Мозамбик важный партийный функционер. На

собрании в посольстве он с гордостью говорил о том, что никогда еще в сво-

ей истории Россия не закреплялась так далеко от Кремля – на южных рубе-

жах Африки. Мы добрались сюда, продолжал он, с военной техникой, воен-

ными советниками, гражданскими специалистами, и не намерены отступать.

Мы пришли навсегда. «Отныне здесь южный форпост нашей Родины!» Его

так распирал патриотизм, что не оставлял времени подумать, зачем русско-

му мужику и его семье «форпост» на бедном чужом материке.

Никто не вправе упрекнуть безответных солдат, выполнявших приказ

командования. Они не ожидали, что чехословацкая армия не будет им ни в

чем препятствовать, станет наблюдать за ними из казарм, и войска НАТО

останутся на своих местах, не двигаясь, не собираясь с ними соперничать. И

полумиллионная армия пяти стран с танками, артиллерией, авиацией, со

всей своей боевой мощью, вторгшись в маленькую страну посреди Европы, к

изумлению чехов и словаков и к полной растерянности российских солдат и

офицеров, не имела представления, что в оккупированной стране делать

дальше. Когда первое оцепенение прошло, их никто не боялся. Вспомним:

люди смеялись над ними.

Такого психического надлома российская армия еще не знала.

С ним придется воевать в Афганистане и в Чечне, а там не чешский

менталитет; войны нам принесут тысячи цинковых гробов и массу солдат,

молодой цвет нации, покалеченный физически и психически.

В феврале 2003 года я прилетел в заснеженный Улан-Батор. С монголь-

скими приятелями Доржи и Очиром мы ехали в машине от аэропорта Буян-

Ухаа по обледенелой дороге в город. Справа от дороги по белой степи брел

караван верблюдов; на первом восседал монгол в традиционном халате

(дэли) и в рыжей лисьей шапке с козырьком, опущенным на глаза. Покачи-

ваясь, он что-то кричал в мобильный телефон и громко смеялся. Может

быть, говорил с Парижем, Лондоном, Прагой – монгольские дети учатся в Ев-

ропе везде. Колокольчики на мохнатых шеях издавали однотонные печаль-

ные звуки; какое-то время они проникали сквозь стекла и слегка заглушали

радиоприемник. Но скоро мы обогнали караван. В машине шел неторопли-

вый разговор, мы не вслушивались в проходящие фоном приглушенные ра-

диоголоса. Вдруг слух уловил знакомое сочетания звуков, мгновение спустя

оно повторилось, отчетливо складываясь в имя, такое неожиданное в мон-

гольской степи. Сидя рядом с водителем, я потянулся к черной панели и кру-

танул рукоятку усилителя звука.

«…В субботу 15 февраля в возрасте 82 лет от эмболии легких в Праге умер

Иржи Ганзелка, знаменитый чешский путешественник, писатель, кинодокумента-

лист. С Мирославом Зикмундом он объехал весь мир. Они написали книги, которыми

зачитывались целые поколения. Их киноархив до сих пор представляет огромную

научную и художественную ценность…»

Разговор в машине смолк.

«…В 1968 году Ганзелка и Зикмунд выступили против вторжения войск стран

Варшавского договора в Чехословакию. На этом их путешествия закончились. У них

отобрали заграничные паспорта. Следующие двадцать лет Ганзелка работал са-

довником, Зикмунд перебивался случайными заработками. Только после бархатной

революции 1989 года их книги вернулись на полки библиотек. Но путешествия по Со-

ветскому Союзу Ганзелке и Зикмунду уже не завершить. И никогда не написать кни-

гу, которой отдали столько сил. Хотя бы потому, что такой страны больше не су-

ществует…»

– Что с вами? – дергает меня за рукав Доржи. – Этих людей вы где-

нибудь видели, нет? А книги читали, нет? У меня одна есть, про Африку. Могу

дать, хотите, нет?

Это я теперь припоминаю, о чем спрашивал Доржи, а тогда не слышал.

Письмо М.Зикмунда из Злина в Москву (31 декабря 2003 г.)

