Царский угодник. Распутин - Валерий Поволяев

— Не надо!

Командование российскими войсками Николай Второй принял на себя.

Царь дважды выслушал Распутина насчёт Хвостова, покивал головой, обещая, что подумает, и, судя по всему, оба раза забывал об этом. А может, и не забывал — лишь вид делал, что ничего не помнит, — забот у него было полным-полно, голова болела, большую часть своего времени он теперь проводил в Ставке, в Петрограде был только наездами — утром он поднимался с опухшими пьяными глазами, и если бы не генерал Алексеев, занимающийся за него делами Ставки, положение на фронте вообще было бы плохим. Царь не справлялся с той нагрузкой, которую добровольно возложил на собственные плечи.

Он уже много раз ругал себя за то, что поддался нажиму, согласился снять своего дядю Николая Николаевича с поста Верховного главнокомандующего — пусть бы себе дядя бегал, суетился, орал, расстреливал трусов и сдирал погоны с генералов, матерился и устраивал пьяные оргии, и отвечал бы за дела на фронте он, и Россия волком бы смотрела на него, а не на своего государя.

Но дело было сделано, возвращать что-либо на «круги своя» было поздно.

Хвостов же тем временем умудрился проштрафиться, сидел теперь уже не на Волге, а у себя на родине, в Орловской губернии, в жуткой глухомани, общипывал курам хвосты в собственном имении и все свои несчастья валил на лишнее ведро водки, которое он выпил на знаменитой Нижегородской ярмарке и в таком, благоухающем отрыжкой, с растрёпанной головой, виде решил приударить за смазливенькой актрисочкой одного погорелого театра, прибывшего в Нижний Новгород поправлять свои дела.

Он и канул бы в нети, как до него сделали многие мужи, таскавшие кожаные губернаторские портфели, если бы не его ум, не его изворотливость и дьявольское, не менее острое, чем у Распутина, чутьё, распутинское покровительство — «старец» ещё не отвернулся от Хвостова, — да неправдоподобное везение. За актрисочку ту он вообще мог угодить в острог, но не угодил ведь...

Не будь этого везения, Хвостов никогда бы не всплыл. С ним произошло бы что угодно: на голову свалилась бы гигантская сосулька и проломила череп, в ногу бы укусила оса и конечность ампутировали, на вонючем нечищеном пруду, украшенном плавающими коровьими лепёшками, укусила бы лягушка — и он в судорогах пошёл на дно, на корм местным горластым кваквам, — но ничего этого не произошло, умный Хвостов всплыл, выставил свою кандидатуру в Государственную думу от Орловской губернии и прошёл в депутаты. Прошёл лихо, как никто.

Распутин, узнав о приключениях Хвостова, восхищённо ковырял в носу.

— Силён, однако! — сказал он и от Хвостова не отвернулся, решил всё-таки провести его в дамки. — На раз-два не получилось, но это ещё ничего не значит, — заявил он, продолжая ковыряться в носу, — есть ещё ходы три и четыре. Этот толстяк обязательно должен выйти в дамки. Он мне нужен!

Узнав, что Распутин часто засиживается до утра в «Вилле Роде», Хвостов приехал туда. Гришки в общем зале не было, он сидел в кабинете. Хвостов пробовал сунуться туда, но его не пустили.

Покашляв в кулак, Хвостов скромно сел под пальму, за неприбранный столик...

В Думе Хвостов вёл себя тихо, на трибуну, чтобы «отметиться» с речью, не рвался, готовился к решающим дням, когда он потрясёт собравшихся блестящим выступлением и течение понесёт его во власть, к вершине славы, к министерскому портфелю, а Гришка... Гришка Распутин в этом ему подсобит. Если, конечно, не обманет, не забудет...

А обмануть его «старец» не должен — ведь ему очень нужен свой человек в главном эмвэдэшном кресле, потому что тучи над распутинской головой сгущаются слишком часто, это Хвостов чувствовал очень хорошо. Ощущения его подкреплялись тем, что ему доводилось слышать про Распутина в Государственной думе.

Настал день, когда Хвостов решил, что пора всплывать на поверхность. Он выступил в Думе с речью. Да с какой! Думские залы давно не слышали таких оглушающих аплодисментов. Хвостов выступил против засилия немецкой промышленности[44] в промышленности российской, в частности — в электрической, готовившей для фронта дистанционные трубки и запальники для снарядов. Ни дистанционных трубок, ни запальников не хватало — заводы, контролируемые немцами, их просто старались не выпускать...

С одной стороны, это был удар по царице-немке, боком, слабым рикошетом — по Распутину, а с другой стороны... с другой стороны, означало, что он вышел на короткую прямую в борьбе за министерское кресло. И Распутин ему в этом поможет — поможет, никуда не денется, у него просто выхода нет, и у царя выхода нет. Есть только одно — поставить во главе министерства внутренних дел патриотически настроенного человека Хвостова.

Признанный думский оратор Пуришкевич подошёл к Хвостову, уважительно блеснул крохотными стёклышками пенсне.

   — Склоняю перед вами голову, коллега, вы выступили блестяще! О чём предполагаете выступать в следующий раз?

   — О хвостах! — не задумываясь, ответил Хвостов, усмехнулся весело: слово «хвост» было созвучно с его фамилией, он словно бы издевался на самим собою.

Пуришкевич это понял, оценил и дружелюбно улыбнулся в ответ:

   — Очень своевременно!

Хвостами в российской столице в ту пору начали называть длинные очереди, выстраивающиеся у продуктовых магазинов, — иногда цепочки людей с авоськами и клеёнчатыми сумками в руках составляли по нескольку сот метров, эти позорные хвосты надо было ликвидировать.

   — Думаю, что успех у вашей второй речи будет такой же оглушающий, как и у первой, — сказал Пуришкевич и поклонился. — Желаю удачи!

Всё, Хвостов всплыл, Хвостов стал известен настолько, что всплытие его засекли даже в Царском Селе.

В «Вилле Роде» в одиночестве он сидел недолго — вскоре его увидели уже за столом Распутина. Это был признак того, что «старец» поддерживал Хвостова.

Прошло ещё немного времени, и царица послала Николаю на фронт письмо — тот безвыездно находился теперь в Ставке, — где чёрным по белому было написано: «Тебе нужен энергичный министр внутренних дел...» — и сделала намёк на Хвостова: лучше, мол, не найти. В тот же день, когда царь получил это письмо на фронте, с Хвостовым повидалась Вырубова.

Фрейлина, едва оправившаяся после катастрофы, ещё толком не научившаяся передвигаться на костылях, уже с головой влезла в государственные дела — она стала играть роль своеобразного начальника отдела кадров при царице и Распутине — одного на двоих, общего. Хвостов успешно прошёл чистилище у Вырубовой и был представлен Александре Фёдоровне.

Это было последнее испытание перед назначением на пост.