С тобой моя тревога - Константин Волков

— А это тебе… Да ты не тушуйся!

— Мне?

— Бери! Мясо. Свежее!..

— Что я с ним делать-то буду?

— Чудачка! «Чего делать?» А чего с ём, с мясом, делают? Сварят да съедят. Бери, бери!.. Это наше.

— Да я в жизни его не варила. Не умею. — Ольга встала с Настасьей рядом на деревянную решетку, подставила руки под горячие струи.

— Ну так, может, мне отдашь? — недоверчиво спросила Настасья… — Рупь дам, а?

— Даром возьми. — Ольга видела, как Настасья торопливо ворошила черствые куски хлеба в ведре. Ей вдруг стало тоскливо в наполненной паром от потолка до открытой форточки, пропахшей капустой и хлопковым маслом посудомойке.

…Перед конторой стоял знакомый автобус. Ольга пересекла площадь. Из степи дул сильный холодный ветер. Над ломаной линией темно-фиолетовых гор висели подсвеченные закатившимся солнцем облака из розового перламутра. В розовые тона были окрашены высокая заводская труба, шиферные стены цехов, здание конторы и даже деревья на дороге.

Она подошла к автобусу. От конторы спешил, смешно припадая на ногу, Дурнов. Он помахал рукой, давая понять не то ей, не то шоферу, чтобы подождали. Ольга заглянула в автобус. Еще были свободные места.

— Ух, запыхался, — выдохнул Дурнов. — Ну, здравствуй!

— Ну, здравствуй, если не шутишь. — Она стояла, держась рукой за створку двери.

Дурнов, встретившись глазами с ее вопросительно-насмешливым взглядом, засуетился, поманил пальцем. Ольга, отошла в сторону. Дурнов подмигнул.

— Живешь-то как, ягодка-малина? Фраера еще не нашла, а? — И засмеялся заискивающе. — Или нашла уже?

— Ну, а если нет, предположим?.. Уж не ты ли метишь в любовники?

— А что, послушай-ка. Ублажи, а?! — Он торопливо порылся в карманах длинного брезентового плаща, полез в карманы пиджака. — Выпьем, а? Деньги есть, табак найдется…

— Потеряйся! Я за деньги не люблю.

— Ну не так, так эдак! Смотри, и одежки на тебе нет… Замерзнешь… А я того, согрею, а?

— Садись в машину, — направилась к автобусу Ольга. Дурнов торопливо взобрался по ступенькам. Она постучала в стекло шоферской кабины: — Давай трогай!

— А вы? — шофер высунулся в окно, и Ольга почему-то вспомнила, как он пригрозил Одинцову отходить его бортовкой за розовощекого дружинника, рассмеялась.

— Трогай! Мне не по пути.

— Дело ваше…

Створчатые дверцы задернулись, автобус развернулся на площади и скрылся.

…Ольга шла пешком узким тротуаром, под невысокими карагачами с мохнатыми от пыли листьями.

Она шла быстро, подгоняемая ветром. В том месте, где шоссе полого спускается к мосту, от столба навстречу ей шагнул мужчина, загородил дорогу.

Ольга вздрогнула от неожиданности. Перед ней стоял Дурнов.

— А вот он я! — ухмыльнулся недобро. — Ах, попалась, птичка, стой, не уйдешь из сети… Думала, так я и уехал, да? А я не уехал! Добром не хочешь — силком заставлю!

Он схватил ее за плечи, попытался привлечь к себе, но она оттолкнула его, выкрикнула:

— Силком?! Ты? Меня?! Силком?!. Да я тебя задушу, гад! Силком! — и рассмеялась презрительно. — Уйди с дороги, хромач задрипанный!

Дурнов отстранился, пораженный ее яростью. Но когда Ольга перешагивала с тротуара на шоссе через пологий, засыпанный листьями арык, он набросился на нее сзади. Она успела повернуться к нему лицом, а вырваться не смогла.

— Озолочу, дурища! Ну! — выдыхал он и все сильнее сжимал ее в объятиях.

Одна рука у Ольги была свободна. Чтобы не упасть, она обхватила шершавый ствол дерева. Перекошенное лицо Дурнова, его дикие блуждающие глаза были совсем рядом от ее лица. Ольга отпустила ствол и двумя пальцами — средним и указательным, как ее когда-то научили, ткнула в вытаращенные глаза Дурнова. Раздался истошный вопль. Дурнов волчком вертелся в мелком, сухом арыке, уткнув лицо в ладони, и по-звериному ревел от боли…

Ольга не видела ярких фар машины, вынырнувшей со стороны моста, не слышала, как автобус остановился рядом на дороге.

— Что здесь происходит?! — шофер заводского автобуса подбежал к Ольге.

— Ничего не происходит! Ты чего сюда прискакал? Сами разберемся!

— Ну и публика! Так он что, нарочно слез здесь, чтобы вас встретить?

— Выходит…

— В штаб дружины его…

— Не надо в штаб… Это — наше дело, штаба не касается. Штаб пусть за порядком следит!

— Довези до общежития… — взмолился Дурнов.

— Тебя? Дотопаешь самостоятельно. Садитесь в машину, Лихова. Вас к общежитию?

