Римская империя. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов

с овец, которых годами водили зашитыми в шкуры, чтобы они не испачкали своего драгоценного меха. В большой зале с каменными бассейнами ее красили в нежные розовый, «гиацинтовый», светло-желтый и прочие модные цвета. В мастерской, разделенной на части невысокими переборками, мальчики-рабочие, высоко подобрав туники, по целым дням «выплясывали танец сукновалов» – как острили в Риме: они в больших глиняных чанах валяли ногами уже вытканные материи и иногда для усиления удара даже подпрыгивали вверх, опираясь руками о перегородки. Там сильные мускулистые рабы били сукна палками на длинных каменных прилавках; там, подвесив, ворсовали их шкуркой ежа или головками чертополоха; там окуривали и белили серой, разложив их на особых редкоплетеных овальных корзинах. Растирали глиной для глянцу, подстригали, растянув на подпорках, прессовали на особых прессах – и большой фабричный магазин, устроенный тут же у входа, мог продавать отличное сукно или возвращать заказчикам отданные в чистку и окраску старые вещи. В его двойном помещении – мужском и женском – всегда шел бойкий торг, причем многие вещи тут же и кроились особыми мастерами-закройщиками по росту покупателей. Работа сукноделов была так сложна и нужна для всех, что даже римские власти, всегда совершенно безучастные к работе ремесленников, вмешались и определили работу сукновалов особыми правилами.

Впрочем, далеко не часто встречались в Риме такие большие заводы и мастерские. Но зато повсюду нижние этажи домов пестрели яркими вывесками менее крупных лавок и мастерских. Ими были полны громадные «базилики» форума – Порциева, Семпрониева, Фульвиева, который построили на первую крупную добычу щедрые цензоры 180–170‑х годов. Полны ими были и рабочие кварталы Велабр, Субура, Аргилет, большая «священная» улица, улицы «Хлебная», «Кожевничья», «Башмачная», «Дровяная», «Аптечная», «Слесарная» и множество других. Лавки и мастерские покрупнее помещались здесь под арками нижнего этажа, отгородившись от улицы и от соседей простыми парусинными занавесками с размалеванными рисунками товаров. Но большинство устраивалось в легких деревянных пристройках-балаганах или на простых открытых ларях, бесцеремонно захватывая с каждой стороны улицы по ее половине и оставляя теснящимся пешеходам лишь узкую тропинку посередине. «Весь город обратился в сплошной базар», – жаловался поэт. И в самом деле, важному сенатору нельзя было пройти в своей белоснежной тоге, не рискуя измазать ее о прилавки уличных мясников, которые тут же на улице потрошили заколотый скот, набивали и варили колбасы. А рядом сапожники из грязного квартала Субуры кривым ножом вырезывали по размеру ноги прохожего-заказчика подметки сандалий; у других покупатели тут же на улице примеряли заранее заготовленную обувь. Рабы-управляющие, отпущенные из деревни хозяином в город за покупками, торговали у шапочника войлочные шапки или у резчика по дереву деревянные башмаки для подведомственной им сельской челяди, пока в соседней грязной мастерской мастер с своим единственным подмастерьем исправляли привезенный ими из деревни части плугов или виноградных прессов. Здесь столяры строгали и клеили убогую качающуюся мебель, а дальше пронзительно стучали молотки медников, изготовлявших дешевые таганы, подсвечники и кастрюли. Нараспев кричали портные-старьевщики, обещая дешево поставить заплаты на плащах, зазывали прохожих цирюльники, размахивая бритвами. В веренице медленно пробиравшихся покупателей, с веревочными мешками для покупок в руках, шмыгали, толкаясь, оборванные мальчишки-разносчики, посланные матерями продавать дома напеченные булки и медовые пироги или вылепленные ими глиняные куклы, петушки и лошадки. Но и среди этой пестрой полуголодной толпы небрежно «распоясанных» по-домашнему ремесленников, в их грязных, до пят доходящих туниках, поражало преобладание неримских лиц и неримского говора. В самом деле, на каждого свободного ремесленника приходилось чуть ли не два десятка рабов, посланных господами на заработки, или «полузависимых вольноотпущенников», т. е. условно отпущенных на оброк невольников. Их нарочно покупали состоятельные люди, обучали ремеслу и отпускали на работу, под страхом новой тяжкой неволи и жестокого наказания, если своевременно не будет уплачен установленный господином взнос.

Мастерская медника. Римский рельеф

Иному счастливцу-ремесленнику удавалось раздобыться работой на один из крупных магазинов, каких немало было на главных улицах. Другому случалось заполучить к себе видного заказчика, который нет-нет да и закажет, например, сапожнику сделать себе красные патрицианские башмаки с черными шнурами или изящные ботинки с металлическими «пряжками полумесяцем» для своей жены или дочери. Вот заказал же народный вождь Гай Гракх одному литейщику сделать ему серебряную посуду для стола и заплатил за это в 16 раз дороже стоимости серебра! Такой счастливый мастер уже никогда не упустит случая в праздник утром забежать поздравить своего патрона, подарить ему какого-нибудь диковинного ворона, которого он сам научил говорить; во время семейного торжества или на выборах он гордо пройдется в качестве «клиента» в его свите, охотно пойдет по его приглашению работать на дом, или пошлет на дом же для выбора весь запас своего товара, рискуя, что он будет растащен нахальными слугами знатного господина. Но это удачное знакомство бывало столь редко! Знатный господин обычно у себя дома уже держал купленного за дорогую цену раба-специалиста, и даже роскошные могилы богатых римлян пестрят именами рядом с хозяином погребенных его рабов-ремесленников: тут ткачи и валяльщики, вышивальщики и золотошвеи, парикмахеры и кондитеры, кузнецы, плотники, столяры, шорники, золотых дел мастера и чеканщики, скульпторы и архитекторы и пр. и пр. Высшей спесью римлянина была возможность похвастаться, что у него «все производится дома», что дом его есть во «всех отношениях оборудованный дом». В случае же невозможности что-либо изготовить дома хозяин отправлялся за покупками в один из тех магазинов роскоши, где грудами лежали прекрасные, из-за границы привезенные или лучшими местными художниками по заграничным образцам изготовленные товары: дивные украшения из золота, жемчуга и драгоценных камней, бронзовые греческие канделябры и дорогие фигурные лампы с десятком рожков, целые наборы серебряной посуды, не только столовой, но и кухонной! Тут бешеные деньги платились за чудной работы сирийские обеденные столы из особого африканского дерева, бронзовые кованые ложа к ним, покрытые фригийскими золотошитыми подушками, шкапы и ларцы с инкрустациями из золотых блях, слоновой кости, янтаря и черепахи; дорогие греческие и сидонские музыкальные инструменты, восточные веера из павлиньих перьев, зонтики из играющей переливами вавилонской шелковой ткани. Всех поражала недавно лишь из Египта и Сирии появившаяся новинка – стеклянные кубки и бокалы для вина и хрустальные флаконы для духов! Так и оставался римский ремесленник без хорошего заказчика и выгодного покупателя, кое-как перебиваясь работой на своего же мелкого брата-пролетария.

Когда наконец кончался рабочий день и закрывались лавки и мастерские, толпа проголодавшегося рабочего люда спешила обедать в свои излюбленные таверны. Висящая на цепочке над дверью глиняная бутылка или окорок, изображенный на вывеске, обозначали бесчисленные грязные шинки, трактиры