Ïðîñòî ëþáîâü - Òàììàðà Âåááåð

телевизор, приютившийся в углу. Показывали какую-то мыльную оперу. Я краем глаза

смотрела вместе с ней, поедала приготовленный Денни сэндвич и поглядывала на уютное

кресло, которое пустовало.

Всю следующую неделю я восстанавливала силы, обживалась в новом доме,

привыкала к причудам сестры и налаживала преобразившийся быт. Днем приходила

Дженни, иногда – вместе с Кейт. На пару они пытались выкурить меня из квартиры и

уговаривали вернуться к «Питу». В обоих случаях я мотала головой и нежилась под

одеялами на страшенном диване, который нравился мне все больше и больше.

Сестра же отвращала меня от работы известиями о том, что в ее кабаке подыскивают

еще одну девушку, а сестрам вообще светят фантастические чаевые. Я вспыхивала при одной

мысли об этих тугих шортах. Тогда она возвращалась с неприличным количеством налички,

а иногда – с лапами Гриффина, плотно прилипшими к ее до нелепого тесной форме. В такие

вечера мне хотелось, чтобы квартира была чуть побольше или хотя бы обогатилась

звукоизоляцией.

Денни заезжал ежедневно по дороге с работы. Сначала я восхищалась его чуткостью

после всего, что я ему сделала. Но я заметила эмоции, которые он не хотел мне показывать:

напряженность во взгляде, когда он смотрел на кресло Келлана, печаль, с которой он

поглядывал на мое тело, и чувство вины, всячески подавляемое при виде моего синяка.

Голос тоже сводил на нет непринужденность его действий. Он становился жестче,

стоило заговорить о нашем прошлом. Я старалась не ворошить былое. Если речь заходила о

том самом вечере, Денни буквально давился, сбивался и начинал разговор заново, а я делала

все, чтобы упоминать об этом еще реже. И он вообще отказывался говорить о Келлане,

ограничиваясь признанием, что видел его лишь изредка, но, если это случалось, их

отношения бывали «задушевными». По сути, его голос теплел, а акцент усиливался от

полноты чувств лишь в тех случаях, когда он расписывал свой отъезд домой, новую работу и

встречу с родными.

Меня же эта перспектива, обозначавшаяся яснее с каждым днем, одновременно

восхищала и пугала. От визита к визиту она приближалась и заполняла собой все. Я шла на

поправку, а Денни все больше возбуждался своим скорым отъездом. К концу недели мы уже

мало беседовали о нас, и он упоенно распространялся о своей новой работе. Меня ничуть не

удивило, когда он перенес отлет на несколько дней раньше. Не удивило, но страшно задело.

И вот я уже везла Денни, полного желания проститься насовсем и покончить со всей

историей, в аэропорт в его «хонде». Держа его за руку, я прошла с ним через толпу

путешественников. Странно, но он не противился, хотя всегда старался свести к минимуму

наш телесный контакт. Наверное, он смаковал последние минуты.

Когда мы дошли до нужного терминала, я застыла и в полном потрясении разинула

рот. Там сидел Келлан, сосредоточенно изучавший свой гипс, уже сплошь исписанный и

изрисованный. Он поднял на нас глаза, и мое сердце забилось. Вид у него был получше, чем

в больнице, – остались лишь синюшная ссадина под глазом и пара розовых царапин,

которые, быть может, и не вредили его совершенству, а только подчеркивали его. Как бы там

ни было, он потрясал.

Денни медленно направился к нему, и Келлан встал. Денни машинально буквально на

миг сжал мою руку, а затем выпустил ее. Я старалась подстроиться под его неспешную

поступь, не спуская взгляда с Келлана.

Однако его синие глаза были прикованы к Денни. Казалось, он умышленно избегал

смотреть на меня. Я не знала, ради Денни или ради себя.

Келлан в знак дружбы протянул Денни руку, изучая его лицо, и тот уставился на нее.

С коротким вздохом, который показался мне оглушительным и перекрыл гул помещения,

Денни ответил крепким пожатием. Келлан чуть улыбнулся и коротко кивнул:

– Денни… Старик, я… – Он сбился, слова подвели его, а взгляд упал на все еще

сцепленные руки.

Денни отпустил его:

– Да… Я знаю, Келлан. Это не означает, что между нами все хорошо, но я знаю.

Он говорил напряженно, с сильным акцентом, и слезы затуманили мой взор при виде

двух некогда закадычных друзей, подыскивавших правильные формулировки.

– Если тебе когда-нибудь что-то понадобится… я… я рядом.

