Хроника воскрешения царей - Малик Шах-Хусайн Систани

Во вторник 6 [ша’бана]/16 июня [1622 г.]{788} в сопровождении нескольких конников счастливого наместника [сей раб] съездил в окрестности города и осмотрел башни и крепостную стену{789}.

В среду 7 [ша’бана]/17 июня при добром царском знаке [войска] были построены в ряды: от горы Р.н.хан до горы Сарнуза, расположенной с северной стороны Кандахара на протяжении одного фарсаха стояли в три ряда пешие и конные стрелки из мушкетов. Точно так же в три ряда стояли конные воины. В центре войска, там, где было место сведущего шаха, особое крыло составили военачальники, вожди [племен], сотники и знать Ирана. Они подошли к крепости. От громадности [войска] едва не обрушилась гора Лакка, но поскольку она находилась за пределами города, то, несмотря на твердость поступи храбрецов из войска Ирана, осталась стоять на месте и не рассыпалась. Находившиеся в крепости и в цитадели в силу своей недальновидности, смотря на происходящее сквозь пальцы, растерялись. Целую неделю действовал августейший приказ о том, чтобы никто не стрелял из мушкетов и все занимались бы рытьем подкопов. Восточная и северная стороны Шахр-и кухна от Дарваза-и нау (Новых ворот) до склона горы были поручены заботам эмиров Ирана, южная сторона и часть восточной были на обязанности начальника корпуса лучников и кызылбашских бесстрашных курчи, район ворот Машур до склона горы Чахар-сиба был поручен гулямам, стрелкам из мушкетов и работникам шахских служб, т.е. Заман-беку-назиру, Халаф-беку суфрачи{790}, Манучихр-беку сыну Карчикай-хана, главнокомандующего Ирана, Да’уд-хану сыну Аллахвирди-хана{791}, Таки-султану, Пасанд-беку и другим стрелкам и гулямам дворцовой мастерской. За восемь дней подкопы из окрестностей, миновав ров, подошли к самому городу. Поскольку земля была мягкой, с великим трудом удалось подвести ходы под основания башен и корпус цитадели. Постепенно все башни рухнули.

За неделю до этого по ошибке какой-то человек пришел к эмирам и сообщил им об атаке. Часть пребывающих в неведении людей на рассвете подошла вплотную к стенам крепости. /444/ Предполагая, что [это] произошло по высочайшему приказу, воины обложили стены и башни [крепости]. Когда в то раннее утро поднялся шум, светлейший наместник послал [к атакующим] благоразумных людей и удержал их от тех действий, несмотря на то что победа была близка. Это тоже явилось причиной обиды противников в крепости, прежде всего ‘Абд ал-’Азиз-хана{792} и других ханов. Одним словом, 8 ша’бана/18 июня [1622 года], в понедельник{793}, [осажденные] запросили пощады. Ввиду того что у высочайшего наместника было милосердие, он, несмотря на их неблаговидные действия, пощадил их, перечеркнув их преступления пером прощения.

В понедельник 10 [ша’бана]/20 июня [1622 года] чагатайская знать спустилась из крепости и удостоилась чести приложиться к ногам [шаха]{794}. Вечером того дня все они [вновь] поднялись в крепость с ценными подарками: перевязью для сабель и кинжалов, расшитыми седлами, арабской породы скакунами. Получив три дня отсрочки, в четверг [13 ша’бана (23 июня)] они все с женами и [остальными] своими людьми вышли из крепости и расположились в Уланг-и Зале-хан{795}. Находились там несколько дней. Их снабдили верблюдами, лошадьми и всем, что им требовалось, и отпустили в Индию. С ними отправили Хайдар-бека, брата Шахрух-бека, вазира курчи{796} с подношениями и дарами, посланием в стихах, скрепленным печатью благосклонного внимания, о их проступках, промедлении в сдаче крепости, вынужденном приходе и взятии [ее силой]{797}.

В среду 27 ша’бана/7 июля [1622] г. откочевали из Кандаха-ра{798}. Уланг-и Хупи стал местом, где были разбиты победоносные палатки. Кандахарскую крепость и [всю] ту обширную область в добавление к Кирману и подвластным Кандахару местностям [шах] пожаловал в управление правителю Кирмана Гандж-’Али-хану{799}.

В то время великий малик удостоился многих милостей и был осыпан бесконечными ласками. Ради спокойствия [малика], заботясь, как бы тот не обиделся, с пишущим эту рукопись [шах] не был приветлив в соответствии с обещанным образом действий. Хотя чистое сердце получает живительную влагу благодаря всевозможным монаршим милостям и дарам, однако открыто [сему рабу не пришлось] благодарить за милости. Мне неизвестно, опирался ли шах на искренность этого правильных убеждений человека или же хотел освободить малика от чувства стыда за старую историю /445/ с Кандахаром, ибо высокие эмиры винили великого малика, не оказавшего им помощь, в том, что они не смогли взять тот город, поистине на сей раз самые высокие и имеющие меньшее достоинство кызылбаши тоже жаловались на грубость эмира. В те несколько дней, что высокие палатки были разбиты в Уланг-и Хупи, великому малику неоднократно говорили относительно благоустройства Систана. Малик отвечал: «От шаха я не отстану! Благоустройство Систана — дело трудоемкое, и мне не справиться. Разве что шах, оплот веры, сам обратит внимание и благоустроит Систан. Амир Низам и Амир Мухаммад-Касим все дни ждут, когда им представится случай, чтобы доложить [шаху] истинное положение [Систана] и о мерах по благоустройству».

1 рамазана/9 июля [1622 г.] в той местности у сего бедняка заболел желудок и наступило общее недомогание. При содействии Аллаха сегодня, в понедельник 8 рамазана/17 июля [1622 г.], меня немного отпустило. Поскольку [наша] цель в том, чтобы изложить обстоятельства [великого] малика и свои собственные дела, то неудобно отважиться на это в рассказе о победе над Кандахаром.

Одним словом, были покорены Заминдавар, Калат и другие местности, подвластные [Кандахару]. Афганцы и хазарейцы того царства отказались повиноваться и подчиниться. Чагатайские воины, проживающие в Заминдаваре, закрыли путь разговоров и отправили вперед человека к Йалангтуш-бахадуру — просить у него помощь. Йалангтуш-бахадур прислал письмо: «В такой-то день ночью я нападу на кызылбашей, Хусрау-султана Риги, Амира Хайдар-султана и эмиров, принимавших участие в осаде Заминдавара»{800}.

[В ответ] на расправу [Хусрау-султана] тюрки-чагатайцы из Заминдавара продолжали сражаться, даже выйдя из крепости. С ним сцепились люди пазики{801}. Произошла грандиозная битва. Были убиты почти тысяча воинов и их подданных. Остальные жители Кандахара, предместья и других крепостей отправились в Индию.

/446/ Поскольку об остальных событиях будет рассказано в [описании] каждого из путешествий, выпавших на [мою] долю по воле всемогущего Творца, нет смысла более этого продолжать рассказ в данном месте. Теперь в силу необходимости следует остановиться на событиях, имевших место после возвращения из похода на Кандахар.

В общем, когда стало ясно, что августейшая свита проследует в Герат дорогой через Гур{802}, когда знамена величия и славы прибыли в окрестности Кал’а-йи Муса, местность, подвластную Заминдавару{803}, у [сего] бедняка было легкое недомогание. Он склонялся