Харка, сын вождя - Лизелотта Вельскопф-Генрих

стране. Но из-за односложности ответов Маттотаупы беседа не клеилась. Длинное Копье перевел разговор на тему ночлега.

— Мы будем спать рядом со своими лошадьми, — твердо сказал Маттотаупа.

— Холодновато ночью… — заметил художник. — Но если уж вы будете ночевать во дворе, то не могли бы вы заодно присмотреть и за нашими лошадьми и мулами?

— Да.

— Мы очень благодарны вам за это. Здесь собралось много всяких сомнительных людей, которым нельзя доверять.

— В факториях редко грабят или воруют, — возразил Длинное Копье. — Им нужно заботиться о своей репутации, чтобы люди не боялись везти сюда свои товары. Правда, я не уверен, что слово Беззубого Бена здесь вообще еще что-нибудь значит.

Харка уже заметил, что у Длинного Копья нет на шее того красивого ожерелья из драгоценных камней и маленьких самородков, которое так поразило его воображение в стойбище Сыновей Большой Медведицы. Он явно не хотел искушать воров и грабителей. Длинное Копье предложил художнику тоже провести ночь рядом с лошадьми, но Желтая Борода улыбнулся, отчасти скептически, отчасти смущенно, и ответил:

— Летом я с удовольствием составил бы компанию нашим друзьям, Длинное Копье! Мы не раз ночевали с тобой под открытым небом в прерии. Как тогда, когда мы столкнулись в горах с гризли и нам пришлось спасаться бегством. Помнишь? Но сейчас осень, ночи уже холодные, а у меня больной желудок, и мне надо быть с ним осторожней. Так что я, пожалуй, останусь в доме.

Длинное Копье не стал возражать, но Харка почувствовал тревогу и недоверчивость шайенна, и после всего, что он увидел и услышал в песчаной пустыне, эта тревога передалась и ему. Он мрачно, исподлобья наблюдал за посетителями.

За окнами-бойницами стало темнеть, и индейцы отправились к своим лошадям. Длинное Копье пошел вместе с ними, чтобы дать им одеяла, которые они с художником возили с собой на мулах. Харка, который уже забыл, когда у него ночью было столько одеял, удобно устроился рядом с Чалым. Они не стали привязывать своих мустангов, чтобы, если понадобится, мгновенно вскочить на них.

Маттотаупа и Харка еще не спали, а лежали в полудреме, устремив открытые глаза в ночное небо и прислушиваясь к малейшему шороху вокруг, когда к блокгаузу прибыл наконец отряд из семи землемеров и скаутов вместе с проводником Тобиасом. Тобиас остался с лошадьми, попросив Тома принести ему поесть. Маттотаупа и Харка слышали их разговор. Том выполнил просьбу индейского скаута, который, очевидно, тоже собирался ночевать рядом с лошадьми, и вернулся в дом, где с появлением новых гостей стало очень шумно: они начали пить и громко обсуждать свои приключения. Особенно выделялась среди этого гомона непрерывная болтовня Билла, хотя слов индейцы и не могли разобрать. Они невольно сочувствовали художнику, которому вряд ли удастся уснуть в таком шуме.

Через какое-то время хозяин вышел из дома, якобы для того, чтобы проверить лошадей и собак, но, остановившись рядом с Маттотаупой, явно старался завязать с ним разговор. Маттотаупа не горел желанием вступать с ним в беседу и почти не открывал рта. Убедившись, что подход издалека ничего не даст, он перешел к делу:

— Вас ищет Рыжий Джим!

Бен благодаря своей торговле успел освоить язык дакота настолько, что мог с грехом пополам объясняться.

— Кто это? — спросил Маттотаупа с каменной миной.

— Вы же знакомы! Рыжий Джим, или Рэд Джим, или просто Рэд, или как его там еще называют, — он же был у вас! Хороший парень, верно?

Маттотаупа молча скривил рот.

— Он вас ищет! Был здесь, потом поехал на запад. Надеюсь, он не погиб в песчаной буре. Хотя вряд ли. Джим нигде не пропадет. Ну ладно, вы устали, отдыхайте! Спокойной ночи! Хороший у вас знакомый — художник! Завидное знакомство! Этот художник — щедрый малый!

Поскольку молчание Маттотаупы было непробиваемым, Бен ушел.

Маттотаупа и Харка, опасавшиеся, что пьяный гвалт в блокгаузе не стихнет до утра, ошиблись: уже скоро Бен и Билл, чьи голоса они хорошо различали, позаботились о тишине. Возможно, художник дал хозяину хорошие чаевые, чтобы тот обеспечил порядок в трактире и там можно было хоть немного поспать. На это намекнул Длинное Копье, который еще раз наведался к лошадям. Он явно не одобрял поведения художника, считая его неосторожным, и трижды точно описал двум дакота место, где они с Желтой Бородой должны были спать, а кроме того, сообщил, что у того имеется свисток, который издает очень громкий и пронзительный свист, наподобие сигнальных свистков индейских воинов.

После этих объяснений, выдававших его растущую тревогу, он ушел в дом. Через минуту опять появился Бен. Он подошел к Тобиасу и попросил показать револьверы расстрелянных раненых. Подвыпившие землемеры рассказали ему обо всем. Бен предложил за них Тобиасу цену, которую тот назвал смешной. Бен стал клятвенно заверять его, что все равно не купил бы этот товар, добытый таким кровавым способом. Потом еще раз подошел к Маттотаупе и спросил, не желает ли тот хотя бы купить два револьвера с патронами.

Маттотаупа без слов повернулся к нему спиной. Бен ушел в дом, где уже воцарилась тишина. Они слышали, как он запер дверь изнутри.

Маттотаупа поднял голову, прислушался и, убедившись, что все спокойно, встал и куда-то ушел. Когда через несколько минут он вернулся, в руке у него был топор, которым днем рубили дрова перед блокгаузом. Он спрятал его под одеялом и, казалось, уснул. Харка, смертельно уставший за день, провалился в глубокий сон.

Он не знал, сколько проспал, когда его