Тропой памяти - Людмила Евгеньевна Пельгасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Правильно поняла…
— Что же делать?! — орчиха беспомощно смотрела на мага, точно прося совета или защиты. Гэндальф молчал, яростно выколачивая трубку о край бревна. Недоверие в его душе боролось с иными чувствами. Безмолвие продолжалось минут пять, всё это время Шара с надеждой смотрела, не отрываясь, на выражение лица Серого Странника.
— Светлый Совет принял решение уничтожить Кольцо, — произнес он, наконец. — Это единственный ход, который сможет прекратить эту жестокую и бессмысленную бойню. И когда лава Ородруина поглотит Кольцо, вместе с ним исчезнет вражья власть и рухнет возведённая Им твердыня боли, смерти и страха… Вот и всё. Большего мы сделать не в силах…
— И… Он погибнет вместе с Кольцом? — обречённо догадалась Шара. Это был даже не вопрос — ведь ответ известен заранее.
Но Гэндальф пожал плечами:
— Тот Гортхауэр, которого помнишь ты, погиб давно. Он растворился в злобе и мести Чёрного Властелина, слившись с помыслами Кольца в единую безжалостную мощь. Гибель Кольца уничтожит теперешнего Властелина. Саурона. Но… — волшебник сделал паузу.
— Ты хочешь сказать, что… — начала Шара.
— Память не знает смерти… — едва заметно улыбнулся Гэндальф, перебивая. — Это тебе так, на досуге подумать. А что касается твоего желания помочь, то с этим посложнее… Видишь ли, с Детьми Эру все просто и ясно: чертоги Мандоса, Эльдар — к новому перерождению, Эдайн — на неведомые пути за Пределы мира. О Ночном народе, иртха — не ведаю, но отчего-то мне кажется, что их судьба так или иначе связана с Ардой. А вот Майя… Понимаешь, нет такого места, где собирались бы сущности развоплощенных Айнур, потому что для нас наличие тела вообще не является обязательным условием жизни. Иными словами, мы неспособны погибнуть, потому что сами и есть жизнь. Лишенный телесной оболочки Майя рано или поздно вновь соберет достаточно сил, чтобы создать себе новую. По своему опыту помню, это очень трудно и неприятно, но все-таки возможно.
— Почему ты говоришь мне это? — негромко спросила девушка. — Разве ты не на стороне Света? Для тебя Он — Враг, ты собираешься сражаться с ним и победить. Победить любой ценой — такова цель — что для светлых, что для тёмных. Тогда я не понимаю: отчего же тебе не всё равно, что станется с побеждённым противником? Отчего эти слова о том, что памяти неведома смерть? Зачем тебе Его свобода? Какую цель в этом преследуешь ты? — Шара окончательно запуталась и умолкла. И эхом прозвучал голос старого мага:
— Всякий, кто бы он ни был и сколько бы зла не сотворил в своей жизни, заслужил прощение. Это говорю я: один из Младших Айнур, Майяр Ниэнны-Плакальщицы, сестры Отступника… — устало ответил он. — Это она научила меня сочувствию, ибо в своей бесконечной скорби простила она и своего непокорного брата, и верных учеников, разделивших с Ним чёрный путь в Пустоту. Она простила и других: тех, что в Круге Судеб вынес приговор Отступнику и предал смерти его народ…
— Н-да-а, а я-то, дура, ещё спрашивала: верит ли он мне… — растерянно пробормотала лучница, стараясь, чтобы маг не услышал.
— Долго помнящего обиды называют злопамятным, ибо он не хочет простить тех, кто причинил ему боль, копя в душе злобу. Это неверно: обиды можно простить, а можно и забыть. Забыть проще. Но лишь только тот, кто помнит всё, способен на настоящее прощение. В этом твой невероятный дар, Шара, дочь Амрода, дитя шести народов Арды, их скорби и боли, побед и поражений, надежды; наследница их памяти. И не говори, что ты ничего не можешь, ибо твоя встреча с Владычицей Золотого Леса доказала обратное…
Заметив, что орчиха смотрит с полным непониманием, Гэндальф произнёс всего два слова: «жребий Нольдор».
— Так кому же ты помогаешь? — воскликнула Шара, потерявшись в потоке фраз. — Тьме или Свету, ответь!
— Мне, Майяру Скорбящей, не под стать носить белое. Некогда серыми были мои одежды, как и всё в этом мире, ведь он не делится на чёрное и белое, а существует лишь в их слиянии.
— Серый… Чёрный и Белый одновременно… — понимающе улыбнулась орчиха. — Да?
И маг кивнул, улыбаясь в ответ:
— Серое носят те, кто служит Ниэнне.
Шара ожесточённо ковыряла прутиком в золе. От малейшего движения вверх поднималось облако удушливого пепла, но орчиха этого не замечала.
— Жребий Нольдор, говоришь?… н-ну, это произошло случайно… просто, в какой то момент мне показалось, что я понимаю эту чопорную эльфийку, находящую своё единственное утешение в правлении игрушечным королевством посреди непролазных чащ. В тот миг, когда она пригрозила мне смертью за моё нежданное появление, у меня было только одно желание — чтобы эта королева трёх сосен исчезла куда-нибудь подальше, и наша первая встреча стала бы последней… Вот, собственно, и всё… — Шара хмыкнула. — А вот Эрэнно, тот, кого мне всерьёз было жаль… Хотя, нет, всё верно! — удивлёно воскликнула она и посмотрела на Гэндальфа.
— Ведь ты же убил его, Митрандир? Барлога?
Старый волшебник вздрогнул от нахлынувших воспоминаний. Кивнул.
— Ну… да, — протянула она. — Нет, я понимаю, что у тебя не было иного выхода. Да и его бесполезно было останавливать. Видишь ли, помимо мучительного вечного желания отомстить, у него была ещё одна причина для поединка. Это был его единственный способ умереть. Я знаю, он давно ждал тебя… «Горячий и мёртвый»…
— Он мёртв, — подтвердил Гэндальф. — Вместе с ним я низвергся с заоблачных высей, и багровое пламя Удуна погасло навеки…
Шара посмотрела на мага долгим немигающим взглядом.
— Хорошо. Это хорошо… Он хотел уйти… Я благодарю тебя за него, — шепнула она, не отводя глаз. — И ещё: ты убедил меня.
При этих словах Гэндальф поднялся с бревна и встал в полный рост, как и прежде опираясь на посох.
— Эта ночь пройдёт, как все предыдущие и последующие, — негромко заговорил он, медленно роняя слова. — Здесь, у этого костра, ты в последний раз видишь меня Серым, Майяром Валы Скорби и Прощения. С рассветом я приму иной приличествующий мне облик — Гэндальфа Белого, главы Светлого Совета, служителя вечного пламени Анора и беспощадного врага наступающей тьмы. Никогда впредь не повторится разговор, подобный этому… И потому постарайся запомнить и понять: ты — Память, тебе ведомо всё… Тысячи жизней лежат пред тобой как на
