Харка, сын вождя - Лизелотта Вельскопф-Генрих

Он достал свой пистолет и положил перед собой ленту с патронами.

Харка взял ее.

Маттотаупа кивнул, встал и вскочил на коня. Харка сел на своего Чалого.

Семеро белых, которые еще могли ходить, и индеец в платке пристроились к всадникам. Пятеро раненых отчаянно кричали и умоляли взять их с собой.

— Тихо! — рявкнул на них Билл, видя, что его индейские проводники медлят. — Мы потом вернемся за вами!

Но это их не убедило.

— Врешь! Вы не вернетесь! Скоты! Подлые предатели! Подонки! Мы здесь все сдохнем! Не оставляйте нас, друзья! Братья! Товарищи! Пожалуйста!..

Харка не понимал их слов, но по тону и выражению лиц раненых нетрудно было догадаться, что они говорили. Он не знал этих людей, обреченных на мучительную смерть, но глубоко презирал тех, кто решил бросить товарищей на произвол судьбы.

Один из тяжелораненых достал пистолет и, приставив ствол к виску, выстрелил.

— Это для вас тоже неплохой выход! — крикнул Билл. — Но повторяю: мы вернемся за вами! Не теряйте надежду! Вперед! — сердито крикнул он Маттотаупе.

Индеец в пестром платке, до этого равнодушно следивший за происходящим, тихо сказал, обращаясь к Биллу, и перевел Маттотаупе:

— Осторожно! Они будут стрелять в нас.

Это стало сигналом к убийству. Шестеро белых, как по команде, открыли огонь по своим раненым товарищам и расстреляли всех до одного.

«Вот что такое белые люди! — подумал Харка. — Я не хочу жить среди них. За пятьдесят патронов я должен привести этих убийц к воде и пище. Лучше бы они умерли посреди песков. Но так решил Маттотаупа. Пусть будет, как он сказал. Мы верны своему слову».

Харка, с презрением смотревший, как индеец в платке собрал револьверы убитых вместе с патронами и сложил в мешок одного из них, не выдержал и отвернулся. Отряд тронулся в путь.

Солнце светило по-осеннему мягко, но путь был настолько тяжелым и они так часто вынуждены были обходить глубокие заносы, что к вечеру белые люди, почти не размыкавшие уст, еле держались на ногах от усталости. Голодные, с пересохшими глотками, они повалились на землю и уснули. Маттотаупа и Харка старались не привлекать внимание к своим скудным запасам. Только после полуночи, когда все крепко спали, они немного подкрепились. Делиться со своими спутниками они не могли, да и неизвестно было, сколько им еще предстояло пройти до границы этого смертоносного песка.

После абсолютного штиля первого дня снова подул ветер, поднимая легкие облака песка. Они ухудшали видимость, мешали ориентироваться и еще больше затрудняли движение. Порой было невозможно определить местонахождение солнца и правильно выбрать направление. Песок слепил глаза; дышать было трудно. Лошади и люди уныло тащились по песчаной пустыне. Поскольку прямо двигаться было невозможно из-за необходимости обходить высокие барханы, они рисковали сбиться с пути.

Билл некоторое время бормотал проклятия. Потом индеец в шейном платке объяснил ему, что это только еще больше затрудняет дыхание и обостряет жажду, и этот болтливый хвастун наконец умолк.

Когда к вечеру следующего дня они так и не вышли из безжалостного песочного плена, среди белых вспыхнул ожесточенный спор. Одни требовали привала, другие — продолжения марша. Двое кричали, что индейцы — коварные бандиты и намеренно завели их в ловушку. Билл злобно ворчал, и никто не мог сказать, что он сделает в следующий миг. У всех были револьверы, и любая распря могла кончиться кровопролитием.

За два дня Маттотаупа и Харка успели присмотреться к своим белым спутникам и изучить характер и степень ловкости и выносливости каждого. Самым разумным им показался мужчина средних лет, волосы которого уже тронула седина. Харка первым обратил на него внимание, потому что тот не принимал участия в расстреле раненых. Он и сейчас призывал товарищей к благоразумию, говорил, что необходимо отдохнуть хотя бы три часа, как предложили Маттотаупа и индейский проводник, которого звали Тобиас.

Путешественники валились с ног, языки у них прилипли к нёбу, а усталость пересилила раздражение. Они попа́дали на песок, и некоторые в ту же минуту уснули.

Маттотаупа и Харка стояли рядом с мустангами, которые то и дело принюхивались, что-то почуяв. Тобиас и Том — тот, что был старше и разумнее других, — подошли к ним.

— Что вы думаете о нашем положении? Говорите прямо — честно и по-мужски, — сказал Том.

— Мы недалеко от Найобрэры. Лошади уже почуяли воду.

— Вождь! Это же… это же… спасение! Так близко?..

Вместо Маттотаупы ему ответил Тобиас:

— Близко, но добраться туда не так просто. Перед нами самый трудный отрезок пути. Нам нужно преодолеть Большой Песчаный холм, и если буря была и там, то дела наши плохи.

Маттотаупа согласился с ним. Том тихо вздохнул. Тобиас оглянулся. Убедившись, что шестеро белых крепко спят, он начал тихо разоружать их, собирая их револьверы и пистолеты. Том и Маттотаупа помогли ему в этом. Когда трое из шестерых проснулись, все оружие было уже в руках индейцев и Тома. У них остались лишь ножи.

— Воры проклятые! Головорезы! Краснокожие собаки!

— И Том с ними заодно! Мы ему еще это припомним!

— Я всегда говорил, что он — предатель!