Поиски счастья - Николай Максимов

— Непонятны твои слова, — испуганно отозвался пришелец.

«Хозяин тундры»?.. Уж не с духом ли он повстречался? По его телу прошла дрожь. Он оглянулся по сторонам.

— Зачем я отпустил бы тебя?.. — выкрикнул Гырголь, бросив быстрый взгляд на Кутыкая.

— Почему ты сердишься? Разве я прогневил тебя? — растерянно бормотал поворотчик.

Испуг, исказивший его лицо, придал Гырголю решимости. К тому же за спиной стоял Кутыкай.

— Жалкий бедняк! Ты собрал всю мою пушнину! Кутыкай, ты медлишь, я вижу!

Дальше все свершилось непонятно быстро. Неизвестный чукча вскочил на нарту, Гырголь бросился на него, повалил на снег, пытаясь выхватить свой нож, — но тут же сам оказался внизу. Одним рывком Кутыкай вытащил своего хозяина из-под противника.

Поворотчик тяжело дышал, озирался, не зная, броситься ему на обидчика или бежать. Он стоял в разорванной одежде, с обнаженной головой, и Кутыкай в страхе не мог оторвать взгляда от синеватой плешины над изуродованным ухом.

Гырголь отступал назад, за Кутыкая, к своей нарте. Его шапка тоже осталась на снегу, по руке струилась кровь.

— Чужой! Вор! — задыхаясь, порывисто выкрикивал он, все пятясь и пятясь к нарте.

Поворотчик тоже начал отступать к упряжке. В глазах его застыл ужас: все это было так неожиданно, такого еше не бывало…

Кутыкай не спускал с него напряженного взгляда. Незнакомец с плешиной над рваным ухом уже коснулся пяткой нарты и повернулся, чтобы вскочить на нее, — и тут… Кутыкай едва устоял на ногах: за его спиной прогремел выстрел.

Поворотчик сразу осел на колени, руки его скользнули по тюку с пушниной. Олени рванули, нарта качнулась, дернулась, и через минуту ее почти не стало видно в вихре вздыбленного снега.

Упряжка с Гырголем бросилась в другую сторону. За ней, без ездока, помчалась нарта Кутыкая…

В нескольких шагах от растерявшегося пастуха, в луже крови, такой яркой на снегу, уткнувшись лицом в заструг, лежал убитый чукча.

Кутыкай оглянулся по сторонам. На лбу его выступил пот, ему вдруг стало жарко. Посмотрел на небо. Оно было высокое, чистое.

«Зачем станем обижать его?» — не покидала сознания фраза, которую не успел сказать Кутыкай. Где-то далеко, наверное, ждут этого человека жена и дети. «Злое сердце имеет Гырголь… — думал пастух. — Чем прогневил его этот старый чукча?» Говорит: «Я хозяин Амгуэмской тундры…» Впервые слышал Кутыкай такие непонятные слова. Как можно быть хозяином тундры? Тундра — не олень, не жена, не яранга… Что скажут чукчи? Не прогневается ли сам дух тундры?..

Кутыкай подошел к телу незнакомца. «Что стану делать?.. Уйти отсюда? Но куда? И что скажет Гырголь, если не найдет меня здесь?..»

…Казалось, ночи не будет конца. Кутыкай засыпал, вздрагивал, открывал глаза, вслушивался в тишину, озирался. Неподалеку черным пятном маячило на снегу тело убитого.

Гырголь же дотемна гнал оленей по следу умчавшейся нарты, пока не потерял его. Ночь помешала продолжать поиски. Олени устали. Он решил заночевать в тундре.

