Холодная весна - Кэрол Тауненд

— Сам старый резчик в Ваннском соборе позавидовал бы твоему мастерству, мой милый, — сказала Анна. Она задавала себе вопрос, сколько времени пробудет чудесная игрушка в руках ребенка с необломанным хвостом. Для ребенка лошадка была слишком хороша, царский, непрактичный подарок, и она еще больше влюбилась в Гвионна за такую заботу. Однако Жан, сжимавший в руках статуэтку, даже не улыбнулся.

— Кажется, я не с того начал, — предположил мастер-резчик, не видя выражений восторга. — Наверное, она ему не понравилась.

Анна рассмеялась.

— Ты, видать, плохо знаешь детей. Молчание говорит здесь больше слов. Он попросту остолбенел от изумления. Он без ума от подарка. Что ты скажешь, сыночек?

Жан не ответил ни слова, но кивнул.

Бартелеми сделал шаг вперед.

— Ты что сейчас получил, милое дитя?

— Лошадку. Смотри.

— Красивая правда? А ты не хочешь посидеть на настоящей лошади?

— Да.

Бартелеми подал мальчугану руку.

— Пошли, познакомимся со Звездочкой, а твоя матушка и Гвионн пусть обменяются новостями.

Арфист и ребенок покинули просеку.

Анна вздохнула и прислонилась к плечу Гвионна.

— Это ты попросил Бартелеми отвлечь малыша? — спросила она.

— Нет, не я. — Сев на траве, Гвионн притянул Анну себе на колени.

— Наш певец просто чудо, — похвалила спутника Анна. — Он всегда в точности знает, что нужно делать.

— Гм-м, да… Он неплохой товарищ. — Гвионн возился с корсетом платья, закрепленного на пояснице сложным переплетением зеленых лент.

— Я думала, тебе это будет по вкусу, — усмехнулась Анна. — Я как-то видела подобное платье на барышне в одном зале, где мы пели. Ее служанка получила этот покрой с Востока.

— Как оно снимается?

Анна покраснела и собралась было показать ему. Но Гвионн, передумав, мягко отвел ее руку в сторону.

— Нет, давай лучше я сам разберусь. Я сперва развяжу эту, затем ослаблю вон ту… Так, эту, и еще тот узел. Вот и все.

Смотря в глаза жене, Гвионн просунул ей руку меж грудей.

Анна вздохнула, и они слились в поцелуе.

— Гвионн…

— Как в раю, Анна…

Мужская рука ласкала то одну грудь, то другую. Анна стонала и закусывала нижнюю губу.

Наконец Гвионн совлек корсет с женского тела.

— Что, ты собрался овладеть мною прямо здесь? — спросила она, блеснув карими глазами. — На виду у всех проезжающих мимо?

— Не совсем. — Подхватив жену на руки, Гвионн отнес ее за поваленное дерево и повалился со своей ношей в заросли высоких папоротников. — Тут нас никто не увидит. — Его губы искали ее рот.

— Что, если вернутся Бартелеми и Жан?

— Куда им. Старший из них достаточно предусмотрителен.

Гвионн уже расстегивал женины юбки.

Они не скоро заговорили снова, а когда этот момент наступил, они единогласно решили больше никогда не расставаться.

Анна могла поселиться в Ля Фортресс, но, чтобы оставить Гвионна вне подозрений, она должна была выступать в роли жены Бартелеми. Жан считался бы их сыном. Если, конечно, Бартелеми согласится.

Но он не возражал.

Глава девятнадцатая

После обеда Арлетта, забравшись на свой наблюдательный пост на крыше башни, увидела, как Гвионн Леклерк и Бартелеми ле Харпур возвращаются в крепость.

Но на этот раз позади Гвионна сидел не менестрель, а молодая женщина, которая, похоже, не имела никаких навыков верховой езды. Руки ее судорожно вцепились в талию эсквайра. А Бартелеми шагал рядом со стременем. На плечах он держал маленького мальчика — скорее всего, это были его жена и сын. Удивительно, как это Гвионн, обычно очень неуступчивый, когда дело касалось его Звездочки, позволил использовать своего вороного в качестве вьючного животного — торба и арфа менестреля красовались на крупе лошади, привязанные к седлу. Должно быть, эсквайра сэра Ральфа и этого арфиста что-то связывало, если Леклерк оказывает ему такие услуги.

Арлетту всегда немного удивляло, почему Леклерк всегда и везде держится особняком, не сходясь ни с мужчинами, ни с женщинами. Она была рада, что наконец-то он нашел себе друзей.

Когда путники ступили на подъемный мост и копыта Звездочки застучали по деревянному настилу, молодая женщина посмотрела вниз, в ров, и невольно вскрикнув, еще теснее прильнула к Леклерку. Арлетте хотелось бы узнать, где были госпожа ле Харпур и ее отпрыск в прошлый раз, когда Бартелеми приходил в замок без них. Впрочем, заключила она, возможно, в тот раз ребенок просто был еще слишком мал, чтобы странствовать, или болел.

Логично было предположить, что жена Бартелеми тоже уличная певица. Действительно, в тот вечер Арлетта услыхала незнакомый женский голос, перемежавшийся во время концерта с уже известным ей голосом самого Бартелеми. Когда Арлетта расспросила Клеменсию, та с готовностью подтвердила, что это был голос мадам ле Харпур.

— Они превосходно спелись, — заметила Арлетта.

— Так оно и есть. Они понравились графу Этьену, который хорошо разбирается в музыке. Он попросил их остаться. — Вспомнив о других музыкантах, которых граф отправил восвояси, Клеменсия с усмешкой добавила: — Интересно, почему он не взял тех троих, помнишь?

— Могу объяснить, — сказала Арлетта. — Ему не позволила гордость.

— При чем тут гордость?

— Когда мы прибыли в Ля Фортресс, я сказала, что они мне понравились. Чтобы угодить мне, граф повел себя галантно и сделал широкий жест, предложив им остаться. Но когда я впала в немилость и угодила в эту башню, то даже вид их стал напоминать ему о том, что он нарушил обещание. Он отослал их, потому что они своим присутствием напоминали ему о том бесчестии, которое он на себя навлек, отказавшись взять меня.

Арлетта засмеялась.

— Интересно, он все еще так и не считает себя виновным в нарушении пунктов брачного договора? А ты, Клеменсия, заметила, как легко действовать бесчестно по отношению к тому, кто слабее тебя?

— Я о таких вещах не задумываюсь.

— А я задумываюсь. Если бы у меня были другие родственники, люди богатые и властные, мне не пришлось бы сидеть тут в башне. Но у меня есть только отец, и как только его власть и сила пошатнулись, это тотчас же на мне отразилось. Я — слабая беззащитная женщина. А граф Этьен имеет наглость считать себя человеком благочестивым и честным!

— Брось это, Арлетта. Жизнь проходит…

— Отказаться от своего? Никогда! На прошлой неделе я получила письмо от епископа Ваннского: он согласился ходатайствовать за меня перед Папой Римским. — Она иронично усмехнулась. — Видимо, за меня вступились силы небесные — моя мачеха щедро жертвовала на перестройку сгоревшего собора.