Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина - Владимир Набоков

Ср.: Михаил Милонов (1792–1821), «Бедный поэт», весьма вольный перевод «Несчастливого поэта» Лорана Жильбера. Во второй половине строки 23 у Жильбера читаем: «о весна моих дней!» Остальное переведено Мило-новым в плохом парафразе (строки 1, 12–14):

О дней моих весна! Куда сокрылась ты?...................................................Но блеск отрадных дней твоихЕще прельщенное воображенье ловит,Кто знает, что судьба в грядущем нам готовит?

См. также: Шарль Юбер Мильвуа (1782–1816), «Элегии», кн. 1, «Падение листьев» (1-е изд.):

Et je meurs! de leur froide haleineM'ont touché les sombres autans;Et j'ai vu, comme une ombre vaine,S'évanouir mon beau printemps.

<И я умираю! Холодным дыханиемОвевают меня ненастные ветры;И вижу я, подобно бесплотной тени,Исчезает моя прекрасная весна>.

И его «Молитесь за меня» «сочинено… за восемь дней до его смерти»:

Je meurs au printemps de mon âge,Mais du sort je subis la loi…

<B моей весне уж над могилойСтою в слезах; к ней взор склоня,Молитесь Богу за меня.

Русские комментаторы (упомянутые Бродским в его комментариях к «ЕО», с. 241) указывали на прототипы стихов Ленского в русских элегиях того времени, среди которых мы встречаем «Вертера к Шарлоте» Василия Туманского (1819), написанную ямбическим пятистопником («…Когда луна дрожащими лучами / Мой памятник простой позолотит, / Приди мечтать о мне и горести слезами / Ту урну окропи, где друга прах сокрыт»); «Пробуждение» Кюхельбекера (1820), хореическим четырехстопником («Что несешь мне день грядущий? / Отцвели мои цветы…»); и особенно анонимное «Утро» (которое В. Гиппиус приписывает В. Перевощикову) в антологии 1808 г. («Дни первые любви!… Куда, куда вы удалились…»).

Молодой Пушкин сам предвосхищал молодого Ленского: «Опять я ваш…» (1817): «…Умчались вы, дни радости моей!»; «К Щербинину» (1819): «…Но дни младые пролетят»; «Мне вас не жаль, года весны моей» (1820); «Погасло дневное светило…» (1820): «…Подруги тайные моей весны златыя» [златыя, устар., род. пад, ед. ч., ж. р.].

В английской поэзии очевидным примером этой фразы служат слова Пикока: «Яркая и счастливая весенняя пора наших дней» («Видения Любви» в книге «Пальмира и другие стихотворения», 1806).

Комментируя сходные выражения Катулла в стихотворении «К Манлию», забавный француз Франсуа Ноэль, находясь под впечатлением от того, что перевел этого поэта («Поэзия Катулла» (Париж, 1803), II, 439 — книга, которую имел Пушкин), — написал по поводу строки 16:

«„Ver… florida“ <„весна… цветущая“ — лат.>. Эти радостные выражения „расцвет лет, весна жизни“ доказывают, что первые писатели, которые ими пользовались, были наделены прекрасным воображением. Например, Петрарка очень удачно сказал:

Ch'era dell'anno, е di mia etate aprile

<Когда был мой год и апрельский возраст

но гораздо менее удачно получается у тех, кто ему подражает. Вот почему поэтический язык столь труден. Заурядно или своеобразно — эти два подводных камня неразделимы; путь через них узок и труден».

Были времена, когда «перевод» означал изящный парафраз, когда фраза «la langue poétique» <«поэтический язык»> была синонимом «le bon goût» <«хорошего вкуса»>, когда люди со «вкусом» были шокированы «les bizarreries Sakhespear» <«странностями Шекспира!»> (Ноэль, II, 453) и когда Жана Батиста Руссо считали поэтом.

Любопытный парадокс состоит в том, что, хотя переводы на французский язык восемнадцатого века из современных и древних поэтов являются самыми плохими из существующих, французские переводы последнего времени — лучшие в мире; одна из причин этого в том, что французы используют свою удивительно точную и всемогущую прозу для передачи иностранных стихов вместо сковывания их тесными рамками тривиальной и обманчивой рифмы.

