Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы - Эмиль Верхарн

Монах простодушный

Перевод В. Микушевича

Серой рясой прикрыт от соблазна мирского,Сердцем он походил на Франциска Святого.

Преисполнен любви, доброты, чистоты,В монастырском саду поливал он цветы.

Словно пламя, в перстах лепестки трепетали,Наяву и во сне ароматом питали

Эту кроткую жизнь, и любил он за нихЦарство красок дневных и видений ночных

И прохладную тьму в предрассветных туманахС теплым золотом звезд на небесных лианах.

Весь в слезах, как дитя, слушал он допоздна,Сколько лилий в былом затоптал сатана

И какие тогда были синие дали,Если там, в синеве, серафимы летали

И процессии дев по просторам землиЗелень свежую пальм, как молитву, несли,

Чтобы смерть небеса, наконец, даровалаТем, кто золото чувств отдавал ей, бывало.

Майским утром, когда день-младенец во снеВ крупных брызгах росы улыбался весне

И когда вдалеке, в светлых нимбах мелькая,Трепетали крыла на окраинах рая,

Был он, кажется, всех на земле веселей,Украшая алтарь в честь любимой своей

Пресвятой госпожи, богородицы-девы,Ей вверяя себя, и сады, и посевы.

Ей хотел он отдать все, чем был он богат,Чтоб могла вознестись в богородицын сад

Белой розой душа, непорочной и чистой,Лишь восход пережив, благодатно лучистый.

И когда ввечеру, не жалея ничуть,Отлетала душа в свой таинственный путь,

Не оставив клочка обездоленной жизниНа колючих кустах в этой тусклой отчизне,

Вечный запах цветов, нежный тот фимиамС давних пор хорошо был знаком небесам.

Возвращение монахов

Перевод В. Микушевича

Разбрызган мрачный блеск по зеркалам болот,Нахмурился пейзаж. Кругом ложатся тени.Пересчитав свои вечерние ступени,Прощальный свой привет равнинам солнце шлет.

Как бы невидимой лампады отраженье,Прозрачная звезда из глубины ночной,Омытая речной медлительной волной,Среди проточных вод подвижна без движенья.

Дождем исхлестанный, в ухабах, что ни шаг,Еловые леса и зелень полевуюПрорезав полосой, в седую мостовуюНа перекрестке вдруг врезается большак.

Лишь вдалеке окно зияет слуховоеНа крыше глоданной, и в черную дыруЛуч погружается последний ввечеру,Как будто естество зондируя живое.

Мистический привет повсюду, словно вздох,И в металлическом своем ночном покоеВселенная хранит безмолвие такое,Что чувствуется в ней, как в базилике, — бог.

В монастыри свои тогда спешат монахи,Утешив засветло убогих горожан,Усталых пахарей, примерных прихожан,Рвань христианскую, тех, кто в предсмертном страхе

Один среди равнин, весь грязный, весь во вшах,И тех, кого чужой на свалке зарывает,И тех, которым глаз никто не закрывает,Тех, кто, заброшенный, на улице зачах;

Тех, кто искусан весь голодной нищетою,Кто с животом пустым, тащась на костылях,С пути сбивается, измученный, в поляхИ топится в прудах, покрытых темнотою.

Монахи белые среди ночных полейНапоминают нам библейских исполинов,Которые бредут, густую тень раздвинувПросторною льняной одеждою своей.

И колокол тогда молчанье нарушает.Скончается и вновь родится мерный звон,И звуком явственным уже со всех сторонМолитвенный призыв окрестность оглашает,

Монахам возвестив благочестивый миг:Пора в монастырях пропеть молитвы хором,Чтобы тоскующим и покаянным взоромВ глубины совести своей монах проник.

Здесь все они, все те, кто, встав зарею ранней,Пахал и боронил, терпением богат;Толковники, чей дух раскрылся, как закат,Над каждою строкой апостольских посланий;

Аскеты, чья душа, сгорев сама собой,В уединении томительном прозрела;Святые постники, чье скрюченное телоВзывает к небесам кровавой худобой.

И наступает ночь, и молятся монахи,Утешив засветло убогих горожан,Усталых пахарей, примерных прихожан,Рвань христианскую, всех, кто в предсмертном страхе;

Монахи молятся, и шепчут их уста,Что в пустошах глухих на вересковом ложе,Быть может, при смерти какой-нибудь прохожийИ следует о тех теперь молить Христа,

Кто съеден заживо голодной нищетою,Кто с животом пустым, тащась на костылях,С пути сбивается, измученный, в поляхИ топится в прудах, покрытых темнотою.

И литаниями тогда наполнен храм.Всех в мире мертвецов монахи отпевают,И мертвецам глаза безмолвно закрываютГосподни ангелы, летая здесь и там.

Дикий монах

Перевод Н. Рыковой

Бывают и теперь монахи, что — поройНам кажется — пришли из древней тьмы лесной.

Как будто в сумрачных изваяны гранитах,Они всегда живут в монастырях забытых.

Полночный ужас чащ смолистых и густыхТаинственно гудит в их душах грозовых,

По ветру треплются их бороды, как серыйОльшаник, а глаза — что ключ на дне пещеры,

И в складках длинных ряс, как будто в складках мглы,Похожи их тела на выступы скалы.

Они одни хранят в мельканьях жизни новойВеличье дикости своей средневековой;

Лишь страхом адских кар смутиться может вдругЖелезной купиной щетинящийся дух;

Им внятен только бог, что в ярости предвечнойГреховный создал мир для казни бесконечной,

Распятый Иисус, ужасный полутруп,С застывшей скорбью глаз, кровавой пеной губ

И смертной мукою сведенными ногами, —Как он немецкими прославлен мастерами, —

Великомучеников облики святых,Когда на медленном огне пытают их,

Да на песке арен терзаемые девы,Которым лижут львы распоротое чрево,

Да тот, кто взял свой хлеб, но, о грехах скорбя,Не ест и голодом в ночи казнит себя.

И отживут они в монастырях забытых,Как будто в сумрачных изваяны гранитах.

Вечера

{4}

Человечество

Перевод М. Волошина

О, вечера, распятые на сводах небосклона,Над алым зеркалом дымящихся болот…Их язв страстная кровь среди стоячих водСочится каплями во тьму земного лона.О, вечера, распятые над зеркалом болот…

О, пастыри равнин! Зачем во мгле вечернейВы кличете стада на светлый водопой?Уж в небо смерть взошла тяжелою стопой…Вот… в свитках пламени… в венце багряных тернийГолгофы — черные над черною землей!..

Вот вечера, распятые над черными крестами,Туда несите месть, отчаянье и гнет…Прошла пора надежд… Источник чистых водУже кровавится червонными струями…Уж вечера распятые закрыли небосвод…

Под сводами

Перевод М. Донского

Сомкнулись сумерки над пленными полями,Просторы зимние огородив стеной.Мерцают сонмы звезд в могильной мгле ночной;Пронзает небеса их жертвенное пламя.

И чувствуешь вокруг гнетущий медный мир,В который вплавлены громады скал гранитныхГде глыба каждая — каких-то первобытныхПодземных жителей воинственный кумир.

Мороз вонзил клыки в углы домов и башен.Гнетет молчание. Хотя б заблудший зовДонесся издали!.. Бой башенных часовОдин лишь властвует, медлителен и страшен.

Ночь расступается, податлива как воск,Вторгаются в нее безмолвие и холод.Удары скорбные обрушивает молот,Вбивая вечность в мозг.

Холод