История спасения - Елена Другая

Стефану, пять рогаликов с маком и несколько пирожных. В булочной стоял такой одуряющий запах свежей сдобы, что, находясь там, он едва не падал в обморок, а цены на продукцию были столь высокими, что раньше на деньги, которые сейчас стоила одна булка, можно было накормить приличным обедом целую семью.

Парень решил, что если случится чудо, и все произойдет так, как предсказывал Стефан, и он умудрится отсюда выбраться, то они с Ребеккой приложат все усилия, чтобы открыть свою пекарню и торговать хлебом. Это стало его мечтой. Он поделился ею с сестрой, и она поддержала идею. Нужно же на что-то надеяться, хотя строить какие-либо планы в их положении было, конечно же, смешно.

Иногда он посещал местную комиссионную лавку, естественно как бы по делу, например, покупал там для Стефана ручки, тетради или еще какую-нибудь мелочь. На всякий случай, если опять остановит патруль и спросит, что он несет, юноша всегда брал у продавца товарный чек с обязательной припиской, что куплено это для офицера Краузе.

Еще Равиль раз в три дня ходил в библиотеку. Сам он пользоваться услугами общественных учреждений не мог — не имел права, — но в нее записался Стефан, и Равиль брал книги на абонемент офицера, как будто бы для него, а на самом деле — себе. За дарованную ему Краузе возможность читать книги юноша был очень благодарен. Но как он мог отблагодарить? Любые слова не отражали его настоящих чувств, да он и стеснялся лишний раз откровенничать, хотя все чаще и чаще в их совместной постели шептал на ухо своему офицеру слова любви.

Стефан тоже ходил одуревший от счастья. С его возвращением, характер Краузе сильно изменился. Словно грызущая, адская боль, которая жила в нем все эти месяцы, вдруг отпустила, и он, избавившись от демонов, впервые за долгое время дышал полной грудью. Умиротворенный, веселый, он прекратил скандалы и, несмотря на то, что частенько по выходным навещал своего друга Отто Штерна, стал гораздо меньше пить. То, что Равиль вопреки всему оказался жив, возродило к жизни его самого.

Хорошему настроению офицера также способствовала смена должности. На новой работе он чувствовал себя гораздо более комфортно. Подписывать акты о поступлении мешков с цементом, составов с кирпичом и грузовиков с щебенкой ему нравилось больше, чем вести учет трупов безвинно замученных людей.

К тому же, Стефан имел основания полагать, что труд его не так уж и бесполезен, как казалось. Пусть завод пока отстроен лишь частично, понятно, что ни красная армия, ни польское население в последствии не сровняют его с землей, и была вполне реальная надежда на то, что после войны предприятие постепенно введут в эксплуатацию и, настанет время, оно принесет пользу человечеству.

С Равилем у них установилась восхитительная близость, они так душевно общались и оказывали друг другу такие интимные ласки, что Стефану порой хотелось кричать на весь свет о своей любви.

А тут произошло еще одно счастливое событие — он получил письмо от жены с радостным известием. Анхен сообщала Стефану о своей беременности. Краузе был готов скакать до потолка, да, в общем-то, и скакал, потрясая над головой заветным исписанным листком бумаги. А вечером он писал ей в ответ:

«Моя возлюбленная жена, драгоценная Анхен! Ты сделала меня счастливейшим в мире человеком. Береги себя, ведь в тебе вся моя жизнь. Если родится девочка, то обязательно назови ее Марией. Если же будет мальчик, то пусть он носит имя моего отца. Целую тебя, бесконечно верю тебе и люблю. Твой Стефан Краузе.»

Равиль смотрел на это не без печали. Он ревновал, но одновременно испытывал мужскую солидарность, ведь ребенок — это в любом случае хорошо. Однако Стефан даже не заговаривал о том, что увидит и когда-либо возьмет на руки своего малыша, а значит, твердо верил в свою ближайшую гибель.

— Ты решил умереть, — однажды с укором сказал Равиль Стефану, целуя его шею и ключицы. — А меня заставляешь жить…

— Если будет нужно, то мы умрем вместе, Равиль, — прерывающимся голосом ответил ему Стефан, тая в объятиях любимого и задыхаясь от страсти. — Верь мне. Я больше тебя никогда не оставлю.

45. Любое желание.

Нахлынувший на Стефана адреналин счастья довольно быстро сошел на нет. И виной этому был не его дурной характер, вовсе нет. Просто с каждым днем офицер стал чувствовать себя все хуже и хуже. Боли в груди беспокоили его, еще когда он поехал в командировку в Берлин, но они были не сильными, и поначалу мужчина просто не обращал на них внимания. Да и последние события, связанные со смертью мамы и вестью о гибели Равиля, не дали ему серьезно задуматься о своем здоровье.

Однако все же он показался в военном госпитале и проконсультировался у врача. Впрочем, визит оказался совершенно бесполезен. Доктор тщательно его прослушал и простукал и порекомендовал лечь на обследование, чтобы сдать все анализы. Стефан разозлился. В последнее время он вообще считал врачей абсолютно бесполезными людьми. Ведь большинство своих приятелей, которые ложились в больницу, вскоре после этого скоропостижно умирали.

Но и в этом вопросе абсолютной справедливости не было. Вот, например, как известно, его родной брат Ганс пролежал в клинике около месяца с тифом и, вопреки ожиданиям, благополучно исцелился. О чем это могло говорить? Так что в связи с этим печальным фактом Стефан окончательно разочаровался в современной медицине.

В общем, он решил ничего не предпринимать и пустил свою жизнь на самотек. Чему быть, как говорилось, того не миновать. Одно время ему даже показалось, что он стал чувствовать себя значительно лучше. Это было связано с возвращением в лагерь. Равиль, о счастье, оказался жив, да и остальные его слуги тоже, и он вновь мог помогать им. К тому же Анхен прислала весть о своей беременности, после чего он резко воспрянул духом. Однако воодушевленное состояние долго не продлилось.

Краузе чувствовал, что изнутри его подтачивал невидимый червь и высасывал из него последние силы. С самого утра он поднимался с постели уставшим и разбитым, будто бы и вовсе не спал, а боли в груди усилились до такой степени, что он просыпался среди ночи.

Но Стефан упорно никому ничего не говорил и категорически не хотел ни лечиться, ни обследоваться. Он даже в страшном сне представить себе не мог, что окопается в больнице, тогда как близился «марш смерти». Как бы он смог бросить