Женщина на все времена - Элизабет Хэран

что находится в пещере, и на ней нет собственной одежды — ее заменила рубашка, сшитая из грубого материала. Что же все-таки произошло?

Оказалось, что наступило утро, хотя она видела лишь сумрачный полусвет. Третий день идет дождь, поэтому так пасмурно. Посреди пещеры горит костер. Нола почувствовала запах еды, но сильного голода не ощутила. Лиззи принесла ей завтрак — какое-то мясо, а Нэнси протянула кувшин с водой. Англичанка автоматически взяла все это, но ни к чему не притронулась. Она была рада снова видеть своих старых знакомых, но чувствовала себя очень подавленной. Что же с ней случилось? Как она оказалась здесь?

— Как я к вам попала? — Нола обратилась с этим вопросом к Лиззи.

Та улыбнулась, и стала что-то быстро говорить на своем языке. И тут Нола вспомнила, что упала с лошади и погрузилась в мутные воды реки Шотхорн. Еще она вспомнила, что ее понесло вниз по течению, а душевных и физических сил, чтобы бороться за жизнь, у нее не было. И это все.

Когда дождь прекратился и слабый солнечный луч дотянулся до входа в пещеру, Мерюла приказал племени собираться в дорогу. Женщины быстро уложили свои пожитки. Нола смотрела за этими сборами и спрашивала себя, куда они отправляются и не оставят ли ее здесь, чтобы она сама искала дорогу на ферму.

— Вы отведете меня домой? — теперь она обратилась к Мэри.

Конечно, Нола знала, что аборигены не понимают ее языка, но отчаянно хотела поверить в то, что они догадаются, о чем она говорит. Мэри промолчала. Когда пришло время уходить, женщины помогли Ноле встать и вывели ее из пещеры.

— Где моя одежда? — спросила она, чувствуя себя очень неловко в короткой рубашке. Потом повторила свой вопрос, сопровождая его соответствующими жестами. Последовала оживленная дискуссия, и Мэри принесла ей сапоги. Англичанка торопливо обулась, а племя тем временем двинулось в путь.

Шли аборигены молча, тем не менее от их взгляда ничего не ускользало. Нола это заметила. Воздух был сырой, трава мокрая. Дождь оказался таким сильным, что земля не смогла впитать всю воду.

Нола не представляла, куда они идут. Она очень надеялась, что к ферме, однако сориентироваться не могла.

Ничего в этой местности не было ей знакомо, но она без интереса осмотрелась по сторонам. Равнина только пробудилась к жизни, только почувствовала в себе новые силы. Кенгуру, эму, ящерицы, птицы — все наслаждались тем, что дал им дождь.

Нола так долго ждала этого дождя, а сейчас у нее не было даже настоящей радости при виде возрождавшейся жизни. Пока молодая женщина молча, без единой мысли шла рядом с аборигенами, она не ощущала ничего, кроме глубокой печали. Вечером разбили лагерь. Нола сидела около костра и наблюдала за тем, как племя обустраивается. Она до смерти устала. Пока женщины готовили еду, а мужчины разговаривали, англичанка заснула.

Утром пошли дальше. Аборигены не остановились даже тогда, когда снова начался дождь. Нола ожидала, что вот-вот покажется ферма Ленгфорда Райнхарта, она надеялась увидеть ее за каждым холмом и за каждой эвкалиптовой рощицей. Когда они подходили к реке, она думала, что это Шотхорн, но все реки казались ей одинаковыми, и той, которую она так хотела видеть, все не было. Аборигены ловили рыбу. Они все время были чем-то заняты.

— Куда вы меня ведете? — наконец не выдержала молодая женщина. — Я знаю, что меня ищут. Мне нужно домой, — попыталась она втолковать Мерюле, который смотрел на нее пустыми, как ей казалось, глазами.

Она так соскучилась по Шеннон! Так хочет увидеть Ленгфорда! При мысли о Галене сердце Нолы было готово разорваться. В конце концов ее охватило уныние.

«Мне нужно было уехать, — подумала учительница, — я должны была вернуться в Англию. Я не могу больше здесь жить». Она чуть было не расплакалась. Но что толку? Ее никто не слушал, она могла кричать от отчаяния, могла убежать одна куда глаза глядят, но инстинкт самосохранения не позволял ей это сделать. Без аборигенов она наверняка погибнет.

Вечером у костра Нола дремала и вполуха прислушивалась к болтовне аборигенов. Они смеялись и танцевали.

Ноги у молодой женщины болели, ведь они два дня были в пути.

Учительница была совершенно измучена. И вдруг до нее дошло, что племя просто вернулось к своему кочевому образу жизни и взяло ее с собой.

— Я хочу домой, — повторяла она снова и снова, но ее никто не понимал.

На следующий вечер Нола села рядом с Мерюлой. Пока он молча смотрел на костер, она говорила, не останавливаясь ни на минуту. Конечно, он ее не понимал, но слушал. Молодая женщина рассказывала об Англии, о том, как решила ехать в Австралию. Говорила о том, как сильно изменилась ее жизнь, о том, что стыдится того, что все жители Джулиа-Крик и окрестностей сейчас болтают о ней. Она изливала ему свою душу и плакала. Иногда Мерюла поднимал на нее взгляд и кивал.

Он, казалось, знал, что Нола освобождается от непосильного груза, высказывая ему все, что наболело. Если бы она только знала, о чем он думает! Ей так нужна была помощь…

Прошло несколько дней, и каждый из них был похож на другой — жара и духота утром, долгий дождь днем и ночью. Аборигены умели радоваться самым простым вещам — цветку, дереву, птице. Вечер за вечером Нола садилась у костра рядом с Мерюлой и начинала свой бесконечный рассказ. Он слушал.

Наконец, англичанка совсем потеряла счет времени. Она даже не заметила, как темное облако, угрожавшее накрыть ее с головой, куда-то ушло. В этот день она почувствовала, как шевелится ее ребенок, и ощутила такое блаженство, что чуть не пустилась в пляс. Чтобы поделиться своей радостью, она взяла руку Мэри и положила на свой живот. Когда малыш опять толкнулся, Мэри рассмеялась и позвала других женщин. После этого кто-то из них всегда был поблизости. Во время еды ей давали самые лучшие кусочки и жестами показывали, чтобы она больше ела. Ноле готовили удобную постель, за что она была благодарна, потому что не привыкла спать на земле. Она наслаждалась тем, что с ней обращались как с совершенно особенной гостьей.

Нола продолжала изливать душу Мерюле. Постепенно она начала снова улыбаться и смеяться. Ему это явно понравилось. Однажды вечером англичанка даже приняла участие в танцах. Она смеялась вместе с женщинами, разрисовавшими ей лицо глиной цвета охры. Мерюла наблюдал. Он сказал что-то своим соплеменникам, и все, улыбаясь, повернулись к ней.

На следующий