Холод и яд - Виктория Грач

нам, спортсменам!» – мысленно повторил Фил и, рванувшись из хватки, вдарил локтем по правому предплечью Зимина. Рука ушла вниз вправо в унисон с оглушительным хлопком.

Вопли рыжего, запах крови и пороха, топот ОМОНа – всё смешалось для Фила в одну длиннющую абстрактную панораму. Его замутило, земля куда-то поплыла. Фил устоял: навалился спиной на машину и поднял голову к небу.

Оно было чистым-чистым и ярким-ярким: наверное, это и была лазурь, о которой писали поэты. Фил глубоко вздохнул и поднял руки на уровень глаз. Покрасневшие пальцы дрожали. Адреналин разливался по крови чистым огнём – не иначе.

Фил посмотрел на отца. Тот стоял, по-прежнему спокойный и невозмутимый, и если бы не испарина, блестевшая на лбу, и плотно сжатые губы, можно было подумать, что он всю жизнь готовился к этому событию.

– Ты идиот, Фил?! – гаркнул отец, столкнувшись с сыном взглядом.

– Всегда пожалуйста, папочка, – саркастично отозвался Фил.

Нет, он не ожидал, что отец кинется ему на шею с благодарностью за спасение жизни – не для этого он бил. Но…

Надеялся.

– Ты шальной! Ты вообще не оцениваешь ситуацию, да?

– Мне кажется, это ты как раз её недооцениваешь. Он мог в тебя выстрелить!

– Не мог. У него кишка тонка.

– Но этого-то подстрелил, – Фил кивнул на рыжего, которого под их ногами укладывали на носили врачи скорой помощи.

– Потому что ты рванулся! Вечно тебя втягивает в какое-то дерьмо!

– Хочу заметить, что сейчас я расплачивался за твои грешки! – фыркнул Фил.

Зимина, который всё время, оказывается, катался по снегу, глупо пытаясь сопротивляться ОМОНу, наконец скрутили и потащили в машину. Фил продолжал испытующе смотреть на отца, силясь найти в нём хоть капельку человечности и отцовской любви. Ему не нужны были горячие объятия, как у Олега с Варей – просто слова «сын» хватило бы с лихвой.

Отец молчал.

Олег прошёл мимо схлестнувшихся взглядами Шаховских и отметил, что Фил очень сильно похож на молодого Андрея, ещё не избалованного властью оружия и лёгкими деньгами. Ещё благородного и бездумно рискующего.

Олег открыл дверь «Mercedes». В автомобиле оставались Варины вещи, а именно телефон, без которого существование ребёнка было невозможным. Салон машины опустел. Водителя и Зимина скрутили, от Игоря, рыжего подельника Зёмы ещё с девяностых, осталось лишь кровавое пятно на снегу. Олег забрал Варину шапку, рюкзак и смартфон – вещи, которым бессмысленно было фигурировать в деле.

В ограждение рвались журналисты (кто их только сюда вызвал?!), намереваясь первыми осветить свежие скандальные события спустя четырнадцать лет умиротворённой тишины. «Опоздали, – не без едкой усмешки подумал Олег, – вон, в соседних домах, наверное, уже штативы поставили и документальное кино снимают. Бандитский Петербург». Олег хлопнул дверью машины и замер.

Андрей Шаховской, совершенно незаслуженно (да, парень поступил опрометчиво, но исключительно героически) наорав на сына, придержал Зимина и продолжал растаптывать его, и так хорошенько пришибленного ОМОНом.

– Запомни, Зёма, – с ядовитой сладостью протянул Шах, – очень плохо, когда хозяин – бывший раб. Но ещё хуже раб, возомнивший себя хозяином.

– Шах, – встал рядом с мрачным Филом Олег, – ты вместо того, чтобы пафосными фразами бросаться, лучше б сына поблагодарил. Он у тебя… Пацан!

