Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова

возможно, ключ так и остался там с тех самых пор, как они уехали, а сумочкой она редко пользовалась. Только ради пеших прогулок и брала её.

Калитка была полуоткрыта, просела в почву и не открывалась. Ива еле протиснулась в щель, испачкав подол нарядного платья. Двор, сад не только неимоверно зарос сорными травами, но был запутан какими-то зарослями, сквозь которые ничего нельзя было и рассмотреть. Она вздрогнула, настолько заброшенность напомнила тот самый образ, что и возник в ней, когда она шла к реке и глядела на отдалённое заброшенное селение. Только не было в саду страшного пугала, да и сам дом вполне себе неплохо смотрелся, – краснокирпичный под красной кровлей. А вот ставни были открыты, что наводило на мысль, что кто-то там и обитал. Если не теперь, то не так уж и давно. Стёкла не производили впечатления ухоженных, были тусклы, но хотя бы целы.

Она вступила в тёмные и необитаемые его недра. Ударил стылый дух покинутого жилья. Углы были заметно прогрызены подпольными грызунами. Пол тихо и страдальчески скрипел, вторя её робким шагам. Как будто она была вором, пришедшим тайком.

Разбросанная одежда, смятая постель, коробка у дивана, которую она не помнила. Она открыла верхнюю крышку и увидела те самые чашечки, о которых и подумала. Они сияли золочённым донышком, синели выпуклыми ажурными цветами, из-за лепестков которых выглядывали ярко-алые и розовато-блёклые птички с золотыми клювами среди цветных камушков, чья фактура наводила на мысль, что они сами по себе – немалая ценность. Она вертела чашечку в руках, ясно помня, что пила из неё чай. Но где и когда? Даже для того, чтобы купить одну лишь такую штучку, ей надо было работать не день, не два, а сто дней кряду. И при всей их узнаваемости такие чашечки не были принадлежностью их дома никогда. У них просто и не могло быть такой посуды. Из-за её непомерной стоимости, из-за того, что это была посуда ручного изготовления, художественная диковинка, из каковой не пили чай простые люди.

Оставив непосильную задачу, она подошла к постели и легла поверху смятого белья. И будто чьи-то незримые руки обняли её, и будто бы она спала тут много ночей не одна, а с кем-то пронзительно-любимым, чьего лица она не могла себе представить, как ни силилась. Ива заплакала от утраты кого-то, кого никогда не было. Потому и утратить она никого не могла. А чувство утраты было! А одиночество души, от которой отрезали самую драгоценную её часть, было. И ноющая боль была, как в ноге до её исцеления. Она села и стала растирать полностью здоровую ногу. Как-то сразу полегчало. Она мысленным окриком вернула душу в реальность из её болезненных снов наяву. Раздумывая о том, чтобы не забыть вернуться после ритуала в Храме Ночной Звезды за роскошными чашечками перед тем, как Капа выделит ей перевозчика обратно через реку, как и обещал, Ива весьма практически обдумывала, чего бы взять ещё. Парня – одного из помощников Капы вполне можно нагрузить скарбом, который так поспешно они бросили тут с родителями, и который столь удачно никто не успел расхитить. В скрипучем шкафу лежала очень дорогая шаль ручной вышивки. Алые маки посреди зелёных резных листьев. Шаль-то откуда ещё? И в то же время она ясно видела, что сама расстановка вещей, мебели вокруг какая-то иная. Не та, что была в день их отъезда. Кто же тут обитал после? Почему оставил свои вещи? Решив расспросить обо всём у Капы при удобном случае, пользуясь качественной переменой его характера в сторону улучшения, она успокоилась, закрыла дом и отправилась в сторону Храма Ночной Звезды.

Вокруг Храма толпился народ. Никого, к кому Ива могла бы подойти, поболтать, порадоваться встрече. Только Берёзка где-то мелькнула голубым платьем, небрежно помахала пышным рукавом и равнодушно отвернула в сторону свою голову на прямой и гордой шее. Рядом стоял муж Берёзки и те из девушек и парней, кого Ива не знала близко. Никто из них, считая и Берёзку, не проявил никакого интереса к тому, что Ива уже не хромает, что на ней короткое платье до колен, что ножки её ровны и одинаково стройны. Ива сразу передумала к ним подходить. К чему, если Берёзка как была, так и осталась недоброй зазнайкой. Она отлично всё заметила, но сделала вид особы важной значимости, к кому надлежит бежать и радостно приветствовать, едва увидев её издали. Для Ивы уж точно она никогда не была такой вот важной значимостью. Ива прохаживалась среди мало знакомых и совсем незнакомых людей, ища хоть кого из своих приятелей, пока всех не пригласили в Храм. Так и не пришла Рябинка, не было Ручейка.

При входе в Храм Берёзка обняла её вдруг за талию, прошептала в ухо, – Как же я рада, что ты стала такой же, как прежде, до… Ты бесподобна! Теперь ты обязательно найдёшь себе уже настоящего мужа. Если хочешь, можешь после ритуала заночевать у нас с Пионом. – Так вот, оказывается, как звали её мужа. – Обо всём мне расскажешь.

Добрая Ива тотчас же простила её за важность, ответно пожала её ладонь. – Благодарю тебя. Но меня отвезёт на ту сторону помощник мага. Капа уже дал ему распоряжение. Берёзка, а ты не знаешь, кто жил в нашем доме после нашего отъезда?

– Как кто? Разве не ты со своим бродягой?

– Что? – Ива застряла в проходе. Берёзку уволок внутрь Храма её муж Пион. Он на самом деле был белолиц и румян, с пышной шевелюрой, соответствуя своему имени. Внезапно рядом возник сам маг Храма Ночной Звезды. На его чёрном наряде, усеянном звёздами, на груди в области сердца пылало «Око Создателя». Он взял застывшую Иву за руку и повёл в Храм. Проходя мимо Берёзки, он сурово той сказал, – Не маши своим языком как веником. Был же разговор с тобою?

Берёзка согнула голову в извинительном полупоклоне, – Простите, хранитель сияющего «Ока Создателя», – таким манером и надлежало обращаться к магу. – Я забыла…

– О чём она забыла? – Ива ухватила Капу за длинный рукав, не желая отпускать от себя.

– Когда в вашем доме поселился молодой бродяга, то некоторые нехорошие люди стали распускать слухи о том, что ты, считая себя неполноценной и приговорённой к одиночеству, вошла с бродягой в связь, надлежащую лишь супругам. Но я-то знал, что ты была в лечебном центре. А те, у кого порченая душа и нечистый язык, наплели всякий вздор. Может, тот бродяга и жил там с