Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы - Эмиль Верхарн

Марина [III]

Перевод С. Шервинского

Река была полна снастями, парусами,А небо на нее всем весом налеглоИ почву жарило вокруг и жгло лучами,Как будто подобрав под знойное крыло.

А около плотин кипели ил и тина,Иглой сверкал тростник от солнечной игры,И судна трескалась смоленая махина,Томясь под бременем расплавленной жары.

А в узком месте, там, где волны вдруг немели,Из вод песчаные выпячивались мелиИ белым стаи птиц пятнали их пером.

Поселок весь пылал, как в воздухе горнила,Грозившего ему медлительным огнем,И уголья волна горящие влачила.

Монахи

{3}

Монахи

Перевод В. Микушевича

Я призываю вас, подвижники-монахи,Хоругви божий, кадила, звездный хор,Свет католичества затеплившие в прахеИ в ослеплении воздвигшие собор;

Пустынножители на скалах раскаленных,Навеки в мраморе веленье, гнев и зов,Над покаяньем толп коленопреклоненныхКаскад молитвенный тяжелых рукавов;

Живые витражи в сиянии восхода,Неистощимые сосуды чистоты,Благие зеркала, в которых вся природа,Как в тихом озере прибрежные цветы;

Провидцы, чья душа задолго до кончиныВ сверхчеловеческом таинственно жила,Утесы посреди языческой пучины,Над Римом дикие горящие тела;

Мосты, взлетевшие изгибами в пространство,Тяжеловесные устои в серебре,Со стороны зари — потоки христианстваПо направленью к нам, к другой своей заре;

Фанфары звучные пришествия Христова,Громоподобные набаты в тишине;От солнца вечного, от пламени святогоРаспятий ваших свет в небесной вышине.

Монах эпический

Перевод В. Микушевича

Он как будто пришел из дремотных пустынь,Где глотают во сне раскаленную синь

Одинокие львы, чья свирепая силаНа горячих горах величаво почила.

Был он ростом велик, этот дикий монах,Сотворен, чтобы жить в беспрестанных трудах;

Сил хватило бы в нем хоть на целую вечность.До глазниц — борода, из глазниц — бесконечность.

С пешеходом таким не сравнится никто.Нес монах на плечах лет без малого сто.

Каменела спина от усталости этой.Был он весь — как утес, власяницей одетый.

Повергая во прах за кумиром кумир,На ходу попирал он поверженный мир;

Как железный, возник он по воле господней,Чтобы мог раздавить он змею преисподней.

Лишь такой человек из эпохи мечейЖизнь бросает свою прямо в стих эпопей.

И зачем бы пришел он, апостол ужасный,В этот суетный век, век больной и несчастный?

Ни один монастырь бы теперь не вместилИзобилье таких необузданных сил,

И себя потонуть бы монах не заставилВ современной грязи предписаний и правил.

Нет, подобной душе лишь пустыня под стать.На горах бы ему, пламенея, сгорать,

Испытав на жаре всевозможные казни,Изнывая весь век в сатанинском соблазне,

Чтобы губы ему обжигал сатанаКрасной плотью блудниц, чтобы ночи без сна,

Чтобы в жадных глазах вожделенное тело,Как в озерах закат, исступленно алело.

Представляешь его одиноким всегда.Остается душа в искушеньях тверда.

Он, как мраморный, бел перед всякою скверной.Он один со своей чистотой беспримерной.

Мимо гулких морей, мимо топких болот,По лесам и полям он упрямо идет.

В каждом жесте восторг и безумье провидца.Это Риму таким он дерзает явиться,

Безоружный монах под защитой креста.Императорам крах возвещают уста,

В неподвижных очах темнота грозовая;Варвар в нимбе, грядет он, богов убивая.

Монастыри

Перевод В. Давиденковой

В те времена, когда тиары и кресты,Бросаясь в ярые бои средневековья,Внезапно падали, ломаясь о щиты,И, словно скипетры, окрашивались кровью, —Епископы, почти до самых облаковВоздвигнув грозные, с зубцами, укрепленья,Владели землями, судили бедняков,Чудесным объявив свое происхожденье.Сердца их были — медь, и, как колокола,Гудели их мозги желаньем бранной славы.В сраженьях, в пышности эпоха та текла;Прогресс жестокие, безжалостные нравыСравнять своим скребком тогда еще не мог,И вот — кровавая слагалась эпопея.Всем управлял монах, неумолим, жесток,Распятье в руку взяв — и шпагою владея.Он ниц заставил пасть трепещущий народ,Земные короли его признали силу,Шептал он кесарям, что небо власть дает,И оглушал рабов, чья мощь уже страшила.

