Цветы в тумане: вглядываясь в Азию - Владимир Вячеславович Малявин

семь-восемь и более заварок. Кстати, обдав чай кипятком по первому разу, тайваньцы обычно воду сливают. Лучшей считается третья-четвертая заварка: хороший чай не сразу раскрывает свои достоинства.

Г-н Ли, как все тайваньцы, уверен, что на свете нет ничего лучше тайваньского чая. Высокогорный тайваньский чай, утверждает он, намного превосходит по вкусовым свойствам даже лучший японский зеленый чай, что бы там ни говорили японцы. Да и выдерживает гораздо больше заварок. И, наконец, он самый универсальный: нравится всем. Между тем тот же пуэр не каждому по вкусу. А тем, кто считает самым вкусным английский черный чай, г-н Ли советует попробовать хорошо прожаренный «баочжун», «восточную красавицу» или так называемые красные улуны. Хотя у тайваньских чаев, возможно, нет такого разнообразия оттенков вкуса, как у английского, по чистоте и глубине аромата им не нет равных. Мне тоже кажется, что по изысканности аромата тайваньские сорта черного (по-китайски – «красного») чая превосходят все прочее в этом сегменте чайного дела.

Тайваньский характер

В этот раз Тайбэй встретил меня оглушительной жарой. Было намного жарче, чем даже в Гуанчжоу, откуда я прилетел. Но благодаря большой влажности жара была не пронзительной, как в пустыне или в горах, а как бы мягкой, где-то даже уютной. Казалось, зеленые холмы вокруг таяли в лучистых потоках. Чувство уюта усиливала разлитая вокруг атмосфера покоя и отдохновения: ни одного громкого звука, люди расслаблены, степенны, предупредительны.

Неужели здесь сбылась давняя азиатская мечта о сообществе просветленности, где «каждая улица полна мудрецов»? В пространстве духовного бдения, обращенного на самое себя и все упреждающего, все на виду, но… никто ничего не видит. В нем всем и всему передается простейшее чувство жизненной совместности, но никто никому ничего не передает. В нем каждый полон в себе, но никто ничем не владеет. Понять это нельзя, но можно этому довериться. Я думаю, настоящий корень тайваньского характера – в этом безотчетном, ставшем привычкой, почти по-детски наивном доверии жителей острова к своей земле. Чувство людей скромных, много потрудившихся, чтобы жить в достатке, с любопытством взирающих с гор своего острова на мир, но знающих себе цену. Нет, недаром тайваньцы называют себя людьми батата. Главная причина, конечно, в том, что их остров по форме напоминает батат. К тому же продукт дешевый и питательный – подлинно народная пища. Но мне видится тут еще один смысл: батат растет в земле и целиком охвачен ею. Так и тайваньцы: преданы своей земле нутром и как бы инстинктивно чуют ее. Люди практичные, они не доверяют абстракциям и все оценивают через собственные ощущения. Для меня они решительнее всех азиатских народов следуют одной важной истине Востока: живи тем, что имеешь, и не пренебрегай близким ради далекого. Ибо все, что есть «там», на самом деле уже имеется «здесь».

Передо мной книжка на английском языке с характерным для умонастроения современных тайваньцев заголовком: «Тайвань – не китайский!». Ее авторы доказывают, что обитателей бататового острова никак нельзя считать китайцами, да и самого китайского народа не существует в природе – это идеологическая абстракция, выдуманная правителями Китая. При всей очевидной политической подоплеке этого взгляда, который сегодня поддержит, наверное, подавляющее большинство жителей Тайваня, он выражает все то же нежелание тайваньцев разрывать связи с родной землей.

Вот это ясное чувство, что «вокруг – моя земля» и «во мне все есть», и навевает островитянам тот умиротворенный покой, который позволяет спокойно жить, мирно уживаться людям с очень разным историческим прошлым и эффективно работать. К тому же тайваньцы всегда опутаны плотной сетью родственных, соседских и товарищеских связей – тоже часть родной земли! – и этот уютный кокон помогает им выдерживать любые удары судьбы. Одним словом, они действуют по ситуации, руководствуясь здравым смыслом и… почти бессознательной любовью к родине.

Не примечательно ли, что и в ряд развитых стран Тайвань выдвинулся стремительно и без какого-либо плана, даже почти без содействия государства? Просто в какой-то момент, где-то в середине 80-х все поняли, что и как надо делать. Миллионы людей разбогатели буквально за несколько лет. Так маленький невзрачный бутон, когда приходит ему срок, превращается в прекрасный цветок.

Поистине, чтобы понять Тайвань, надо прильнуть к его земле и проехаться по ней. У меня есть любимый маршрут для путешествия по острову, и пролегает он, конечно, среди гор, где тоже большей частью едешь в окружении курчавых зеленых скал и лесной чащи и только изредка с горных вершин взору открываются дали. Сначала по скоростной магистрали я еду в уезд Наньтоу, где повсюду растет чай, а воздух напоен ароматом сосен и камфоры. Там, на вершине горы Тайхэ, в самом центре острова и в эпицентре катастрофического землетрясения 1999 г., знакомый даос по имени Сюаньи (что значит «сокровенное единство») строит свой храм на своей земле. Место для храма выбрано как по заказу: одна цепочка холмиков на вершине обозначает изгибающегося дракона с разинутой пастью, а напротив нее другой изогнутый холм представляет тигра. Есть там и прообразы других мифических существ, и даже природный каменный столик для чаепития. Вот так тайваньцы относятся к природному ландшафту: им всюду видятся в нем образы божеств и мифических зверей, символы мироздания, следы памятных событий – одним словом, всевозможные знаки силы и святости. Этим умением распознавать духовные силы природы, питающим воображение, не в последнюю очередь держится их любовь к родной земле.

За горой моего даоса открывается вид на озеро Солнца и Луны – красивейшее место Тайваня. День-деньской там бурлит туристическая толпа и снуют по глади озера прогулочные катера. От озера я поворачиваю на север и по извилистой горной дороге приезжаю к хребту Великого Юя и горе Лишань (Грушевой), где в бывшей усадьбе Чан Кай-ши выращивают, как принято считать, лучший на Тайване чай. В усадьбе до сих пор стоит памятник генералиссимусу – кажется, единственный сохранившийся на острове.

От горы Лишань дорога вьется через живописные ущелья, ставшие национальными парками, и мало-помалу выводит к восточному побережью, где взору открывается океанский простор. И я возвращаюсь в Тайбэй с противоположной стороны.

Впрочем, этот рассказ мало помогает уяснить главное качество тайваньского пейзажа и тайваньской жизни: напряженный ритм человеческих трудов как бы охвачен ширью гор и моря, словно бриллиант оправой. Тайвань и стоит на том, что в нем одно выявляет и оправдывает другое, и сама человеческая жизнь обретает здесь смысл от встречи того и другого. Так открывается другая сторона медали тайваньского патриотизма. Уход от имперского Китая, который оказался слишком далеким и чужим, неизбежно