Король-Воитель - Кристофер Банч

Заметив, что в стороне переговариваются Синаит с Линергесом, я решил, что они предпринимают и другие меры предосторожности.

И как озарение мелькнула мысль — если бы у меня были мозги, я без труда нашел бы повод, чтобы отменить банкет.

Но, поскольку мы предусмотрели все возможные опасности, а укреплять отношения с союзниками все равно было необходимо, я отправился на банкет.

За последние двадцать лет дворец переименовывался трижды. Сначала его называли Дворцом Совета Десяти, затем, после серьезной перестройки, он превратился в Императорский Дворец. Теперь, как я заметил, его называли просто «дворец», что свидетельствовало либо о пресыщенности, либо о реалистическом или циничном отношении к существующему режиму.

На подходах к дворцу я увидел не так уж много солдат — не больше, чем требовалось для того, чтобы выстроить почетный караул, и потому позволил себе немного расслабиться.

Гофмейстер сообщил, что для моего эскорта накрыты отдельные столы, и Ласлейга с его полусотней — многие заранее облизывали губы, предвкушая тот урон, который они нанесут запасам королевской кухни, — препроводили туда.

Нашу делегацию встретили у главного входа без остановки болтавшие кавалеры и непрестанно кланявшиеся слуги и под приветственный гром труб проводили по широкой лестнице в большой зал на втором этаже. Я хорошо знал это место, так как мне довелось вытерпеть здесь множество пиров, которые устраивал Тенедос. Эти посиделки не привлекали меня даже своим чрезмерным обилием пищи и невероятно утомляли необходимостью все время пялить глаза на болтунов, которые, почти без перерыва сменяя друг друга, произносили бесконечные и скучные речи.

Это была длинная комната с очень высоким потолком и тремя открывавшимися в обе стороны двустворчатыми дверьми, выходящими в кухню, в дальнем торце. Над ними, на маленьком балконе, находившемся примерно в пятнадцати футах от пола, помещался небольшой оркестр, уже услаждавший собравшихся своей музыкой. Площадь зала можно было уменьшить или же выгородить в нем несколько отдельных комнат при помощи больших тяжелых ширм. Сегодня здесь был расставлен только один длинный стол в глубине зала, неподалеку от кухни. Вдоль стен стояли многочисленные тележки с чашами для пунша, бесчисленными бутылками бренди и вина, а вокруг суетились лакеи.

Здесь уже собралась вся городская знать, разодетая в свои лучшие наряды. Среди подавляющего большинства мужчин можно было увидеть лишь несколько женщин — жен или официально признанных любовниц. Увы, таковы были нумантийские обычаи, касающиеся деловых приемов.

Бартоу и Скопас на сей раз не стали демонстрировать свое невежество, напяливая псевдовоенное обмундирование, а надели почти одинаковые белые одежды с красной и золотой отделкой, а на груди у каждого висел на толстой цепи огромный, пестрый, незнакомый и потому ничего не говорящий мне нагрудник.

Они с преувеличенным восторгом приветствовали меня, проявили должную вежливость, правда с несколько снисходительным оттенком, по отношению к Симее и полностью игнорировали Йонга. Я поискал взглядом Свальбарда, но он исчез. Я пожал плечами, решив, что он поступил куда разумнее меня и предпочел остаться с солдатами на первом этаже и поэтому будет избавлен от необходимости переносить напыщенное красноречие ораторов, мешающее насладиться вином и говядиной.

Я шел по залу, перекидываясь одним-двумя словами чуть ли не с каждым из присутствующих и принимая поздравления с тем, что мне удалось «покончить» с королем Байраном, хотя было ясно, что ни один из них не имел никакого представления о том, насколько грязным и кровавым было это дело. Без сомнения, все были уверены в том, что мы сошлись на поединок в сверкающей броне на поле битвы и рубились, пока не победил сильнейший. Если мне удастся пережить войну, думал я, то я смогу увидеть множество огромных живописных полотен, ни на одном из которых я не буду изображен тем грязным и вонючим оборванцем, каким я был тогда, и не увижу цену того омерзительно жестокого убийства, которое совершил, выскочив из-за занавески.

Меня немало позабавило то, как нежно ворковали отцы города, столпившиеся вокруг Симеи. Было бы очень забавно, если бы она вдруг нацепила на шею вместо серебряного ожерелья желтый шелковый шнур и начала рассказывать им о подвигах своих братьев и сестер.

Через полчаса лакеи препроводили нас на заранее отведенные места. Меня посадили между Бартоу и Скопасом, Симея оказалась посередине стола рядом с каким-то довольно молодым бароном, который, похоже, испытал чуть ли не священный трепет, увидев свою соседку. Йонга же засунули, как и подобало секретарю, куда-то на самый дальний конец стола.

Естественно, обслуживание было идеальным. Банкет начался с искрящегося вина — я не без удовольствия увидел, что кто-то позаботился сказать гофмейстеру о моих вкусах и мне вместо вина подали минеральную воду, — и мясистых креветок с огурцом, отваренных с укропом. Затем последовало другое вино и грибной суп — он понравился бы мне, если бы в тарелки не подлили кисло-сладкого вина.

Когда мы покончили с супом, со стола убрали. Бартоу и Скопас, следя за тем, чтобы я не ощущал недостатка в гостеприимстве с их стороны, развлекали меня, пересказывая самые последние придворные сплетни. Я вежливо слушал, естественно, не говоря им о том, что не дал бы и хвоста дохлой крысы за то, чтобы узнать, кто кому что сказал и кто с кем спал или не спал. Тем более что большинство имен все равно были мне не знакомы. В течение нескольких последних лет меня, как вежливо говорили, «не было в городе», и я очень мало знал о том, кто завоевал благосклонность Великого Совета, а кто, напротив, был отправлен им в изгнание или заточен в тюрьму.

Пауза перед следующей переменой блюд почему-то стала затягиваться, и обедающие все чаще посматривали в сторону кухни, сначала с любопытством, а потом и сердито. Оттуда послышались звуки ударов, и едва я успел подумать, что то ли повар напился раньше времени и теперь крушил все вокруг, а может быть, поваренок сжег следующее блюдо и получает за это заслуженное наказание, как центральная дверь распахнулась настежь и ворвался домициус Кофи в парадной форме при всех медалях, высоко воздев обнаженный меч.

— Предатели! Никому не шевелиться! От имени армии Нумантии мы, хранители сердца Нумантии…

Он умолк на полуслове. Я вскочил на ноги, выхватывая меч.

Лицо Кофи вдруг резко побледнело. В огромном зале царила полная тишина. Потом он воскликнул:

— Вух! — И изо рта у него хлынула кровь. Его пальцы разжались, и меч с грохотом упал на пол. Из его груди вдруг показалось дюймов шесть окрашенной в красный цвет стали.