Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков

В кинематографе эта тема стала воспеваться чуть раньше — с 1957 года, когда Григорий Чухрай снял фильм «Сорок первый». Именно там белогвардеец был впервые показан с положительной стороны и его гибель в конце даже вызывала сочувствие у зрителей. Однако с тех пор пришлось ждать ровно десять лет, чтобы «белогвардейская тема» зазвучала в том же кинематографе еще более мощно и масштабно. До этого беляки продолжали изображаться в советских фильмах исключительно как отрицательные персонажи. Если где-то они и несли положительную функцию, то в основном эта миссия выпадала на долю представителей низших званий. Все белогвардейские офицеры («золотопогонники») изображались в советских фильмах только как враги, если они, конечно, не переходили служить на сторону красных.

С конца 60-х эта тенденция была нарушена, причем в массовом порядке, когда один за другим на экраны страны стали выходить фильмы, где отдельные «золотопогонники», сохраняя верность белой идеологии, заняли место вровень с положительными персонажами. Только за три года (1967–1969) на центральной киностудии страны «Мосфильме» будет снято три картины, где белогвардейцы будут вызывать не меньшую симпатию, чем красноармейцы: «Служили два товарища» (1967), «Бег» (1970) Александра Алова и Владимира Наумова и 5-серийный телефильм «Адъютант его превосходительства» (1970) Евгения Ташкова. Случайно ли это было? Отнюдь, если учитывать, что именно со второй половины 60-х романтизация белого движения охватила оба лагеря — державный и либеральный. Вот как об этом вспоминает философ А. Ципко (в те годы — работник ЦК ВЛКСМ):

«Аппарат ЦК ВЛКСМ конца 60-х был куда более „белым“, более свободным в идейном отношении, чем аппарат ЦК КПСС… Моя ностальгия по веховским временам, предреволюционной культуре, была близка этим комсомольским работникам как патриотам — они не были ни марксистами, ни атеистами, ни ленинцами. Им, как и мне, было жаль той России, которую разрушили большевики. Все они симпатизировали православию… В компании, в своем кругу эти люди вели совсем белые разговоры… Но я себя чувствовал не в своей тарелке, когда речь заходила о Сталине. Я всячески противился характерному для красных патриотов обожествлению Сталина как государственника, спасителя отечества и т. д…

Чтобы выжить в ЦК ВЛКСМ, достаточно было оставаться нормальным белым патриотом. Во время экскурсии на Соловки комсомольские начальники спокойно слушали мои ностальгические речи о той России, которую мы потеряли. Заведующий отделом пропаганды Ганичев шутил: «Ты у нас, Саша, проходишь в ЦК за белого специалиста. Если Ленин привлекал на работу „белых специалистов“, то почему нам нельзя для развода иметь одного веховца конца шестидесятых»…»

Так что поручик Брусенцов появился на киношный свет отнюдь не случайно. Странно лишь то, что Высоцкий в этой теме ничем, кроме фильма, больше не «выстрелит». Впрочем, он тогда в какой-то мере увлечется Нестором Махно (опять же по подсказке киношного друга), что, собственно, в какой-то мере примыкает к упомянутой теме. Но об этом рассказ впереди.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

НЕ ЖИВОЙ «ЖИВОЙ»

Старый год Высоцкий провожал вместе с труппой родного театра. И, как утверждают очевидцы, был мрачнее тучи. Вспоминает Л. Георгиев: «Возле столика Володи стоял пустой стул. Должна была приехать Марина Влади (два или три раза он выходил куда-то звонить по телефону), но так и не приехала. И Володя был мрачным и молчаливым…»

8 января 1969 года в Одессе начались съемки фильма «Опасные гастроли». Но Высоцкого на них пока нет — он тогда вновь лег в больницу долечиваться. В его отсутствие снимались эпизоды без его участия: «кабинет Каульбарса», «артистическая уборная Софи». Как вспоминает Г. Югвальд-Хилькевич: «Первые дни я не снимал, а „отдавал метраж“. Делал вид, будто снимаю. А Володя в это время был в больнице. И если бы с Высоцким, не дай бог, что-то случилось и все бы раскрылось — меня могли посадить за очковтирательство. По закону за приписки, очковтирательство давали от пяти до семи лет тюрьмы…»

Здесь режиссер нагоняет лишнего страху: ни одного деятеля советского искусства за подобные «грехи» в СССР не посадили. К творческой интеллигенции власти относились как к баловням и разрешали им многое из того, что другим обычно не прощалось.

Об этом же свидетельствует и судьба самого Высоцкого: за почти два десятка лет своей песенной карьеры он дал несколько сотен (!) «левых» концертов, за которые ему по статье 153 УК РСФСР (частное предпринимательство и коммерческое посредничество) могло светить несколько лет тюрьмы. Он же (как и подавляющее большинство артистов) лишь отделывался штрафами, а чаще всего — вообще не нес никакого наказания. Кстати, именно в те дни против него едва не было возбуждено уголовное дело по факту очередного «левака» (в МИИЗе 30 декабря прошлого года), но все опять завершилось благополучно.

Отметим, что поводом для этого дела стал звонок из вотчины «русской партии» — Министерства культуры РСФСР. Некий тамошний чиновник позвонил в УБХСС Москвы и потребовал, чтобы против Высоцкого возбудили уголовное дело по факту «левых» концертов. Расследование дела было поручено молодому инспектору Евгению Немченко, который вызвал Высоцкого к себе, в 627-й кабинет Управления УБХСС по Москве (знаменитая Петровка, 38). Далее между ними произошел следующий разговор:

Немченко: «Сколько вам заплатили за концерт?»

Высоцкий: «Сто рублей. Но и бесплатно выступить бы не отказался».

Немченко: «Как вы договариваетесь о сумме вознаграждения за концерт?»

Высоцкий: «Сумму никогда не оговариваю: заплатят — не откажусь, нет — что ж, не это главное, не один раз выступал просто так, не за деньги, а ради общения со зрителями. Мне нужна аудитория, сколько можно петь на магнитофон для друзей? Если зрительской аудитории не будет, для меня это творческий конец».

Немченко: «И все-таки сколько вы дали таких концертов?»

Высоцкий: «Наверное, десять-двенадцать, может — меньше, может — больше, я не считал».

Немченко: «А где они проходили?»

Высоцкий: «При желании можно вспомнить, только зачем? Я ведь ничего не отрицаю, для меня важно другое — возможность творческого общения с людьми. Легально я такой возможности не имею. Хотел бы работать, концерты официально не разрешают».

Немченко: «А почему?»

Высоцкий: «Им виднее».

Немченко: «Кому — „им“?»

Высоцкий: «Стоит ли уточнять? Неужели не ясно?..»