Физик на войне - Олег Казачковский

В начале ноября нас неожиданно отозвали из Сталинграда. Мы не могли понять, в чем дело. Как же можно ослаблять такой важнейший участок? Когда очутились довольно далеко к югу, перед позицией, занятой румынскими войсками, решили, что здесь будет отвлекающий удар. Наверное, таким способом хотят ослабить давление на наших в городе. Наступление началось 20 ноября (на день позже, чем на севере). Довольно легко прорвали оборону. Румыны почти не сопротивлялись и чуть ли не строем отправлялись в плен. Только одна зенитная батарея с немецким персоналом, расположенная на высотке за обратным скатом, отчаянно отстреливалась. Было подбито несколько наших танков. Но вот и она смолкла. Путь вперед открыт. К вечеру добрались до какой-то деревушки, где и заночевали. Здесь же оказалось уже сдавшееся, но не взятое по-настоящему еще в плен, какое-то небольшое румынское подразделение. В доме, где мы разместились, появился румынский офицер и начал что-то говорить, перемежая румынские и немецкие слова с отдельными русскими. Сначала никак не могли понять в чем дело. Потом разобрались — он всего лишь просит разрешения переночевать его людям у нас во дворе в сарайчике. Уже было довольно холодно. Он получил разрешение, после чего долго нас благодарил. Подумалось, как легко и просто устанавливаются человеческие отношения между вчерашними смертельными врагами.

Через день, продвигаясь вперед и практически не встречая сопротивления, достигли Абганерово, той самой станции, где четыре месяца тому назад пытались сдержать немцев. На той же сцене, только роли переменились. Мы тогда хоть сопротивлялись. Противник же здесь просто бежал. На станции — железнодорожные вагоны, судя по надписям, не только из Германии, но и из Франции, Бельгии, чуть ли не со всей Европы. Как они успели за столь короткий срок перешить железнодорожную колею, восстановить взорванный мост через Дон в Ростове? Какая организованность, деловитость! Наверное, нам такое не под силу. Вот уж неверие в наши возможности! Когда прижмет, мы все можем. В Крыму в 44-м только-только взяли Севастополь, как стали готовиться к погрузке в эшелоны. Оказалось — железная дорога уже работает.

За три дня нашего наступления кольцо вокруг немцев в Сталинграде сомкнулось. Противник окружен. Большущий ломоть отхватили. Не подавимся ли? Сколько раз уже обманывались в своих надеждах! Сами немцы вначале не осознавали серьезности создавшегося для них положения. В мои руки попал приказ немецкого командования, в котором анализировались итоги первых дней нашего наступления. Говорилось, что противник, т. е. мы, собрав последние резервы, сумел достичь большого численного превосходства и только поэтому добился временного успеха. Подробно, и в основном правильно, рассказывалось о тактике наших наступательных действий. Резюме же такое: ничего практически не изменилось, русские остаются такими же плохими вояками, как и были. Они по-прежнему не могут противостоять немцам, даже когда силы равны, и легко обращаются в бегство. Скоро наступательный порыв русских иссякнет. Надо немного продержаться. Уже идут на выручку окруженных достаточные силы.

Нас они все еще пытались запугивать. Бросали листовки, в которых говорилось, что их рубеж обороны в Сталинграде — это, как сейчас помню, «шахматная доска смерти», через которую никому не перебраться. Что будто бы и мы тоже находимся в окружении и нам в самый раз пора сдаваться. И для пущей убедительности картинка: мы находимся в кольце, из которого только один выход — на запад, где почему-то восходит солнце. Видимо, много листовок было заготовлено впрок и немцам жалко было их просто так выбрасывать.

Прогрызать немецкую оборону в Сталинграде действительно было нелегко. Противник занимал укрепленные, нами же подготовленные рубежи и сдаваться не собирался. Одна за другой следовали атаки и все почти безрезультатно. В одном месте, мне рассказали, какие-то подразделения в открытую пошли в наступление издалека. Когда же приблизились к противнику, оказалось, что там проходит траншея, в которой уже сидят наши. Сюда был скрытый доступ со стороны. Хорошо еще, что немцы экономили боеприпасы и не очень стреляли.

На выручку осажденных двинулась мощная танковая группировка генерала Манштейна. Мы как раз находились на ее пути. Уже стали доноситься с юга звуки приближающегося боя. Собирались прорываться навстречу им и окруженные немцы. Нам грозило очутиться между двух огней. Стали готовиться к круговой обороне. Еще неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не 2-я гвардейская армия, брошенная, как известно, вопреки первоначальному плану, против Манштейна. Она помогла остановить немцев и заставила их отступить. По существу это и был поворотный момент в войне для нас.