Глаза Келлана увлажнились, но взгляд не сходил с Денни.

Тот кивнул и стиснул зубы. На его лице отразилась целая гамма чувств, но спустя

мгновение он вздохнул и отвернулся.

– Ты сделал достаточно, Келлан.

Мое сердце сжалось от этой двусмысленной фразы. Единой фразой Денни

суммировал все, что между ними существовало, – доброе и злое. Это и грело, и надрывало

мне душу.

По щеке покатилась слеза, но я слишком пристально смотрела на Келлана, чтобы

разбираться с ней. Я была уверена, что он вот-вот сломается. Расплачется и начнет молить

Денни о прощении – на коленях, если придется, однако губы его тронуло подобие улыбки, и

он с усилием сглотнул, подавляя навернувшиеся слезы. Похоже, Келлан предпочел добрую

составляющую услышанного, а остальное предал забвению.

Он любовно потрепал Денни по плечу:

– Пока, приятель… Береги себя.

Келлан произнес это тепло и без фальшивого акцента. Он был одним из немногих

известных мне людей, кто никогда не пытался копировать Денни, и в случае Келлана это

выглядело как знак уважения[29].

Денни как будто понял это и тоже потрепал Келлана по плечу – возможно, не вложив

в свой жест соразмерного почтения.

– Ты тоже… приятель.

Затем Келлан быстро обнялся с ним и пошел прочь. Желание догнать его, вцепиться в

футболку, заставить посмотреть на меня, заговорить со мной было столь жгучим, но я не

могла разбираться с Келланом, одновременно прощаясь с Денни. Только не после всего,

через что он прошел из-за нас.

А потому я стиснула кулаки, дабы взять себя в руки, и молча смотрела, как Келлан

уходит. Когда толпа поглотила его, он оглянулся. Наши глаза наконец встретились после

столь долгого перерыва, что краткость взгляда отозвалась во мне настоящей болью. Я

увидела, как приоткрылся его рот, исказилось лицо, и поняла, что он испытывал те же

мучения. Он хотел меня… Он все еще хотел меня, но я нанесла ему слишком тяжелый удар.

Келлан тронул переносицу и отвернулся. Толпа моментально поглотила его. Я

закрыла глаза, а когда посмотрела вновь, Денни взирал на меня с таким выражением, будто в

конце концов что-то понял. Не знаю, что он сумел различить за один мучительный взгляд, но

Денни явно заметил нечто. Встряхнув головой, он с неожиданным сочувствием приобнял

меня за плечи и привлек к себе, едва ли не утешая.

Я положила голову ему на плечо, и мы дружно обернулись к окнам, за которыми

сверкал его самолет.

– Я буду скучать, Денни, – прошептала я, как только сумела заговорить.

Он прижал меня крепче:

– Я тоже буду скучать по тебе, Кира. Даже при всем, что случилось, мне все равно не

хватает тебя. – Помедлив, он шепнул: – Как по-твоему…

Я вскинула голову, чтобы взглянуть на него, а он одновременно повернул ко мне

свою.

– Как по-твоему, если бы я не получил место в Тусоне, вы бы с Келланом никогда?.. –

Уставившись в пол, Денни сдвинул брови. – Я швырнул тебя к нему в объятия?

Я помотала головой и снова склонилась к нему на плечо.

– Не знаю, Денни, но мне кажется, что, так или иначе, у нас с Келланом…

Подняв на него взгляд, я замолчала. Я не смогла закончить фразу – только не в лицо,

не под страдальческим взором темно-карих глаз.

– Я всегда буду любить тебя, – хрипло произнес Денни.

Кивнув, я проглотила комок.

– И я буду любить тебя… всегда.

Он мягко улыбнулся, завел прядь волос мне за ухо и начал поглаживать пальцами по

щеке. Ценой жесточайшего внутреннего сопротивления он наконец склонился и запечатлел

поцелуй на моих губах. Тот длился дольше, чем обычный дружеский, но короче, чем

романтический. Нечто среднее – как и мы сами.

Отстранившись, Денни поцеловал мое натерпевшееся лицо, и я снова утвердилась

головой на его плече. Мы ждали: я стискивала его свободную руку, а он прижимал меня

другой. Ждали, когда объявят посадку. Ждали, когда физически разорвется наша глубинная,

но нарушенная связь.

И вот это произошло. Денни с протяжным вздохом отстранился от меня. Подняв свою

сумку с места, куда он бросил ее, перед тем как пожать руку Келлану, он на прощание

поцеловал меня в лоб. Я вцепилась в его руку и держала ее до роковой секунды. Когда