Железо и кровь. Франко-германская война - Бодров Андрей

Однако ни французское руководство, ни основная масса населения продолжения войны не желали. В условиях открытого конфликта правительству «национальной обороны» пришлось озаботиться вопросом отстранения Гамбетты с занимаемых постов, что составляло крайне деликатную задачу. Отправленному в Бордо Жюлю Симону были даны самые решительные инструкции, предусматривавшие в случае необходимости арест популярного политика. Гамбетта пытался лишить эмиссара беспрепятственного доступа к телеграфу и изолировать, однако потерпел неудачу. Жюль Симон избирался от Бордо и пользовался здесь влиянием и уважением. Ему удалось привлечь на свою сторону Гарнье-Пажеса, Пельтана и Араго. Гамбетте оставались лояльны многие республиканцы, а также значительные вооруженные силы. Однако перед лицом угрозы гражданской войны он предпочел уйти в отставку[1148]. Путь к подписанию предварительного мирного договора был открыт.

Не все было спокойно и в стане победителей. Значительной части германского офицерского корпуса условия перемирия казались слишком мягкими. Они призывали расширить зону оккупации, заставив французов пойти на полную капитуляцию. Настроения военных оказывали влияние на их действия. В департаменте Ду немецкие военные власти выполняли условия перемирия своеобразно. «Они пропускают наши письма, но запрещают нам газеты и телеграфные сообщения: новости из Бордо мы получаем только через них», — свидетельствовал хранитель библиотеки Безансона Огюст Кастан[1149]. Немецкие войска продолжали перемещаться и занимать города, где-то они компенсировали расходы на свое содержание, где-то продолжали принудительные реквизиции.

После подписания французами перемирия Бисмарк считал войну оконченной. Мольтке же вовсю готовился к новой кампании. «Страна находится под угрозой анархии, — разъяснял он свою позицию брату Адольфу 3 февраля. — Поэтому мы должны быть полностью готовы к продолжению борьбы»[1150]. Переброска, по указанию руководителя германского генштаба, двух армейских корпусов на Луару дала Бисмарку очередной повод обвинить того в саботаже мирных переговоров. Ради их ускорения Бисмарк, по-видимому, даже подумывал оставить французам Мец. Однако Мольтке категорично требовал сохранить эту стратегически значимую мощную крепость в немецких руках. Конец раздорам положило лишь подписание мира.

8 февраля 1871 г. во Франции наконец состоялись выборы в Национальное собрание. С учетом чрезвычайных обстоятельств, в которых осуществлялось голосование, процедура выборов прошла на удивление гладко как в той части Франции, что оставалась под контролем Временного правительства, так и на оккупированных германской армией территориях. В сложившихся чрезвычайных условиях привычной предвыборной кампании не удалось провести нигде за исключением столицы. По сути, голосование свелось к одному вопросу: мир или продолжение войны? Итоги голосования принесли подавляющее большинство монархистам (более 400 голосов), выступавшим за скорейшее заключение мира. Подлинным триумфатором стал Тьер, избранный сразу в 31 департаменте. Париж, в пику остальной Франции, отправил в парламент почти исключительно радикальных республиканцев — сторонников войны «революционными методами».

Выборы также прошли и в Эльзасе, превращенном к тому моменту в немецкое генерал-губернаторство. Этот вопрос составлял отдельный предмет разногласий между Бисмарком и Жюлем Фавром во время неудачных переговоров в Феррьере в сентябре 1870 г.[1151] Очевидно, что Бисмарк хотел избежать всего, что придало бы этим выборам характер официально признанного немцами плебисцита по вопросу о национальном самоопределении эльзасцев. Заинтересованный в скорейшей ратификации мирного договора французами, Бисмарк ограничился устным обещанием в январе 1871 г. не чинить препятствия голосующим, равно как не преследовать тех, кто выдвинет свои кандидатуры. В своих инструкциях генерал-губернатору в Страсбурге он рекомендовал рассматривать выборы «как правовую фикцию» и придерживаться того, что «эти выборы для нас не существуют»[1152].

Как бы то ни было, выборы стали еще одним недвусмысленным индикатором настроений в Эльзасе и Лотарингии. Из-за затрудненного сообщения с Парижем о них здесь стало известно меньше чем за неделю до их проведения, поэтому предвыборная кампания во многом носила характер импровизации. Выборы фактически свелись к референдуму «за» или «против» заключения мира и были отмечены высокой явкой (в Меце — до 90 %). В итоге в Эльзасе и Лотарингии были избраны исключительно те кандидаты, что выступали против территориальных уступок и за продолжение войны до победного конца, причем результаты в германоязычной и франкоязычной частях Лотарингии ничем не отличались друг от друга[1153].

По итогам голосования муниципальный совет города Меца адресовал французскому Национальному собранию в Бордо «памятную записку», завершавшуюся следующим заявлением: «Мы подтверждаем, что в Меце все его жители, вне зависимости от их религиозных убеждений и политических предпочтений, единодушны в своих чувствах, и ничто на свете не способно изменить их желание сохранить французскую национальность», аннексия «для значительной части обитателей города станет сигналом к немедленной эмиграции. Те же, кто в силу обстоятельств или различного рода соображений останется привязанным к родной земле, сохранят в своем сердце нерушимую верность своей утраченной национальности»[1154].

Депутатами трех пограничных департаментов была составлена также декларация протеста из четырех пунктов, зачитанная 16 февраля с трибуны Национального собрания депутатом Эмилем Келлером: «Эльзас и Лотарингия не желают быть отторгнутыми. <…> Единодушно они удостоверяют Германии и всему миру непоколебимое желание Эльзаса и Лотарингии остаться французскими. <…> Мы провозглашаем ныне и навеки нерушимое право эльзасцев и лотарингцев остаться составной частью французской нации»[1155]. Парламентарии вполне сочувственно встретили этот демарш, но на стремление большинства из них скорейшим образом подписать мир он нисколько не повлиял.

По итогам выборов было сформировано новое законное правительство во главе с Тьером, немедленно признанное всеми иностранными державами. Жюль Фавр сохранил портфель министра иностранных дел. 19 февраля Тьер и Фавр прибыли из Бордо в Версаль для переговоров об условиях предварительного мира.

Французская делегация рассчитывала на определенное смягчение требований Бисмарка. В обмен на ограничение аппетитов немцев одним Эльзасом французы были готовы пойти на ликвидацию укреплений Меца, уступку части своих колониальных владений (в частности, в Индокитае) или выплату огромной контрибуции. Однако здесь их постигло разочарование: Бисмарк хотел и территорий, и миллиардов — как два непременных инструмента ослабления Франции. Подобное кровопускание, устроенное французской экономике, по его мысли, служило дополнительно гарантией от любых поползновений к реваншу.

Еще в сентябре 1870 г. французская сторона в лице Жюля Фавра сама предложила сумму контрибуции в пять миллиардов франков. При этом Фавр исходил из того, что эти огромные деньги избавят Францию от территориальных потерь. Сумма намного превосходила то, на что рассчитывал сам Бисмарк. Предложение же Фавра задало порядок рассматриваемых сумм. По мере обсуждения вопроса аппетиты победителей только росли. Внутри германской ставки в Версале витали все более и более астрономические цифры, и планка возможных претензий поднялась до 7–8 миллиардов[1156]. Но сами же немецкие эксперты понимали, что финансовое положение Франции с сентября 1870 г. изменилось отнюдь не в лучшую сторону.