«Даже удивительно», – так и крутилось на языке, но усугублять и без того напряжённую обстановку определённо не стоило. Фил посмотрел на него чуть снизу, несмотря на почти равный рост, и неловко усмехнулся. Олег одобрительно похлопал его по плечу – парню сейчас как никогда нужны были поддержка и благодарность.

Он определённо был не прав: Артём и Фил – лучшие из современных подростков, которые могли оказаться рядом с его дочерью. Они сегодня спасли её. Один – спокойствием и собранными действиями. Второй – импульсивностью и силой. Да, они были совершенно не похожи на Олега и его сверстников в юности. Но, пожалуй, это было и к лучшему.

Ладонь по-прежнему лежала на плече Фила. Парень был явно напряжён: его пальцы подрагивали, дыхание сбивалось. А Андрей продолжал измываться над Зиминым. Олег хлопнул Фила по спине и протянул ему ладонь для рукопожатия:

– Безумству храбрых поём мы славу! Безумство храбрых – вот мудрость жизни… – в ответ на недоумённый взгляд парня, пояснил: – Горький. Ты сегодня рискнул ужасно, но не зря.

– С-спасибо, – потирая одной рукой шею, другую Фил неуверенно вложил в протяную ладонь. – Это… Вы Варе можете кое-что сказать?

– Что?

– Она смелая. А мы дураки! Я не хотел, чтобы так. Простите?

Олег усмехнулся и качнул головой. Удивительное дело: сын извинялся за проступки отца, пока тот в паре метров пытался сгладить углы с полицией. Зря он в Филе Шаховском пытался сперва разглядеть Шаха, а потом уже Фила – наоборот надо было. Олег притянул Фила ближе и панибратски шлёпнул по спине. Мальчишка окаменел. В кармане пальто вжикнул Варин телефон: похоже, Янина чуйка проснулась. Олег оставил ошалелого парня и поторопился к автомобилю. На полпути его догнал Шах и протянул руку:

– Спасибо, Олег. Я б без тебя не справился.

– Ты б без сына не справился, – холодно осадил его Олег, – ты к мальчишке присмотрись. Он нормальным пацаном… Вырос.

Но рукопожатиями они всё-таки обменялись. Андрей посмотрел на Фила, встряхивающего подрагивавшие ладони, и крикнул:

– Ты только не думай, что я из-за тебя под пули лез! Фил!

Парень дёрнулся и нервно хохотнул в ответ:

– Бать, не старайся казаться хуже, чем ты есть.

Когда Олег дошёл до автомобиля и обернулся, Шаховские уже обнимались. Неловко и сдержанно. Но как семья.

Прежде, чем сесть за руль, Олегу пришлось уладить пару неотложных дел: попросить Геннадия Алексеевича, начальника полиции, договориться с прокуратурой о придании делу статуса секретности и вызывать их на дачу показаний только на следующей неделе, заглянуть в автомобиль и успокоить испугавшуюся выстрелов дочь, подписать отказ от госпитализации.

– Ты точно не поедешь к врачу? – уточнил он, усаживаясь за руль.

– Д-да, – кивнула Варя. – Всё уже хорошо, пап.

– Тогда домой?

Варя торопливо кивнула. Олег выехал из заграждения, покидая границу районов.

Двадцать лет назад он точно так же уезжал с этой территории, разрулив последний свой конфликт, и надеялся, что отошёл от этих дел навсегда. Надеялся, что его дети будут жить в новой стране, спокойной, умиротворённой, справедливой. Не бояться ничего и не испытывать леденящего душу ужаса. А ему пришлось окунуться в этот ад снова.

Олег всегда решал конфликты конкретные: были претензии и были требования. И всегда оставался на своей, нейтральной, стороне, получая честно заработанные деньги за непролившуюся кровь. Сегодня он впервые столкнулся не с конфликтом между людьми – конфликтом с прошлым, столкнулся не