Катарина - Кристина Вуд

могла остановить истерику, накатившую в тот момент. Я все кричала и кричала так громко, что сорвала голос. С губ слетали какие-то невнятные слова, звуки, лицо искривилось в мучительной гримасе.

Кристоф внимательно наблюдал за мной, оперевшись об стол. Его взгляд хмурый и испепеляющий, был сосредоточен на моей истерике. Губы были плотно сжаты в одну линию, челюсть напряжена, а руки переплетены на груди. Что-то пугало в его взгляде, отталкивало. Я не могла понять он был зол, он был в ярости или… наслаждался моим страхом? Но в какой-то момент его губы расплылись в нахальной, высокомерной улыбке. А после он рассмеялся беспричинно и раскатисто. Я поежилась от столь холодного смеха и замерла в страшном ожидании.

— Какая же ты жалкая… — наконец произнес Нойманн, прекратив смеяться.

Его резкая смена настроения пугала не меньше внезапных вспышек ярости. Офицер подошел чуть ближе с той же маниакальной улыбкой на устах, обнажив зубы. Я испуганно попятилась на спинку стула, чтобы быть как можно дальше от него. Но он все так же требовательно схватил меня за подбородок, больно сдавив кожу, и заставил взглянуть в его безумные глаза. Как только я поборола страх, и наши взгляды встретились, он вновь расплылся в еще более коварной улыбке, которую я видела до этого.

— Жаль, что Мюллер не видит, — с сардонической насмешкой изрек Кристоф.

А после в его руке мелькнул пистолет. Я затаила дыхание, но не позволила себе трусливо зажмуриться. В глазах мужчины на секунду промелькнуло сомнение, но в тот же момент он резко замахнулся и ударил меня пистолетом по голове.

Его лицо, перекошенное от ярости, было последним, что я видела, перед тем как провалиться во тьму.

* * *

— Катюша… Катенька! — мягкий голос Веры заставил пробудиться. — Катенька, просыпайся. Пора тебе…

Я не видела ее, но ощущала каждой клеточкой тела. Чувствовала, как ее тонкие длинные пальцы с неподдельной заботой поглаживали мои, едва заметно, словно перышко, прикасались к моему лицу и осторожно гладили волосы. По-моему, я даже улыбнулась. Вот только рот у меня был плотно сомкнут, и ответить ей у меня не было ни сил, ни возможности.

— Катю-ю-юша… — ее шепот ласкал слух, и мне захотелось отчаянно прикоснуться к ней.

Но в какой-то момент меня окатили ледяной водой.

Я пришла в себя, но еще не распахнула глаза. Конечности отозвались тупой болью, в горле пересохло, безумно хотелось пить. Голова раскалывалась так, будто по ней сутки бренчали молотом.

— Она очнулась! — раздался тихий голосок со стороны.

— Слава богу! — подхватил второй более грубый женский голос.

— А ну отошли все! После отбоя спать положено, а не глазами лупать на Катьку! — строго пригрозила Галка.

Судя по соответствующему шуму, Галька разогнала всех любопытных по нарам, но возле меня оставалось еще пару человек. Я с трудом разлепила веки и увидала перед собой Надьку, Тоньку и саму Галку. Они тут же оживились и подскочили, хмуро разглядывая мое лицо.

— Катька! Мы уже думали ты богу душу отдала… — прошептала Галина то ли с укором, то ли с сочувствием.

— Ты двое суток проспала… Вот, держи, попей хоть немного, — тут же сказала Надя, преподнося к моим губам металлическую кружку с ледяной водой. — Еле как от фрау Розы спрятали.

Попытка пошевелить лицом, да и в целом ответить девочкам, не увенчалась успехом. Мышцы лица отозвались тупой болью, а на нижней губе я ощутила неприятный отек. Но Надежда все же помогла мне сделать хотя бы несколько глоточков воды.

— Кто это тебя так, а? — тихо спросила Тоня. Ее темные глаза сочувственно сощурились, когда она попыталась разглядеть мое лицо. — Полковник тот?

Я мельком кивнула и предприняла вот уже третью попытку привстать с постели.

— Вот же ж тварина такая… — прорычала Галька, укоризненно цокнув. — Мы когда услыхали, що тебя прямиком из Гестапо-то привезли, так чуть не поседели от страха! Это ж надо так, а…

— Де-девочки… — прохрипела я с трудом прокашлявшись. — У меня для вас… новости. Хорошие.

В ту ночь мы практически не спали. Кто успел уснуть, тот спал сном младенца. Как только я начала рассказывать историю про советского разведчика и перечислять все то, что он мне рассказал — все не спящие мигом облепили меня. Их глаза с какой-то детской наивностью глядели на меня как на нового миссию, ведь я внушила в них веру, что спасение близко. Победа была близко.

Я не анализировала в тот момент правильно ли поступаю. Но все люди, которые были насильно угнаны из своих домов и вот уже несколько лет подвергались бесчеловечному отношению, заслуживали знать правду. А в том, что наша победа была близко, я ни на секунду не сомневалась.

С того дня Мюллер стал частым гостем моих снов. Я все еще не могла смириться, что больше мы не свидимся. Но днем некогда было думать об этом, особенно во время ночных дежурств в кухне. А если и выдавалась свободная ночка, то засыпала я без промедлений. Дикая усталость не давала ни единого шанса на терзающие душу размышления.

Ванька был в ужасе, когда увидел меня с опухшей губой и сиреневым синяком на пол лица. Он был готов сорваться к Кристофу в Гестапо и голыми руками задушить его. Мне была приятна его забота, но не настолько, чтобы посылать его за собственной смертью. По правде говоря, я была благодарна богу только лишь за то, что осталась жива и практически невредима.

Командир советских военнопленных все также доставал меня своими навязчивыми идеями о побеге. Даже когда увидел мою гематому на пол лица, оставленную офицером Гестапо. Каким-то чудесным образом мне удалось убедить его, что это и был тот офицер, которого я знала… и что доверие к нему после этого случая значительно подорвалось. Старший лейтенант или сделал вид, что поверил или всерьез понял, что я никаким образом не смогу помочь ему в побеге. Он не переставал думать об этом даже тогда, когда мои новости о приближенной победе за считанные часы разлетелись по всей прачечной.

После того дня надзиратели всех бараков стали еще строже наказывать нас за малейшие проступки и заметно нервничали, когда кто-то упоминал о приближении советских войск. Поведение владельца прачечной и вовсе стало странным. Он и до этого не отличался умом, но после моего чудесного возвращения из Гестапо стал чаще оглядываться и подозрительно избегать любые встречи с остарбайтерами.

— Думаешь, тот полковник навредит твоей сестре? — осторожно спросил Иван во время ночного дежурства.

Он в очередной раз вызвался помогать мне в кухне драить