Нелегкие успехи

Сталинград был переломным этапом, но еще, так сказать, в территориальном смысле. Мы перестали отступать и начали теснить противника. Но утверждать, что стали воевать лучше немцев, на мой взгляд, было нельзя. Все еще часто случались неудачи и притом серьезные. С трудом и не сразу доводилось преодолевать подготовленную немецкую оборону. Наши успехи все еще давались ценой больших потерь. Многие атаки захлебывались. Четвертый мех-корпус, который входил в нашу же 51-ю армию, зимой 43-го, вырвавшись вперед, с хода преодолел Миус и оказался в окружении. Мало кому удалось выбраться. Попал в плен и бывший командир нашего полка В.Чиликин, назначенный недавно командующим артиллерией этого корпуса. Он снискал в полку всеобщее уважение. В нашей полковой песне мы именовались тогда не иначе, как чиликинцы-гвардейцы. Летом 43-го были две неудачные попытки наступать на том же Миусе. И лишь с третьего раза, когда после разгрома немцев на Курской дуге над их донецкой группировкой нависла угроза с севера, удалось прорваться и нам.

Как радостно встречали нас жители освобождаемых районов. Мы находились в станице Аксайской, неподалеку от Ростова, когда по радио услышали, что город взят (это во второй раз — зимой 43-го). Мне хотелось найти своих знакомых ростовчан и я вызвался поехать туда проверить. Отправились на машине по заснеженной дороге. Обогнали группу пехотных разведчиков. Все в белых халатах, идут медленно, осторожно, с автоматами наготове. Мы помахали им ручками и поехали дальше. Своих не нашел. Их дом в пригороде Нахичевань разрушен. Соседи сказали, что они успели эвакуироваться. Тут же сбежалось множество народу. Обступили со всех сторон, задают уйму вопросов. А то и просто хотят поглазеть на нас, побыть вместе. Пришлось подняться в кузов машины и оттуда вести разговор. Состоялся импровизированный митинг. Люди волновались, что будет дальше. Я уверенно заявил, что теперь беспокоиться нечего. И сил наших достаточно, и воевать мы научились. В третий раз немцы сюда не придут. Все не хотели нас отпускать. А в это время неподалеку звучали пулеметные очереди. Какие-то немцы еще оставались в городе. Как-то потом, в Донбассе, на машине разведывали дорогу Немцы только что ушли. Навстречу семья: отец, мать и две дочери 10–12 лет. Тащат свой скарб. Увидев нас, бросаются к машине, размахивают руками, что-то кричат. Останавливаемся. Может быть, хотят предупредить, что дорога заминирована или впереди немцы? Совсем нет! Они прятались недалеко в заброшенной шахте и сейчас возвращаются домой. Мы первые, кого они встретили. Просто не могли сдержать своих чувств. Обнимают, целуют, плачут от радости. И у нас самих чуть ли не слезы на глазах. Правда было не всегда так. Мы продолжаем наступать. Прошли уже весь Донбасс. Поздно ночью на машине с разведчиками попадаем в Красноармейск. Городок только что подвергся страшной бомбардировке. Перед этим там находилась прорвавшаяся вперед механизированная бригада и, очевидно это и послужило причиной налета. Но немцы опоздали наших там уже не было. Все досталось бедным жителям. Еще пылают пожары. Улицы перегорожены завалами. С трудом пробираемся. В одном из уцелевших домиков тускло светится окошко. Заходим. Две молодые женщины сидят при керосиновой лампе. На лицах — испуг. Естественно после того что пережили! Пытаюсь успокоить, ободрить. Все так же настороженно смотрят. И вдруг совершенно неожиданно:. «Ну что и вы тоже водку будете требовать?» Я опешил. Бедные женщины, это наши их так напугали. Похоже, не меньше чем бомбежка. Не знаю что там происходило, только они с горечью все повторяли: «Разве мы виноваты, что попали в оккупацию?» Потом, когда за столом мирно распивали чаи уже искренне, от души, предлагали все же налить по чарочке Но я в создавшейся ситуации не мог такого себе позволить и с благодарностью, но твердо отказался. Находившийся вместе со мной разведчик был явно этим огорчен. Были еще тяжелейшие бои на рубеже реки Молочная, под Мелитополем. Не удалось с хода прорваться в Крым через Перекоп. Обиднее всего — уже почти полностью завладели Турецким валом, казалось, дорога в Крым открыта. Да нет, все застопорилось. Наш полк не участвовал в этой операции. По слухам, прорвавшиеся части были остановлены двумя немецкими бронепоездами, открывшими ураганный огонь. Так это или не так — трудно судить. Но в обороне на Турецком валу просидели всю зиму — наши в центре, а немцы по краям, у обоих берегов. Невольно приходило на ум неутешительное сопоставление: немцы в 41-м почти беспрепятственно прорвались здесь в Крым.