Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

Пока человек болтал что-то в трубку, Эндрю изо всех сил пытался вспомнить, но никак не мог подобрать лицо к этому имени.

Говорил Пфенниг медленно, тщательно подбирая слова, как это свойственно расчетливым старикам. В голосе к тому же слышалась фальшивая веселость, но Эндрю сразу распознал холодный, напускной интерес торговца. Он не выносил торговцев, в особенности таких, которые болтали об общих друзьях – ведь это сразу выдавало лжеца. Интересно было, однако, то, что человек звонил аж из Канады. Впрочем, это не гарантировало, что он не собирается всучить тебе что-нибудь. Может быть, лампы накаливания – по какой-нибудь филантропической акции, продажа одной лампы за пятнадцать долларов, пожизненная гарантия – будет светить, когда вас уже положат в гроб и вы будете жить с червями.

Но человек не продавал лампы накаливания. Он, напротив, покупал и ничего не продавал. Он занимался скупкой ценных ювелирных изделий и библиотек. Он с большим трудом отыскал Эндрю. После смерти его шурина, сказал Пфенниг, он почти потерял связь с Южной Калифорнией, и сказал он об этом так, будто Эндрю должен был знать, кто такой этот его шурин.

– Что ж, – продолжил Пфенниг. – Я буду рад возобновить прежнее знакомство. Дела нынче не ладятся, верно? Года уплывают так быстро.

Эндрю согласился с этим утверждением, полагая, что разговор так или иначе подошел к концу, что Пфенниг, кто бы он ни был, позвонил из далекого Ванкувера просто поболтать. Может, он был одним из старых школьных друзей Розы, случайным знакомым из Ориндж-Сити. Эндрю прикрыл микрофон и прошептал имя Розе, которая стояла в ожидании, снедаемая любопытством. Роза пожала плечами и отрицательно покачала головой. Эндрю в ответ тоже пожал плечами. Голос звонившего смолк, в трубке воцарилось молчание.

– Прошу прощения, – вежливо сказал Эндрю. – К сожалению, пропустил, что вы сказали в конце. Плохая связь.

В трубке раздалось тяжелое дыхание, будто человек на том конце провода очень сильно переволновался.

– Мне плохо, – неожиданно сказал голос. – Я… болен. Прикован к постели. Если бы вы могли говорить громче…

Эндрю в раздражении заговорил прямо в микрофон и грубым тоном.

– Я спросил: «Что вы хотите?»

Снова послышалось тяжелое дыхание, и несколько секунд Эндрю казалось, что разговор полностью запутался и его можно заканчивать, но тут Пфенниг продолжил.

– Я пришел к заключению, – сказал он, – что вы коллекционер, и загорелся надеждой что мы с вами можем кое-чем обменяться. Я делаю это предложение не денег ради, а руководствуясь принципами коллекционирования.

Эндрю кивнул. Вот оно, значит, что. Не ради денег, а ради спортивного интереса. Он звонит из Ванкувера в братском коллекционерском духе. Пфенниг продолжал вещать, спрашивал, есть ли у Эндрю семейные библии, псалтыри, может быть, голландские переводы старых молитвенников. Дальше он говорил о кулинарных книгах и томах, посвященных медицинским снадобьям, книг, описывающих домашние медицинские средства. Ничего такого у Эндрю не было. У него был распадающийся на страницы экземпляр «Кулинарной книги Белого дома», но Пфеннига это не заинтересовало. «Не входит в круг моих интересов», – сказал он и продолжил дальше о предметах искусства, ремесленных гончарных изделиях и чеканной меди.

– У меня есть розвиллская ваза, – услужливо вставил Эндрю. – С рисунком фуксии – зеленый и розовый цвета. Довольно редкая вещь. Но я не хочу ее продавать.

– Жаль, – сказал Пфенниг и прищелкнул языком. – Мой шурин говорил, что у вас могут быть какие-то старинные монеты. Что у вас есть по этой части?

Эндрю задумался. У него где-то лежали остатки старой детской коллекции монеток в один цент и с полдюжины монеток по десять центов, расплющенных под колесами поезда на железнодорожных путях, но кроме этого…

– Вы уверены, что вам нужен именно я? – спросил он. – Может быть… Один родственник моей жены собирает монеты. Он постоянно говорит, что хотел бы найти «кудрявый четвертак»[46]. Но дороговато, если бы раза в два подешевле.

– Нет, я говорю о по-настоящему старых монетах, – сказал Пфенниг, а затем принялся описывать интересующую его монетку – лицо с ястребиным носом с одной стороны, а с другой какая-то таинственная руна. Монетка серебряная, но не такая затертая, как можно было бы подумать с учетом огромного возраста. Теперь серебра такого качества почти нет, их осталось совсем немного.

– Мне искренне очень жаль, – сказал Эндрю. – Я, по правде говоря, мало что понимаю в коллекционных монетах…

– То есть вы мне говорите, что у вас нет такой монеты?

– Именно, мистер…

– А в прошлом? Может, она у вас была, но вы ее продали?

– Нет, я в самом деле…

– Вы подумайте. Я готов отдать за такую монету приличные деньги. Больше, чем тот человек, с которым вы имеете дело сейчас. Ни в коем случае не продавайте монету ему. Я буду на связи.

– Нет у меня никаких монет! – начал Эндрю. – Какой еще человек?

Но Пфенниг уже повесил трубку, и тут же раздался тональный сигнал.

– Кто это был? – спросила Роза.

Эндрю пожал плечами.

– Не знаю. Какой-то мужчина из Ванкувера – он покупает и продает всякие вещи.

– Ты не должен позволять им так бездарно расходовать твое время. Ты должен твердо говорить, что не хочешь иметь с ними дела, и вешать трубку. Ты слишком вежлив, и это выходит тебе боком – не позволяй людям такого рода расходовать твое время.

– Что ты имеешь в виду, говоря «людям такого рода»? Какого рода был этот человек? Это какой-то старый знакомый. Откуда я мог знать? «Люди такого рода»! Я всего лишь проявляю вежливость. Так я воспитан. Ничто не обходится так дешево, как вежливость.

Роза покачала головой и исчезла в кухне – кажется, она не захотела затевать спор о стоимости вежливости. Эндрю шагнул к кухне, намереваясь продолжить разговор. Он намеревался спросить у Розы, что она имеет против вежливости. И как, черт побери, она, не зная сути разговора, может знать, что… Но стоило ему подумать о разговоре с Пфеннигом, как его мысли словно застилал туман. О чем они говорили? Может быть, Пфенниг набрал не тот номер. Или Пфенниг принял его за кого-то другого. Ведь наверняка никто не мог рекомендовать Эндрю как коллекционера редких монет.

– Еда остывает, – сказала ему Роза из кухни. Она выглядит усталой, подумал Эндрю, уминая курицу. Открытие гостиницы дело нелегкое. Она уже поместила объявление в «Геральд» и теперь работала не покладая рук – вдруг клиенты объявятся раньше срока. Может быть, для спешки и не было основания, но она определенно была права: для привлечения клиентов может понадобиться некоторое время.

– По рекламе ничего не нарисовалось? – спросил Эндрю, решив не затрагивать