Дорогой Леня, я тебе до сих пор должен ответ на твое письмо из Тегерана (без

даты, с почтовой печаткой 17.4.02) – я постоянно столько занят, ведь хорошо зна-

ешь. В позапрошлом году мы чуть-чуть в Каире не встретились! 1 Приехали мы с Ма-

рией 1 апреля, побывали до 3 числа и снова перед отлетом с 12 до 14 апреля. Третий

раз в жизни я посмотрел Луксор и Карнак и вспоминал Юрия и наш проход на юг, в

Нубийскую пустыню.

Может быть, ты не знаешь, что Юра уже не среди нас. Умер он 15 февраля, на

другой день после моего дня рождения. Один из моих друзей мне написал, что Юра

ждал со своим отходом сутки, чтобы мне не испортить радость… Три недели до

того, 20 января, я последний раз его видел в больнице. Когда мы прощались, Юра пер-

вый раз в течение этих четырех лет, пробывших в горизонтальном положении, он

жаловался: Mirku, je to tady k zešileni – здесь это – сойти с ума… Мне без него трудно,

ты понимаешь, – вся активная жизнь связана с ним.

И у меня были трудности: в прошлом году внезапная болезнь сердца – и потом

осложнения. С тех пор я чувствую себя хорошо, но рисковать не решаюсь. Это тоже

причина, почему я отказался выехать в будущем январе в Москву.

И причина, что я тебе сегодня пишу:

До ноября этого года проходила в синагоге в Пльзене (городе, где я родился) вы-

ставка, более 300 фотографий из наших путешествий, встретилась она с большим

отзывом в печати, радио и телевидении. В 2004 г. она пойдет в Национальную гале-

рею в Братиславу и 2005 в Пражский кремль (Град) – под защитой президента рес-

публики. И теперь часть выставки организует чешский центр при посольстве Чехии

в Москве. Приедут мои друзья, которые выставку организовали, Радек (Радослав)

Кодера (знаменитый фотограф, который с десятка тысяч негативов очень умно

выбрал эти 300) и Пржемек (Пржемысл) Ржепа. Организаторов я попросил, чтобы

они тебе прислали приглашение на вернисаж – и тебя лично я очень прошу, чтобы

ты выставку открыл от имени своих хороших друзей Юрия Ганзелки и Мирослава

Зикмунда.

Обоим, Радеку и Ржимеку, я сказал, что ты был единственным из наших друзей

в бывшем СССР, который с большим риском не боялся связи с нами в течение оккупа-

ции. Благодарен тебе вперед, желаю тебе и Неле всего хорошего… Привет от Марии.

И еще вопрос: какая судьба твоих рукописей – когда будешь публиковать? Твой Мирек

2.

Это была пытка: со всех сторон надвигались гигантские черно-белые

фотографии, узнаваемые мгновения жизни, в том числе твоей жизни, и не

промелькнувшие, как в кино, а остановленные, вплотную приближенные к

тебе. Укрупненные лица прекрасно тебе знакомых, или кажется, что знако-

мых, а теперь, сорок лет спустя, возвращенных в твои зрачки. Сегодня моя

дочь старше меня, каким я был тогда, в 1964 году на сибирском тракте Ир-

кутск – Красноярск, когда по колено в болоте держал штативы и сменные

объективы, помогая двум славным чехам, влюбленным в мою страну, искать

удачную точку для съемки. Они сделали четыре тысячи фотографий для

книги, обещавшей стать лучшей в их судьбе – путешествия по СССР.

Для книги, которую похоронил 1968 год.

Прежде, чем приступить к ней, они странствовали по Советскому Союзу

четыре раза. Их впечатлений другим журналистам за глаза хватило бы для

громких публикаций на многие годы. Но у них была слабость, властям непо-

нятная и потому непростительная. По складу ума исследователи, въедливые

экономисты, многое на свете повидавшие, постоянно сравнивающие, они

ничего не принимали не веру, не давали себя обмануть. Не люби они Россию

так искренне, они бы смирились с тем, что где-то не успели побывать, но они

чувствовали, как от них ждут откровения и все глубже погружались в мате-

риал. Еще одна поездка в Советский Союз (ее намечали на 1967-й или 1968-й

год), и можно будет поставить точку.

Их замысел растоптали те самые танки, что были посланы усмирить –