Исправленному верить (сборник) - Татьяна Минина

Немного поразмыслив, Матрёша попыталась вызвать соседку на разговор.

– А вы, генна, и с генном Хемфри знакомы были? – невинно поинтересовалась она, усаживаясь в постели и кивая на двигающиеся над панелью фигурки.

Соседка фыркнула, словно нюхнула кусок тухлятины.

– Мне ль его не знать! И ко мне клинья подбивал. Мне лет девяносто было, девчонка совсем. Как раз на роль Матильды де Ла-Моль утвердили. Ох и красавица я была – стать, профиль… Профиль мой на камеях… лучшие мастера… Один, помню… – Старуха невидящим взором уставилась в окно. Выбеленные временем глаза потеплели.

– Ну, а он-то что? – спустя некоторое время осторожно напомнила Матрёша. Она давно привыкла к несвязным монологам товарки.

– Кто?

– Генн Хемфри. – Матрёша снова указала на благовидного старца над трансляшкой. – Вы говорили, что были знакомы.

Генна Ольга приподняла выцветшие бровки:

– Да? Не помню… Хотя… Это не он ли обманул бедняжку Китти? Этакий негодяй, знаешь ли.

– Ясно. – Матрёша вздохнула.

Если верить генне Ольге, все сериальные персонажи были её давними знакомцами. Может, сталкивалась старая актриса с кем-то из играющих незамысловатые роли коллег, а может, и нет. Не отличить теперь зыбкие воспоминания от иллюзии. Не размотать запутанную нить стариковского сознания. А жаль… Послушать о похождениях юного генна Хемфри было бы любопытно.

Стоп!

Матрёша поёжилась. Генна Хемфри или артиста, игравшего роль? Не хватало и ей погрязнуть в болотистой топи полуяви-полусна, как случилось с большинством жителей «райка».

Усилием воли Матрёша заставила себя отвернуться от притягивающего взор транслятора и принялась перебирать в памяти стёршиеся лица – не такие яркие, как в трансляшке, зато настоящие, будящие в груди сладковатую, острую тоску.

Последние лет восемьдесят она работала у молодой супружеской пары. Про себя Матрёша называла их «мои инженеры». Вечно в разъездах, вечно спешащие. Оба погружены в работу с головой. Дома бывали набегами. К модной, приготовленной руками настоящего человека, еде даже не притрагивались. Сославшись на нехватку времени, глотали высокоэнергетические гели и снова бежали на свой несносный объект. Матрёша ковыряла вилкой любовно приготовленные ею кушанья, потом, повздыхав, активировала притаившегося в хозяйственной ячейке уборщика. Мгновение – и от лакомого блюда не оставалось ни крошки. Обидно!

Матрёша смахнула с припухшего века выступившую влагу, прислушалась. В груди ныло не больно, а мягко, точно кто пушистый и ласковый о сердце тёрся. «Своих инженеров» Матрёша любила – как беспокойных детей.

Почти как Лику.

Будто вчера держала на руках тепло сопящий свёрток. Держала и удивлялась – это её дочь. Дочь. Надо же! Больше такого всепоглощающего, головокружительного чувства ей испытать не придётся. Земля перенаселена. Разрешение на рождение единственного ребёнка ждать приходится десятки лет. Им с мужем повезло: каких-то тридцать лет – и заветная подпись получена. Несказанное счастье! Джек-пот. Бонус.

Муж… Его Матрёша пыталась забыть, но не получалось. Ей было всего восемьдесят шесть, когда он не вернулся из рейса. Нет, это была не авария. Все остались живы и здоровы. Просто на строящейся планете-спутнике он встретил другую. Вот так всё банально – встретил и остался с ней.

А скоро Лика прошла профтестирование – первое в жизни. Заключение – выдающиеся способности. Как объяснила дочь, дано ей было понимать минералы. Особенно… подвергшиеся влиянию стресса, так, кажется. Опасная штука! Камни – это же не только безобидная галька. Это и горы, и плиты какие-то (на них целые города стоять могут), и даже планеты – Лика рассказывала. Интересно рассказывала, взахлёб. И глазёнки у неё горели… Они и потом горели – когда учиться уезжала, когда на каникулах появлялась, когда улетала в первую свою экспедицию.

А домой всё реже наведывалась. Замуж вышла. Матрёша зятя так ни разу и не видела. Обещали приехать, да закрутились. Сама думала поехать, но выяснилось, что планетка, где обустроилась дочь, закрыта для посещений. Неспокойно там – вулканы, гейзеры, разломы какие-то подвижные… От одних мыслей с ума сойдёшь. Как там она? Хоть и умеет камни утешать, да всякое ведь случиться может. Поди, разбери, что в голове у минералов этих. Дурные и среди них небось попадаются.

Отвлечься бы чем… Талантов особых у Матрёны никогда не было, направления на образование потому никто не дал. Всего и умения – дом вести да сердцем прикипать. Так к инженерам и попала. Верой и правдой служила. Хорошо, видно, служила. На прощание обед в её честь закатили. Большой, со сменой блюд, Матрёшиными руками состряпанных. Красота!

Матрёша счастливо прикрыла глаза, улыбнулась.

А Лика так и не приехала… Сменила позывной и потерялась. Не голографировала даже. Спохватившись, Матрёша принялась оправдывать дочь – бывает, потеряла позывной, перепутала даты. Мало ли что. Детки, может, у неё. Несколько! На каменной планете ведь перенаселения нет небось.

Следующие часа полтора Матрёша представляла себе своих розовощёких внуков, правнуков, праправнуков… На прапраправнуках она сбилась и незаметно для себя задремала.

– Матрёша! Матрён!!

Звали настойчиво, с подвыванием. Матрёша села, протёрла осоловелые глаза.

– А?

– Болит, говорю! – Генна Ольга со страдальческим видом тёрла костлявую грудь.

– Где? Где болит?! – всполошилась Матрёша.

– Везде! – Генна Ольга замотала головой. – Все косточки ломит!

– Сейчас смотрящую позову, лекарствичко даст, и не будет болеть. Чего ж сама-то не вызвала, на руке браслет-то!

– Звала – не идут! – захныкала генна Ольга.

Матрёша глянула на сделанные «под старину» настенные ходики. Половина десятого. Давно минул срок утреннего обхода. Такого в «райке» просто не могло быть! За тем, чтобы постояльцы не испытывали физических страданий, тут следили ревностно. Первопричину, конечно, не лечили – в «райках» лечить запрещено – всяк должен уйти от собственной болячки, освобождая место следующим поколениям, но испытывать боль… Что за первобытные пережитки! Болезни делали своё дело тихо, практически незаметно. Естественно и безболезненно – таков был девиз «райков». Это называлось гуманное умирание. Малейшие отступления строго карались.

А тут…

Не принесли им и завтрак.

Матрёша недоумённо воззрилась на мечущуюся по подушке голову соседки.

– Да неужто не приходил никто? Генна Ольга, путаете вы что-то…

– М-м-м… О-о!

Где-то тоненько скулил сигнал тревоги, пищал прерывисто и жалобно. Скоро к его заунывному плачу добавился второй. Третий. Постояльцы звали нерадивых смотрящих.