Поиски счастья - Николай Максимов

Пять лет назад Вакатхыргин покинул Ванкарем, обосновался на этом безлюдном берегу. На следующий год к нему присоединились еще две семьи: его дочь Эмкуль с мужем и Рахтынаут, прозванная американом Амноной, со своим мужем.

Так вот и живут они здесь с тех пор.

Старик оставил Ванкарем после долгих размышлений: ведь почти вся жизнь прошла там. Но что ни дальше, то сильнее возмущалась душа новыми порядками в его родном поселении. Все изменилось. День и ночь женщины шьют Джону обувь. Куда ему столько? Смолкли в поселке их звонкие голоса, редко кто выйдет в тундру за ягодами и съедобными кореньями, почти перестали собираться к Вакатхыргину послушать сказки. А было время, когда люди заслушивались его. Он говорил о старине, о мечтах, которые согревали сердце. Как любил эти сказки Тымкар! Жаль старику, что Тымкар не остался у него. Хороший был юноша… Мужчины тоже перестали собираться в яранге сказочника. Они только и думают теперь о том, как бы получить у Джона дурной воды. Появилась среди чукчей нехорошая болезнь, умирать стали. Сдружился с Джоном шаман.

Нет, не мог больше старик оставаться там. Его уши устали слушать бранные слова, невтерпеж ему стал отвратительный запах дурной воды…

Вот здесь он спокойно доживет свои дни. Только раз заметили эти три яранги с какой-то шхуны, но он — через мужа Рахтынаут — отказал американам в торговле, Пусть не приходят сюда совсем. Табак, чай и патроны привозит ему из Ванкарема муж Эмкуль. Правда, и тут не так уж спокойно сердце старика: ноет оно, когда вместе с чаем и табаком зять привозит новости из его родного поселения. Но хоть не видят этого глаза…

Однако и сюда пришел потревожить его покой человек другой земли.

С какой-то необычной поклажей за спиной, широкоплечий, с тяжелым подбородком и едва заметными глазами, рыжий таньг подходил к яранге.

Вакатхыргин уже было сделал движение, чтобы скрыться, но пришелец заметил его, окликнул. Старик ничего не ответил.

На таньге истертая чукотская одежда, на ремне, перекинутом через шею, висит винчестер; на ружье лежат большие волосатые руки.

Ройс, приблизившись к старику, повторил слово приветствия. Вакатхыргин не желал оскверняться общением о иноплеменником. Норвежец продолжал по-чукотски:

— Меня зовут Ройс, Тэнэт из Энурмино — моя жена.

Старик пожевал сухими губами: Тэнэт? Как же, он знает Тэнэт. На ее сестре был женат брат Тымкара. Прошлой весной умерла ее мать. У Тэнэт родился сын, рыжий, говорят люди. Вакатхыргин поморщился.

— Иду домой. Устал, голоден.

Вакатхыргин облегченно вздохнул: «Значит, уйдет». Молча он вошел в ярангу и вскоре вынес прохожему вяленого мяса. Затем, так же молча снова скрылся в шатре, не предложив зайти туда.

Норвежец был поражен. За десять лет, проведенные среди этого народа, он не встречал еще такого приема. «Немой? — подумал он про старика. — Быть может, больной?» Он недоверчиво осмотрел большой кусок поданного ему мяса. Огляделся. Две другие яранги казались вымершими. Еще минуту Ройс постоял в нерешительности, потом быстро зашагал дальше, неся в руках кусок вяленого мяса.

Льды у берегов истрескались, под них текли вешние воды.

Вдали уже видна Колючинская губа, а от нее не более семидесяти миль до Энурмино. Два-три дня — и он доберется туда. Там он найдет привет и кров, там Тэнэт.

Тэнэт действительно жила там. Она похоронила мать, осталась одна. Много забот навалилось на Тэнэт. Родился сын..»

— Тырко, милый, — шептала она, прижимая к щеке светловолосую головку.

Тэнэт верит, что Ройс вернется. Кто же бросит такую, как она? И каждый раз при этой мысли молодая мать поглядывала в зеркальце — подарок мужа: знала, что хороша. Сколько за эти два года было сделано ей предложений, сколько попыток! Но нет, она будет ждать его. Он — отец Тырко. «Тырко, милый мой!»

Женщины помогали Тэнэт, приносили ей мяса и жиру, шкуры и жилы. Она шила одежду, обувь. Потом за эти изделия мужья подруг привозили ей разные товары из Уэллена и Наукана. Чай, сахар, другое, что нужно. В Наукане больше дают товаров, чем Джон. Купцы оставляют товары эскимосам на зиму.

Тэнэт бережлива. Сколько уж лет прошло, а подарки Ройса все целы. Любит Тэнэт и красное платье, и тонкие чулки, и туфли из зеленой кожи. Красивые. «Где берут, как делают?» — думает она, наряжаясь перед зеркальцем.

Грусть не часто посещала ее ярангу. Тэнэт знала, что Ройс где-то близко, он не уплыл. Все копает землю, ищет какое-то золото. Молодой чукчанке было смешно. Как можно что-то искать в земле? Кто положил туда, зачем? Странные эти таньги!

Ройс появился в Энурмино на четвертые сутки после встречи со стариком Вакатхыргином. Вечерело. Чукчи были дома. Они вышли из своих яранг. Послышались приветствия:

— Этти, Ройс!

— Где был так долго?

— Каковы новости?

— Тэнэт в яранге. Иди, иди!

— Какомэй! Здравствуй!

Детвора шла по пятам за ним через весь поселок.

Ройс обратил внимание, что людей в поселении почему-то стало меньше, хотя сейчас, когда у берегов еще льды, а нартового пути уже нет, они все должны были бы находиться дома.

— Здравствуй, ты откуда?

— Ох, давно не видел тебя, этти!

— Каково твое спокойствие? Здравствуй!

— Где пропал? Иди, сынок ждет.

Краска залила щеки Ройса. Он опустил голову, едва отвечая на приветствия. «Да, да.» ведь она оставалась… О, это нехорошо..:»

Тэнэт стояла у яранги, держа Тырко на руках. Она не побежала к Ройсу навстречу, она ждала, пока он сам подойдет.

Весна. Журчат ручьи, разламывают прибрежный лед. Летят белые канадские гуси, их курлыканье хорошо различает Ройс, но ему кажется, что это крик ребенка, его ребенка. Он ускоряет шаги. Он уже видит Тэнэт, она держит сына на руках.

— Этти, Ройс!

— Какомэй, Ройс! — слышится отовсюду.

Но он уже не слышит этих возгласов, не отвечает никому. «Тэнэт… Вот она стоит с сыном… Сын! Ведь это его сын!.. Его и Тэнэт!»

— Тэнэт! Здравствуй, Тэнэт, — Ройс наклонился к ней.

— Бент… — оторвавшись от него, со стоном шепчет она. — Ты пришел, Бент! — Левой рукой она обняла его за талию, прижалась к нему вместе с ребенком, Ройс видит только ее влажные от радости глаза.

Чукчи, стоящие у ближних яранг, молча глядят на них.

— Идем в ярангу, Тэнэт, все смотрят на нас.

— Вот сын твой, Бент, — сияющая, она приподняла ребенка, заглядывая мужу в лицо.

И тут Ройсу снова стало до боли стыдно, что он ушел тогда, как вор. Ведь, честно говоря, он и не думал возвращаться.

— Как назвала его?

— Тырко.

— Тырко? — что-то оскорбительное для норвежца прозвучало в этом имени. — Тырко? — тихо повторил он еще раз.