Спать ему не пришлось. Пугал каждый шорох, доносившийся от упряжки, чудилось, что родные поворотчика уже ползут сюда, чтобы отомстить за убитого. «Но как они узнают, что его убил я? Не узнают. Он лежит сейчас в тундре, и его заметает снегом. Пусть не собирает пушнину там, где я хозяин!» Ненадолго приходит мысль о Кутыкае: «Он знает, видел…» Но что Кутыкай? Жалкий бедняк его стойбища. Разве он посмеет болтать? Да и кто станет искать поворотчика в такой дали?.. Скоро весна. Вскроются реки. Потом все забудется, затеряется. Труп сожрут песцы и волки, кости рассыплются в прах. Никто не узнает…

Гырголь почти беспрерывно курил. «Жаль, потерял след. Много товаров было, большой груз. Как найдешь? Тундра — как море, как небо. Напрасно испугал оленей. Надо было ножом… Бездельник Кутыкай! Трус! Упустил и свою нарту…» Но в конце концов, что значат эти товары! Разве их мало у Джона? Зато Гырголь избавился от вора, который мог испортить ему всю торговлю…

И Гырголь все больше утверждался в мысли о том, что поступил правильно, как подобает хозяину. Так он накажет любого, кто явится в Амгуэмскую тундру! Разве не он здесь самый «сильный товарами и оленями человек»? Разве не он обеспечивает всех оленеводов такими нужными для них товарами?! Джон, несомненно, похвалит его: он и раньше говорил Гырголю — не давать другим пушнину.

Все хорошо. Только теперь нужно всегда быть наготове. Везде могут встретить, настигнуть родные того поворотчика… А то еще какой-нибудь жалкий бродяга может попытаться ограбить его, Гырголя… Нет, Гырголя не застигнешь врасплох, не таков Гырголь!

Он крепче сжимает лежащий на коленях винчестер.

Где-то совсем близко слышится топот. Уж не упряжка ли это поворотчика? Или, быть может…

Нет, это не упряжка, не родственники убитого, не духи. Это — страх.

Упряжка поворотчика давно освободилась от нарты и теперь копытами откапывала из-под снега ягель и уходила все дальше и дальше. Не найти Гырголю нарты с товарами. Перевернувшись, она лежит в низине, по которой летом течет ручей. Дикие звери изгрызут ремни, упаковку, растащат меха, товары, палатку… А придет зима — все засыплет снег, заметет пурга. Олени пристанут где-либо к стаду или погибнут от волков. И никто никогда не узнает, куда делся, где погиб поворотчик.

Большой круг объехал утром Гырголь, пытаясь напасть на след нарты. К полудню он вернулся к месту происшествия.

Молча подошел к убитому, ногой перевернул на спину. «Пусть посмотрит на Амгуэмскую тундру!» — зло подумал он и, ни слова не говоря Кутыкаю, снова сел на нарту.

Кутыкай поспешил к своей упряжке.

Стойбище Канкоя оказалось недалеко.

Седой и дряхлый хозяин стойбища, как всегда, встретил Гырголя сухо. Было видно, что он не нуждается в товарах. Он сразу же отдал долговую пушнину, и Гырголь не остался тут ночевать: помимо всего прочего, он знал, что Канкой осуждает его за торговлю.

«Оленевод должен думать о стаде», — говаривал старик.

Тронулись дальше, Кутыкай был подавлен, мрачен. Вспомнился недавний разговор с Кеутегином: «Ты счастливый: с Гырголем едешь…»

День ясный, морозный. Небо высокое, чистое. Снег тверд. Под полозьями нарт посвисты. Гырголь и Кутыкай едут молча. Путь долог, стойбищ много. Лишь ко времени отела оленей они возвратятся домой.

На сердце Кутыкая неспокойно. В полудреме ему чудится лужа крови на снегу, тело старого чукчи с рваным ухом, широкая снежная даль под синим небом.

Глава 35

В «ЗОЛОТОМ УЩЕЛЬЕ»

Человек огромного роста шел по берегу еще скованного льдами моря. От своей яранги, издали, старик Вакатхыргин наблюдал за ним. Он видел, что это не чукча, и гримаса брезгливости легла на его лицо. «Нигде не скроешься от этих чужеземцев…»