Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова

одинаково. А тут девушка нежная и непрочная к грубому касанию. Но дело не в маге и не в его напитке. Кое-что моя мистификаторша мне поведала, а уже из этого «кое-чего» я также кое-что ущупал. Динамика её психических процессов не совсем та, на которую я рассчитывал. Она кое-что уже вспомнила. В частности, о том самом дне, когда Фиолет вошёл в тот самый Храм, как она выразилась, в «небесном блеске». Поведала о том, что о пришельце она никогда не забывала, он поселился в её снах, и в видении он был просто более разговорчив. Боюсь я, Радослав, рано или поздно её память выйдет из тех ограничителей, в которые я её заковал. И не потому это, что я дилетант в таких вот тончайших и ювелирных манипуляциях. Нет. Я больше чем иной профессионал – профессионал высочайшего уровня. А потому, что заключённая в ней частичка Фиолета требует выхода из своего заключения! Фиолет – существо весьма странное. Он как грибница в ней пророс, он существо, можно сказать, пространственно разнесённое. Сам он как тело плодовое. Вот тут рядом – с крепкой головушкой на крепких своих ножках красуется. А информационные его нити протянуты куда-то и ещё. Он оплодотворил эту девушку не в том смысле, что сперму свою в неё влил. Он того и не делал ни разу. Он в другом смысле в неё вошёл. Чую, она уже и не совсем прежняя, чем до встречи с ним была. Она с ним теперь уже никогда не расстанется, как бы я того не хотел. И как бы он сам, Фиолет, от неё не отдалялся. И ещё есть у меня странное чувство, что никуда он отсюда уже не улетит. Убёй меня, как говорили древние, я ничего не понимаю, а знаю, что нет ему хода с нами в те вселенские дали, куда мы устремлены. Вроде, и он с нами куда-то стремится на словах, а чую, не будет его с нами в скором уже времени. И ещё что-то очень плохое я чую, Радослав, но не скажу. Чуйка уж больно у меня жуткая. Не буду и озвучивать, чтобы ты меня не прибил, а Викуся не взвыла как на похоронах. – Кук заметно пригорюнился, так что и всем вокруг стало невесело отчего-то. – Вот какое у меня антинаучное подозрение, – продолжил он. – Ива – Белая Уточка тоже никогда уже никаких детей рожать ни от кого не будет. Она словно бы женская версия этого самого Фиолета в том смысле, что и он, и она – существа, здешнему миру не принадлежащие. Вроде, как чьи-то игровые проекции…

– И как же ты до мудрости такой дошёл? – хмыкнул Радослав.

– А так. Она свои видения отлично запомнила, подробно их Сирени изложила, поскольку обладает немалой начитанностью и косноязычием не страдает. Достаточно было, что я ухватил кончик весьма запутанного клубочка. Фиолет – подкидыш тех самых Создателей в кавычках, что и печатают на космическом принтере их «Города Создателей». Вот что я ухватил. Но сам Арнольд, понятно, ни сном, ни духом о том не ведает. Он считает себя землянином, поскольку воспитал его папа Рудольф Разумов на Земле. Но Арнольд Фиолет не землянин. И не житель Паралеи. Они, эти Создатели, подкинули мне звездолёт, как я свой тут разгрохал, чтобы я ноги отсюда унёс. Как-то не очень они стремились к тому, чтобы я принимал участие в реальном режиме по созданию здесь своих гибридных потомков. Им кто-то другой был надобен. И вот я вернулся, не понимая зачем. Но оказалось-то затем! Чтобы Фиолет сюда по мною проложенной трассе соскользнул. Он им и был нужен. Они своё потомство, где попало, так просто не разбрасывают! Фиолет их пиксель, их частичка, их циферка в непонятной для нас формуле, а вовсе и не наш, как мы тут думали.

Возвращение в старый дом

Ива очень удивлялась тому, как изменился Капа за те два года, что она видела его в последний раз во время их совместной поездки на лодке через реку. Из недружественного в целом, как казалось, ко всем ближним и дальним, из человека, одновременно и нервного и претендующего на некую таинственную значимость, Капа стал спокойным, величавым и затаённо-грустным. Он ни на кого не огрызался, никого по пустякам не дёргал, не кривил губы как прежде, если его что раздражало, а был внутренне отстранённым от происходящего, хотя и принимал во всей суете деятельное внешнее участие. Иногда его тёмные глаза застывали на Иве, как будто он ждал от неё важного ответа на важный вопрос, хотя никакого вопроса он не задавал.

Она сидела в беседке Вяза и также удивлялась тому, насколько Капа занимает её мысли, чего никогда не было прежде. Не то чтобы он стал ей чуть больше нравиться, но он, действительно, сильно изменился. Что за события могли тому поспособствовать? Любопытная, как и всякая женская душа, она не могла ни к кому обратиться за разъяснением, поскольку никого из знакомых рядом не было. Пойти было уже не к кому. Вся их улица была расселена в гигантском заречном «Городе Создателя» за то время, из которого она выпала. Тёмно-синяя река катила внизу свои безмолвные воды. Мелькали и звонко перекрикивались в густых кустарниках прибрежные птицы, серовато-белый песок отмелей был пуст и печален. Никто там не бегал, не купался. Близилась осень. Чай, принесённый молодым парнем, исполняющим теперь должность помощника мага, остыл, пирог с лесными ягодами не тронут.

До самого вечера она прослонялась по лесу, не понимая, чего там не хватает, чего она ищет. Но чего-то не хватало, и что-то требовало себя найти. Она смотрела издали на бывший свой родной дом, и он казался миражом, выплывшим из сна, войти куда невозможно. Потому и ноги туда не хотели идти. И отчего-то было больно видеть контур его красной крыши с трубой, пока ещё белой и ничуть не почерневшей. Живёт ли там кто? Она напрягла память, вспоминая, а что из ценного там осталось из прежней её жизни? Ценного не по стоимости, а для памяти. Детские игрушки? Потрёпанные книжки? Пыльная старая посуда? Посуда… Выплыли какие-то гофрированные изящные чашечки, вызолоченные изнутри и украшенные объёмными синими цветами снаружи, каких у них точно не было, а казалось, что они там есть. И она пошла в дом. Чтобы проверить. Ключ она с собой взяла, или мать его сунула, предполагая, что она захочет вдруг поехать за реку. Он лежал в кармашке маленькой сумочки, болтающейся на её поясе. Но