Теофиль Готье еще в 1836 г.[69] писал: «Перевод, чтобы быть хорошим, должен быть в некотором роде словесным подстрочником…. Переводчик должен быть обратным оттиском своего автора; он должен повторять его до возможно мельчайшего знака».

4 златые дни. Если «дни весны» пришли из Франции, то «златые дни» пришли из Германии.

Жуковский в 1812 г. создал русский вариант «Идеалов» Шиллера (см. коммент. к XXIII, 8) — «Мечты» (использовав для заглавия перевод немецкого слова «фантазии», встречающегося во 2-й строке оригинала):

О! meines Lebens goldne Zeit?

переведено как:

О дней моих весна златая…

Ср.: Милонов, «Паденье листьев. Элегия» (1819; подражание «Падению листьев» Мильвуа; см. предыдущий коммент.), строки 21–24:

Осенни ветры восшумелиИ дышут хладом средь полей,Как призрак легкий улетелиЗлатые дни весны моей!

Подражание «Падению листьев» Мильвуа можно найти у Баратынского (1823–27), строки 21–22:

Вы улетели, сны златыеМинутной юности моей!

8 Нет нужды; прав судьбы закон. Надо заметить, что Пушкин повторил конец меланхоличной строки Ленского десятью годами позже — в строке 22 своего (неоконченного) стихотворения, посвященного двадцать пятой годовщине Лицея и прочитанного вслух на встрече 19окт. 1836 г., которая для него должна была стать последней. Стихотворение состоит из восьми строф, написанных восемью ямбическими пятистопниками каждая. Последняя строка строфы VIII не окончена. Схема рифмы строфы — baabecec (строки 19–22):

Прошли года……как они переменили нас!....................................Не сетуйте. Таков судьбы закон.

Словосочетание «судьбы закон» не только по смыслу, но по звучанию близко к строке из стихотворения Мильвуа «Молитесь за меня»:

…du sort je subis la loi…

<…я покоряюсь закону судьбы…>.

10 При переводе «Все благо» (все, что входит в понятие человеческого счастья) на мой выбор повлияли слова Лейбница, которые Поуп передал как «all is right». Они были известны Пушкину из иронического рефрена Вольтера «все хорошо, все во благо» в его романе-памфлете «Кандид, или оптимизм» (Женева, 1759); см., например, гл. 10, 19, 23. Строка Поупа («Эссе о человеке», послание 1, строка 294):

Одна правда ясна: «Все существующее — благо».

(См. также «Эссе», послание IV, первую половину строки 145 и вторую 394). Тон элегии Ленского, по моему мнению, определенно несет в себе этот отзвук тогдашнего Оптимизма — как первоначально называлась доктрина, выдвинутая Готтфридом Вильгельмом Лейбнитцем, или Лейбницем, немецким философом и гением математики (1646–1716). Вольтер как мыслитель был бесконечно ниже Лейбница, тогда как умение Поупа подражать избранным темам, по крайней мере, лишено смешного (чего не скажешь о Вольтере) благодаря исключительному таланту поэта ставить лучшие слова на самые лучшие из возможных мест.

В стихотворении «Человек», обращенном к Байрону и опубликованном в книге «Поэтические раздумья» (Париж, 1820), Ламартин поясняет в сроке 56:

Tout est bien, tout est bon, tout est grand à sa place…

<Все хорошо, все во благо, все оказывается великим на своем месте… >.

XXII

   «Блеснетъ заутра лучъ денницы   «И заиграетъ яркій день;   «А я — быть можетъ, я гробницы 4 «Сойду въ таинственную сѣнь,   «И память юнаго поэта   «Поглотитъ медленная Лета,   «Забудетъ міръ меня; но ты 8 «Придешь ли, дѣва красоты!   «Слезу пролить надъ ранней урной   «И думать: онъ меня любилъ,   «Онъ мнѣ единой посвятилъ12 «Разсвѣтъ печальный жизни бурной!...   «Сердечный другъ, желанный другъ,   «Приди, приди: я твой супругъ!...»

8 дева красоты. Фр. «Fille de la beauté». Псевдоклассический галлицизм; например, в начале «Подражания Горацию», «Оды», книга Первая, № XVI, Этьена Огюстина де Вейли (1770–1821) в «Almanach des Muses» (1808), с. 117, и в отдельном издании «Оды Горация» (1817).