Её вина - Анна Джолос

и в целом, хочу тебе сказать, множественные травмы, полученные при ДТП, всё ещё дают о себе знать. Нельзя сейчас пускаться во все тяжкие.

– Я понимаю и обещаю тебе, что поговорю с ним.

– Давай, рискни, – усмехается он. – Положа руку на сердце, моё терпение уже на грани. Воевать с ним надоело. Этот парень не принимает важность элементарных вещей!

– Не злись, ладно? Мы исправимся, я обязательно проведу беседу с Максимом.

– А, и ещё… ему бы организовать лечебный массаж и кинезитерапию.

– Давай организуем, – с готовностью отзываюсь я.

– Пришлю Вику. Она толковая, – достаёт свой смартфон.

– Хорошо.

– Так. Щас я перекурю и отправлюсь к этому несносному.

– Слушай, Жень… А когда можно будет отвести его в бассейн? Ты говорил, что надо немного подождать.

– Уже пора, – даёт добро он. – Может хоть так, будучи в своей стихии, Максим немного успокоится.

*********

Пока Женя проводит процедуры, я возвращаюсь к Сонечке, и мы продолжаем процесс приготовления лазаньи. Под её чутким руководством нам удаётся сотворить настоящее чудо. Блин, вот честно никогда так не радовалась чему-то, что сделано моими руками. Пожалуй, только когда самостоятельно починила поломку отечественной девятки, настигнувшую нас в пути. Вот где нонсенс-то был. До сих пор помню отвисшие челюсти ребят. Им было невдомёк, что каждые выходные мы с отцом разбирали такую же девятку, руководство по эксплуатации и ремонту которой я знала практически наизусть.

– Ну вот! Красота! – хвалит меня Сонечка. – Обедать будете на веранде?

– Да.

– Сейчас накрою!

И вот десять минут спустя мы уже сидим на веранде. Мы – это я и Громов. Мрачный, молчаливый и до крайней степени заведённый. Женя от совместного обеда открещивается. Говорит, что итак (цитирую) «сыт по горло». Сонечка по традиции тоже отказывается составить нам компанию и отправляется в сад поливать цветы.

– Не голоден? – замечаю, что Максим есть, похоже, не собирается. И от этого досада противно жжёт лицо.

Молодой человек молчит. Рассматривает узорчатую салфетку.

– Максим, ты не злись на Женю. Он – толковый специалист и знает, как должна проходить реабилитация. Поверь, я неспроста пригласила именно его.

– Всё идёт слишком медленно, – сминает всё ту же салфетку в кулаке.

– Тебе так кажется. Мы давно не виделись и знаешь что? Ты сейчас, и ты в больнице – два абсолютно разных человека.

– Да уж конечно…

– Говорю тебе! Серьёзно, ты уже без костылей – разве не здорово?

– О да, прекрасно! Тоже мне прогресс, – швыряет салфетку на стол и откидывается на спинку стула.

– Конечно прогресс! Вспомни, что было месяц назад. Ты мучился от боли и не мог передвигаться без посторонней помощи. Теперь ты ходишь и фактически ни от кого не зависишь.

– Мне этого недостаточно, ясно? – недовольно поясняет он.

– Яснее ясного, – невозмутимо отвечаю я. – Только здесь, Громов, как с беременностью. Как бы сильно не хотела женщина сократить период вынашивания ребёнка, сделать это не представляется возможным.

– Ну и сравнение, Барских, – его настроение меняется всего за секунду.

Клянусь, он едва сдерживает улыбку.

– Попробуй, вроде неплохо, – настойчиво пододвигаю к нему тарелку с лазаньей, блаженно вдыхая суперский аромат, исходящий от неё. – Или ты объявляешь голодовку?

– Что там ещё придумал этот айболит? – интересуется между делом, игнорируя мои слова.

– Завтра приедет специалист, тебе показан лечебный массаж. Есть не будешь? Тогда отдай свою порцию мне, – хватаюсь пальцами за край тарелки.

– Буду вообще-то, – берёт вилку и принимается за обед.

Самодовольно ухмыляюсь, наблюдая за тем, как он ест. Судя по всему, аппетит после ЛФК всё-таки разыгрался, как бы он тут не выпендривался.

– Ну вот… любишь ты, Громов, чтобы тебя поуговаривали. Вкусно же.

– Эта ваша Софья Павловна – кулинарный бог, – признаётся он, отрезая ножом ещё один кусочек лазаньи внушительного размера.

Искренне радуюсь, что ему понравилось. Улыбаюсь и киваю. В груди разливается странное тепло, и я мысленно хвалю себя за неожиданный эксперимент. Пусть я делала всё под руководством Сонечки, но всё же сама… Своими кривыми и почти ни на что не годными ручонками.

Внезапно о себе даёт знать мой телефон. И если бы не рингтон, оповещающий о том, что звонит Троицкий, я бы не ответила.

– Извини. Захар звонит, – провожу пальцем по экрану и включаю громкую связь. – Привет!

– Арин, – голос друга звучит крайне взволнованно. – Рената пришла в себя.

– Да ты что! – перестаю жевать. – Слава богу!

Мои глаза помимо воли наполняются слезами.

– Она… Арин, представляешь, она позвала меня. Первое слово, которое сказала, – тяжело вздыхает Троицкий, – моё имя. Моё имя произнесла…

В течение последних нескольких недель чувство вины медленно разъедало его изнутри. Безусловно, кома Ренаты стала ударом для всех нас. Но для Захара, по моему мнению, в особенности. Ведь всё это время он корил себя за то, что позволил ей рисковать собой, участвуя в организованной нами авантюре.

– Конечно она позвала именно тебя, как иначе!

Даже во сне Корецкая остаётся верна себе. Ведь в её сердце столько любви к этому парню! Пылкой, глубокой и такой настоящей...

– Помнишь про суд? Первое слушание состоится в эту пятницу.

– Хорошо, что ты сказал, совсем вылетело из головы.

– Кстати, как ты съездила в змеиное логово?

Змеиным логовом он именует отчий дом Ахметова.

– Ты вела себя как пай-девочка? Жених остался всем доволен? – по привычке стебёт меня друг.

– Нет у меня больше жениха, – отпиливаю кусок лазаньи, силясь не вспоминать о том, что произошло между мной и Игнатом.

– Ни