Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Вадим Хачиков

Пятигорская усадьба Хастатовой находилась в самой верхней части Горячеводской долины, там, где ныне стоят изящные корпуса Пушкинских ванн. И усадьба эта, и ее владелица интересны нам в первую очередь тем, что именно здесь летом 1825 года поселилась родная сестра Хастатовой, Е. А. Арсеньева, со своим внуком Мишей Лермонтовым, которого она привезла лечиться на Воды. А еще есть сведения, что и весной 1841 года Лермонтов со Столыпиным какое-то время жили в одном из домов хастатовской усадьбы. Самой Екатерины Алексеевны к тому времени уже не было в живых, усадьба принадлежала ее сыну, Акиму Акимовичу.

Отдельного рассказа требует и семья Мерлини, жившая в очень приметном месте – между домом Орлова и Скорбященской церковью. Глава семьи, Станислав Демьянович Мерлини (1775–1833), был сыном итальянца, придворного архитектора польского короля Станислава Понятовского, в честь которого и получил свое имя. Начав службу в Польше, он позже поступил в лейб-гвардии Преображенский полк, а с 1810 года находился на Кавказе – командовал дивизией, выполнял различные важные поручения. Так, ему пришлось встречать доставленное из Персии тело убитого там Грибоедова. В 1830 году Станислав Демьянович был переведен из Грузии на Северный Кавказ, но еще в 1820 году генерал с супругой решили обзавестись жильем на Горячих Водах. И, разумеется, ему, имевшему самый высокий чин среди желавших там жить, достался продающийся губернаторский дом. Здесь он провел остаток жизни и скончался в 1833 году в чине генерал-лейтенанта.

Супруга генерала, Екатерина Ивановна (1793–1858), получила на Кавказских Водах широкую известность благодаря своему решительному, отнюдь не женскому характеру, толкавшему ее на весьма экстравагантные поступки. Так, рассказывали, что однажды, уже после смерти мужа, находясь в Кисловодске во время набега горцев, генеральша примчалась в крепость – верхом, одетая по-мужски, с шашкой и нагайкой, и принялась командовать артиллерийским огнем. А. С. Пушкин, даже не зная об этом, назвал Екатерину Ивановну «генерал-баба» и собирался сделать ее, вместе с супругом, персонажами своего «Романа на Кавказских Водах». Его неосуществленный замысел послужил основой для повести «Капитанская дочка», где чета Мерлини превратилась в супругов Мироновых.

Дом Мерлини был одноэтажным и покрыт камышом, зато сложен из камня и, как отмечали современники, отличался «по красоте архитектуры и своей величине» (сломали его уже в 70-е годы XX века при строительстве Центральной питьевой галереи). Биограф Лермонтова П. Мартьянов писал: «…открытым домом считался дом генеральши Екатерины Ивановны Мерлини. По рассказу Н. П. Раевского: „…мы часто бывали у генеральши Катерины Ивановны Мерлини, героини защиты Кисловодска от черкесского набега“».

Доверяя этому рассказу, некоторые лермонтоведы, в частности С. И. Недумов, пытались найти оправдание подобным визитам в картинной галерее и богатой конюшне, которые якобы привлекали Лермонтова в дом генеральши. Но подумаем: зачем нужны были чужие лошади Михаилу Юрьевичу, имевшему двух собственных прекрасных скакунов? Что касается картин, то сам же Недумов, описывая дом Мерлини, отмечает слишком малую их стоимость при официальной оценке – свидетельство невысоких художественных достоинств этих «произведений искусства», которые вряд ли могли заинтересовать поэта. Но о том, что он все-таки мог бывать в доме генеральши, свидетельствует приписываемый Лермонтову экспромт «С лишком месяц у Мерлини…».

О посещениях дома генеральши Михаилом Юрьевичем Раевский явно слышал в разговорах пятигорчан, видимо вовсе не считавших, что существовал какой-то антагонизм между Екатериной Ивановной Мерлини и лермонтовской компанией. Зато биографы поэта, а за ними и исследователи XX столетия не только записали генеральшу в ярые враги Лермонтова, но сделали ее главой желавших погубить поэта «мерлинистов» и даже… агентом жандармов. Основанием для подобных утверждений послужила история доктора Майера и поручика Палицина. Суть ее такова: весной 1834 года высокие столичные инстанции стали получать донесения о непозволительном вольнодумстве практикующего в Пятигорске доктора и лечащегося здесь поручика – упоминались крамольные стихи, возмутительные рисунки, сомнительная переписка. Назревало крупное политическое дело. Но шеф жандармов Бенкендорф, внимательно разобравшись, прекратил его. Оказалось, что в основе донесений лежат сплетни, поступившие от генеральши Мерлини, желавшей опорочить Палицина. Конечно, история эта Екатерину Ивановну отнюдь не красит, но все же не дает никаких оснований считать генеральшу ярым врагом Лермонтова и агентом III Отделения.

Рассказ об интересных нам обитателях Горячеводской долины продолжим у дома, стоявшего тогда неподалеку от Скорбященской церкви и принадлежавшего семье священнослужителей Александровских. Родоначальником ее был Малахий Александрович Александровский (ок. 1774 – не позднее 1830). По старинке его называли «протопопом» – позже этот священнический сан стал именоваться протоиерей. Малахий Александрович служил еще в храме Георгиевска и, очень возможно, был приглашен в Пятигорск, когда здесь появилась так называемая «походная церковь».

Представитель второго поколения Александровских, Павел Малахиевич (1808–1866), родился в Георгиевске. Получил образование в Астраханской духовной семинарии и по окончании ее был направлен служить в казачьем храме станицы Горячеводской, а затем переведен в пятигорскую Скорбященскую церковь, где, надо полагать, сменил отца. Когда в Пятигорске было открыто мужское городское училище, он стал там священнослужителем и преподавателем Закона Божия.

Супруга Павла Малахиевича, Варвара Николаевна (? – ок. 1890), была дочерью горячеводского станичного почтмейстера. Она славилась своей красотой и, по свидетельству священника Василия Эрастова, вечно была окружена толпою поклонников из приезжих офицеров. Получив неплохое приданое, она растратила все деньги на развлечения – балы, маскарады, кавалькады, поскольку была большой их любительницей.

Мы хорошо знаем, что Лермонтов был человеком верующим. И несомненно, не раз посещал Скорбященскую церковь, но сейчас трудно сказать, знал ли он пятигорских священников и, соответственно, был ли сам им знаком. Зато можно с полной уверенностью говорить о том, что после своей гибели он сделался хорошо известен обоим священнослужителям – Василию Эрастову (с ним мы познакомимся очень скоро), и Павлу Александровскому, которому пришлось соприкоснуться с дуэльными событиями еще накануне поединка. Дело в том, что в доме Александровских квартировал Руфин Иванович Дорохов, который, как считают некоторые, принимал активное участие в преддуэльных событиях. Накануне дня дуэли он якобы просил у о. Павла лошадь, которую тот дал с большой неохотой. Предполагают, что на ней Дорохов собирался ехать к месту поединка. Обо всем этом рассказала Варвара Николаевна, опубликовавшая свои воспоминания в журнале «Нива» в 1885 году.