Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

Андрей слышал про странный случай, когда отец боролся на руках с Харибдовым из параллельного класса.

«Не только я совершаю глупости», – подумал он.

С таким настроем ему легче было прийти в тренерскую и заявить:

– Не понимаю, почему ты всё время делаешь что-нибудь, за что мне потом стыдно.

– О чём ты говоришь? – Отец резко повернулся к нему.

– Зачем ты боролся с этим придурком на руках? Что это за цирк?

– А тебе-то что? Тебя даже в школе не было в тот день, как и твоего дружка Зайцева. Если ты не ходишь в школу, какая разница, что обо мне говорят?

– Большая! Большая! – крикнул Андрей. – Это мне потом выслушивать в коридорах! Ну давай, скажи мне, какой я непослушный мальчик, как нехорошо прогуливать уроки!

Отец усмехнулся:

– Ничего я тебе не скажу. Просто верни мне часы.

Юноша машинально схватился за запястье. На нём была рубашка с короткими рукавами, и он не мог даже спрятать руку.

– Часы я забыл дома…

Роман Андреевич повернулся к нему спиной и нагнул голову, чтобы войти в низкую каморку с инвентарём. Голос его сделался ледяным, и слова легли на сердце юноши камнем:

– Эту неделю поживёшь с мамой. Ей привычнее твоё враньё.

Аладдин шёл на урок, весь кипя от гнева.

«Джинн из лампы, выполни мои желания. Почему эти взрослые навязывают мне свои правила? Дай мне делать то, что я хочу. Я хочу… Хочу…»

Чего хочет, он так и не успел понять. В кабинете математики толпились ученики. Аладдин раздражённо растолкал их и сел на своё место.

– Эй, полегче, Эл!

В последнее время у него начались ещё большие проблемы с алгеброй. Всю предыдущую четверть математичка делала ему замечания и едва аттестовала его. Однако юноша вёл себя так совсем не потому, что искал развлечений и валял дурака на уроках. У него действительно не получалось решать сложные уравнения, и, едва только удавалось закончить первый пример, начиналась новая тема и он безнадёжно терялся в незнакомых формулах.

– Математичка не любит меня. Ненавидит всей душой, – говорил он Кириллу Петровичу, сидя с ним в давно уже опустевшем классе и поняв, что больше ему не с кем поделиться, – она думает, я тупой, но мне просто не успеть за ней…

В кабинете химии, который одновременно был и кабинетом биологии и географии, в четыре часа дня уже царила тишина. Только из приоткрытого окна доносился шум от автомобильной дороги. Теперь Андрей часто сидел в этом классе после уроков – новый учитель проверял работы и слушал его, иногда вставляя свои комментарии.

Андрей всё так же мало читал и не делал даже основных заданий по биологии.

Но Озеров всегда внимательно слушал его, когда юноша говорил, каким станет хирургом.

Учителя как будто радовало уже и то, что мальчик стал приходить и задавать вопросы. Иногда Кирилл Петрович успевал дать ему какую-нибудь краткую справку по медицине.

Их связывало странное любопытство к жизни друг друга. Кроме того, всё, что говорил новый биолог, для Андрея было свежо и хорошо понятно.

Кирилл Петрович словно слетал в будущее и теперь мог дать ответы на все те вопросы, которые мучили Аладдина. Каково это – учиться в университете, работать и жить взрослой жизнью? При этом каждый раз получалось так, будто Андрей сам отвечал на свои вопросы.

Озеров сразу сказал ему, в чём его сильная сторона: Андрей быстро загорается тем, что его по-настоящему интересует, однако палец о палец не ударит, если тема его не затронула.

Да, Андрей Штыгин понимал, что ленив, что учится хуже своих одноклассников, но считал, что это только потому, что они не задаются вопросом, чем им заниматься в жизни.

Они делают всё, что им дают, как роботы, не понимая, куда и зачем идут. А у Аладдина всегда горят глаза, он обо всём в жизни говорит с жаром и обязательно добьётся правды.

– Попроси её объяснить тебе конкретные уравнения. Если даже ты снова не поймёшь, то хотя бы учитель увидит, что тебе не наплевать, – предлагал Кирилл Петрович.

– У неё никогда нет времени, – мрачно отвечал Андрей.

– У меня в школе тоже было плохо с математикой.

– И что вы делали?

Озеров рассказал, что брал упорством, сидел до конца и тысячу раз исправлял, пока учитель не сдавался. Этого не могли знать те, у кого всё получалось с первого раза, – у них не было навыка постоянных неудач. А ещё он просил одноклассников объяснять ему.

Кирилл Петрович высказал мысль, что люди зря стесняются своего невежества: нет ничего глупее, чем скрывать, что ты чего-то не умеешь. Бессилие от этого будет расти, как раковая опухоль. Тень не любит открытых пространств. Чтобы незнание ушло, нужно вытащить его на поверхность.

– Я попробую, – задумчиво произнёс парень и добавил: – Можно мне ещё печенья? И чаю.

Новый учитель делился едой. А у Андрея – повышенный метаболизм.

Штыгин-младший был единственным, кто приходил после уроков на бесплатный факультатив.

– Что мы сегодня будем проходить?– спросил он с набитым ртом, его глаза излучали любопытство. – Мама сказала, что со следующего года я буду поступать в медицинский колледж.

В углу класса, безмолвно опустив руки, всё ещё стоял скелет Гришаня.

– Ты выучил кости? – спросил Озеров.

– Да… Наверное… – голос Штыгина-младшего прозвучал небрежно. – Тазовая и позвоночник… и прочее…

– И прочее… – Озеров устало потёр ладонями лицо. – Сегодня ты выучишь только строение кисти.

Они подошли к скелету, и Кирилл Петрович стал рассказывать. Штыгин повторял.

– А зачем мне знать кисть?

– Ты же хотел стать хирургом. Ты знаешь,