— Мне все равно.

— А вы отчаянная!

— Будешь отчаянной… Грозит еще, гадина! — Нервное напряжение постепенно стало спадать. Ольга зябко поежилась, обхватила ладонями плечи. — Поехали, что ли.

— Озябли? Садитесь вот сюда, — он кивнул на сиденье у двери. — Печку включу, согреетесь…

Ольга послушно села. В решетку около ног потянуло жаром. Она подставила озябшие руки под горячие струи воздуха.

— Зовут-то как? — поинтересовался шофер.

— Ольга…

— А меня Василием. Василий Александрович Грисс. Будем знакомы…

— А ты чего вернулся-то? — спросила уже почти совсем успокоенная Ольга.

— Вернулся?.. А догадался, подумал, что неспроста он из машины вылез у моста. Я ведь видел, как вы о чем-то возбужденно беседовали. Вот и вернулся. — Василий на секунду повернул к Ольге лицо: — Согрелись? Так куда вас все же отвезти?

— Водки бы выпить. Угостишь?! Своди в ресторан, а? Сто лет не была…

— Допустим… А дальше что?

— Что «дальше»? — Она деланно засмеялась. — Посмотрим на ваше поведение…

— Я не об этом. И бросьте разыгрывать из себя дешевку. Ни вам, ни мне это ни к чему!.. — Машина свернула на центральную улицу. Грисс заглушил мотор.

— Опаздывать в общежитие не стоит. Порядки там строгие.

— Сам-то где живешь? Тоже в общежитии?

— Нет… Жил раньше. Недавно секцию дали. Однокомнатную.

— Что больше не дали? Не заслужил?

— А мне одному больше и не надо.

— Аль холостяк? — Ольга недоверчиво усмехнулась. — Все вы холостяки до первого раза. А потом — в кусты. Все на одну колодку!

Грисс повернулся к ней всем туловищем, даже ноги снял с педалей, включил по всему автобусу освещение и резко произнес:

— Во-первых, не кажитесь хуже, чем есть. А насчет мужчин, — так вам просто хорошие не встречались! Как говорится, крупно не везло в жизни.

— Ты, что ли, хороший? — с вызовом бросила она и откинулась на спинку сиденья, чтобы лучше разглядеть, — глаза прищурены, от них к вискам легли мелкие морщинки, уголки пухлых губ опустились в усмешке. — Ну, где они, хорошие, а?

«И вправду, что это я, вместо того чтобы поставить машину в гараж и идти домой, поехал за ней? Среди нашего брата — шоферни — через одного такого тертого не найдешь. Красивая? Подумаешь, невидаль! Красивых-то в поселке, пожалуй, больше, чем некрасивых… К черту все!» — думал про себя Грисс. Но тут же, неожиданно для себя, предложил:

— Хотите, я вам настоящего человека покажу? У него и выпьем, раз уж так хочется.

— Где это?

— Неподалеку… Только заедем, узнаю, дома дед? Потом машину на прикол — и вернемся.

Ольга, может, и не согласилась бы пойти с Василием В гости к какому-то деду, будь тот хоть распрекрасным человеком. Но ей хотелось как можно дольше оттянуть свое появление в общежитии, где не уйти от любопытных взоров, от расспросов и от необходимости отвечать. Этот шофер уже тем хорош, что не задает дурацких вопросов. И она сказала, тряхнув головой, будто отбросила сомнения:

— Рули!.. Поехали, что ли!

Около одного из приземистых зданий Грисс остановил машину.

— Я мигом.

Он отсутствовал минут десять. Ольга заинтересованно оглядывала редких прохожих, освещенные окна: за шторами и занавесками были видны разноцветные абажуры, платяные шкафы, цветы. Доносилась откуда-то музыка.

— Все в порядке, — сообщил Василий. — Может, отведу вас к нему, а в гараж один поеду, а?

— Нет… Вместе поедем. Чего я одна-то…

Грисс загнал автобус в гараж. По дороге забежал в магазин, купил бутылку водки, колбасы, банку консервов, торт «Сказку» в узкой коробке.

— Это школа, — руки у Василия были заняты, и он кивком показал на двухэтажное здание в глубине двора за штакетником. — А вон там в конце улицы, на горке, — это наш дворец.

Весь в огнях, дворец был похож на большой корабль, плывущий над поселком.

— Красивый? Дворец, говорю, красивый?

— А? А-а-а, да, да…

— О чем думаете? — Он заглянул ей в лицо, но в обманчивом свете качающихся на ветру фонарей не уловил его выражения. — Вот и пришли…

— А кто он? — спросила Лихова.

— Кто? К кому идем-то?.. Это такой человек, знаете! Вроде живого мамонта. Он видел и делал то, о чем мы только по книжкам узнаем. Он Смольный брал. Участвовал в работе одиннадцатого и двенадцатого съездов партии. Таких, как наш дед, может, тридцать, может, пятьдесят человек живых сохранилось… На всю страну. — И как самое важное, с уважением и завистью произнес: — Он Владимира Ильича видел вот так, как я вас, к Примеру! Речь его, Ленина, последнюю на партийном съезде слушал. У него запись той речи сохранилась…