Железо и кровь. Франко-германская война - Бодров Андрей

Быстрая ратификация предварительного мирного договора Национальным собранием помешала победителям сполна насладиться триумфом. В соответствии с договоренностями, 1 и 2 марта 30 тыс. немецких солдат под командованием генерала фон Камеке прошли парадным маршем по Елисейским полям до площади Согласия, встретившей победителей траурным убранством. Французское правительство очень опасалось всевозможных эксцессов со стороны парижан, особенно с учетом того, что батальоны национальной гвардии сохранили оружие. Однако отважившиеся проехаться по улицам города немецкие офицеры ни с какими неприятностями не столкнулись, если не считать закрытых «по случаю национального траура» лавок и кафе. Оба дня обошлись без инцидентов. После получения в Версале ратифицированного текста предварительного мира немецкие войска получили приказ военного командования немедленно покинуть французскую столицу. К облегчению некоторых современников, быстрая ратификация условий перемирия лишила германского императора возможности лично посетить Париж в качестве мишени весьма возможного покушения, которое грозило бы Франции новыми бедствиями[1168]. 7 марта германская ставка покинула Версаль, и спустя десять дней германский император после восьмимесячного отсутствия вернулся в Берлин.

Что касается французской столицы, то с момента подписания перемирия обстановка здесь продолжала накаляться. Правительство было окончательно дискредитировано в глазах парижан, вынесенные ими тяготы осады казались напрасными. Хотя блокада города немецкими войсками и была снята, ситуация с обеспечением продовольствием весь февраль оставалось напряженной. Многие семьи оказались без средств к существованию после того, как правительство постановило прекратить выплату пособий национальным гвардейцам, а также отменило мораторий на взыскание квартирной платы в городе. Взрыв отчаяния парижан во многом был спровоцирован самим правительством, стремившимся покончить с двоевластием[1169]. 10 марта оно перенесло место своего пребывания из столицы в Версаль, ссылаясь на то, что Париж «превратился в центр революции»[1170], что прозвучало как открытый вызов.

Обстановку дополнительно усугубляло то, что батальоны национальной гвардии окончательно превратились в самостоятельный центр силы. В этой ситуации процесс демобилизации таил в себе немало сложностей. Первым делом французское правительство разоружило и отправило на родину иностранных добровольцев, сражавшихся под началом Джузеппе Гарибальди. Затем из Парижа начали отправлять по домам разоруженных мобильных и национальных гвардейцев, призванных из французских провинций. Однако попытка вывезти с Монмартра орудия, принадлежавшие парижским национальным гвардейцам, привела 18 марта 1871 г. к открытому мятежу в рабочих кварталах города.

Правительственным учреждениям пришлось срочно эвакуироваться из столицы в Версаль. В самом же Париже власть окончательно перешла в руки Центрального комитета национальной гвардии. Управление городом на себя взял после проведения соответствующих выборов Совет Парижской Коммуны, как традиционно называлось городское самоуправление. Городское правительство немедленно отменило все непопулярные меры Тьера и выдвинуло программу широких преобразований в духе господствовавших тогда левых и демократических идей. Однако подлинно радикальных мер — например, национализации средств Банка Франции — она избегала, сосредоточившись на решении многочисленных насущных проблем.

Антиправительственные выступления охватили также целый ряд городов Центральной и Южной Франции: Лион, Нарбонн, Марсель, Сент-Этьен, Тулузу. Они прекратились лишь с появлением верных правительству войск. Обуздание столицы потребовало от правительства формирования полноценной армии из числа возвращенных из германского плена солдат и офицеров. Во главе ее встал «славный седанский побежденный» маршал Мак-Магон, проведший операцию по взятию города по всем правилам военного искусства. Эта скоротечная локальная гражданская война отличалась большим ожесточением с обеих сторон: взятием и расстрелом заложников, штурмом баррикад с привлечением артиллерии и новыми разрушениями во французской столице, превосходившими по своим масштабам ущерб от недавних германских обстрелов. Мятежный Париж был обвинен в желании возобновить войну и усугубить бедствия Франции. Этого обвинения оказалось достаточно, чтобы симпатии большей части страны оказались на стороне версальского правительства[1171].

К 26 мая с последними очагами сопротивления коммунаров было покончено, после чего немедленно начались репрессии. Точное число жертв известно только со стороны штурмующих: с 3 апреля по 28 мая версальские войска потеряли чуть более 1 тыс. солдат убитыми и пропавшими без вести, почти 6,5 тыс. было ранено. Что касается коммунаров, то традиционные оценки современников и историков колеблются между 20 и 30 тыс. человек погибших и расстрелянных[1172]. Недавнее детальное исследование британского историка Роберта Тума существенно пересматривает эти цифры. Детально проанализировав разрозненные архивные данные, он оценивает число погибших в течение последней «кровавой недели» в 6–7,5 тыс., а число расстрелянных — приблизительно в 1400 человек[1173]. Еще 43 тыс. человек было арестовано, и даже по официальным данным более 1 тыс. из них скончалось в местах заключения. Точное число жертв среди парижан, по всей видимости, так никогда и не будет установлено.

Пока мир с ужасом наблюдал за братоубийственным конфликтом, переговоры о мире шли к своему завершению. Восстание в Париже вызвало серьезную озабоченность германского правительства. Оно прямо противоречило его интересам иметь во Франции устойчивого партнера, с которым можно было бы поскорей подписать окончательный мирный договор и начать вывод войск. Бисмарк с самого начала был полон решимости исключить прямое вмешательство во внутрифранцузские усобицы. Германские войска продолжали удерживать парижские форты, но не собирались бороться с Парижской Коммуной. Однако Бисмарк с готовностью пошел навстречу просьбам Тьера, даже если они выходили за рамки договоренностей о перемирии. В частности, версальское правительство получило право сформировать 100-тысячную армию к северу от линии Луары (перемирие допускало иметь не более 40 тыс.), пополненную за счет солдат и офицеров, с опережением графика отпущенных из германского плена.

Однако формирование версальской армии для подавления Коммуны оказалось сопряжено с многочисленными проволочками. Медлительность Тьера быстро вызвала растущее раздражение и подозрения германского канцлера. Отвлеченная гражданской войной, Франция фактически саботировала выполнение условий перемирия. Абсолютно ничто не гарантировало выплату первого полумиллиарда контрибуции. Не меньшие нарекания вызывала ситуация с обменом пленными. Германия успела к этому моменту вернуть свободу более 200 тыс. французским солдатам, тогда как французы продолжали удерживать приблизительно 1400 немецких солдат и офицеров. Наконец, Бисмарк пригрозил возвращением с 25 апреля к системе реквизиций с французского населения, если германская армия не получит обещанных французским правительством выплат[1174].

Не меньшим источником раздражения служило и затягивание франко-германских переговоров в Брюсселе по урегулированию важных деталей итогового мирного соглашения. Этот этап обычно выпадает из поля зрения историков: ключевые положения мира предварительного и мира итогового мало чем отличались. Понижен был и уровень делегаций. Однако переговоры оказались не менее напряженными. Основные баталии касались порядка и формы выплаты контрибуции, судьбы торгового соглашения между двумя странами, а также окончательной делимитации границы. Наиболее драматичным вопросом стал порядок оптации населения Эльзаса и Лотарингии, который к маю окончательно завел обсуждение в тупик[1175]. Для того чтобы выйти из него, Бисмарком было предложено провести новый раунд переговоров на высшем уровне во Франкфурте-на-Майне.