Так феодальные монастыри в лесахВозникли, тайнами и глухоманью скрыты,Храня святых могил чудотворящий прах.Они у королей нашли себе защитуИ золото взамен дарили королям.С годами ширились селений их границы,И города росли. Покорна чернецам,Земная власть впряглась в их солнца колесницу,И брызнули на мир зловещие лучи,И в блеске золота, в дыханье ароматов,На троне пурпурном, под сенью из парчиСпесь оплела сердца готических аббатов.Одеты в мантии, как и князья земли,Величьем мертвенным слепя народы мира,У трона папского приют они нашли,Застыв у ног его, как медные кумиры.В скитах учение, которое ХристосДал человечеству, раскрыв для всех объятья,Ковать свою судьбу упрямо принялось,Точить оружие… горели страстью братья,Но их сердец булат чрезмерно был тяжел,Чтоб хрупкий разум мог служить ему основой —И рог войны трубил, что добрый бог пришел,На стягах боевых Христово рдело слово,Был рукоятью крест для доблестных мечей,Архангел Михаил топтал стопой Беллону,И в Риме вознеслась над сонмом королейСвятая папская, из трех венцов, корона.

Так гордо высилось надменное челоМонастырей! Но вот дыхание ЭлладыНеискушенную Европу обожгло,Как дуновение, исполненное яда,И ожил старый мир, душою обновясь,Но мудрость новую впитали и аббаты;Из крепких дланей в мозг их сила поднялась:Титаны-воины, которые когда-то,Развив знамена, в бой летели напролом,Явились как ума и знания титаны.Пред верой изгнанной, пред изгнанным ХристомОни своих сердец суровую охрануВоздвигли, и, как встарь, их пламень запылал,Хотя, казалось, тьмой уже грозил им жребий, —И был мистический и бледный идеалВоздвигнут вновь, и крест опять возник на небе.Вот были каковы. И гордой их спиныСогнуть не в силах был полет тысячелетий.

А нынче, жалкие, толпой оскорблены,Поруганы, бледны, одни на целом свете —И все же гордые, — они мертвы лежат,Мертвы, навек мертвы под тяжким черным сводом,Где нет ни ладана, ни плача, ни лампад, —Гиганты-мертвецы, презренные народом.

Монах простодушный

Перевод В. Микушевича

Серой рясой прикрыт от соблазна мирского,Сердцем он походил на Франциска Святого.

Преисполнен любви, доброты, чистоты,В монастырском саду поливал он цветы.

Словно пламя, в перстах лепестки трепетали,Наяву и во сне ароматом питали

Эту кроткую жизнь, и любил он за нихЦарство красок дневных и видений ночных

И прохладную тьму в предрассветных туманахС теплым золотом звезд на небесных лианах.

Весь в слезах, как дитя, слушал он допоздна,Сколько лилий в былом затоптал сатана

И какие тогда были синие дали,Если там, в синеве, серафимы летали

И процессии дев по просторам землиЗелень свежую пальм, как молитву, несли,

Чтобы смерть небеса, наконец, даровалаТем, кто золото чувств отдавал ей, бывало.

Майским утром, когда день-младенец во снеВ крупных брызгах росы улыбался весне

И когда вдалеке, в светлых нимбах мелькая,Трепетали крыла на окраинах рая,

Был он, кажется, всех на земле веселей,Украшая алтарь в честь любимой своей

Пресвятой госпожи, богородицы-девы,Ей вверяя себя, и сады, и посевы.

Ей хотел он отдать все, чем был он богат,Чтоб могла вознестись в богородицын сад

Белой розой душа, непорочной и чистой,Лишь восход пережив, благодатно лучистый.

И когда ввечеру, не жалея ничуть,Отлетала душа в свой таинственный путь,

Не оставив клочка обездоленной жизниНа колючих кустах в этой тусклой отчизне,

Вечный запах цветов, нежный тот фимиамС давних пор хорошо был знаком небесам.

Возвращение монахов