Мой капитан - Жанна Раскита

закрыла глаза. Мне не хотелось ничего видеть. Мне хотелось лишь умереть.

Входная дверь, тихо скрипнув, отворилась. Тяжелые шаги возвестили о госте. Я не пошевелилась. Если это убийца – я готова принять смерть. Если Ессенский… совершенно плевать, что тогда!

Едва не на носочках, крупных размеров мужчина, уложил сверток на кресло, осторожно поднял Мари и собрался, было, выйти.

Я резко оглянулась.

– Куда вы уносите мою собаку?

Ессенский не скрывая удивления, оглянулся.

– Ей бы поесть не мешало.

Я молча смотрела на него. Капитан не двигался с места. Потом, тяжело вздохнув, протянул:

– Как бы вы меня не умоляли, Анна Петровна, всей правды я вам сказать не могу.

Я отвернулась, и снова легла. Мне хотелось вступать в ненужную полемику. Тем более, я никогда не пыталась «умалять» его.

– Я не могу допустить, что бы вам угрожала опасность… – добавил он.

Я горько усмехнулась. Ничего глупее я в своей жизни еще не слышала. Какие могут быть еще опасности, по сравнению с тем, что мне пришлось пережить?

– Надеюсь, я могу уйти? – спросила я.

Признаться, мысль о том, куда я пойду, не возникала в моей голове. Можно, конечно, отправиться к дяде. Но я боялась, что после всего в приюте у Матвеевых мне откажут.

Между тем, Ессенский, снова вздохнув, произнес:

– Вы не моя пленница, Анна Петровна, – он сказал эти простые слова таким тоном, будто разъяснял что-то ужасно надоедливому ребенку.

Я оглянулась, и недоверчиво усмехнулась.

– Неужели?

Он нахмурился, почувствовав мое настроение.

– Так уж и быть, я скажу вам все. Вы победили. Но это исключительно ради вашей безопасности… – сдался он.

– Вы действительно считаете, что в вашем обществе, и под вашей защитой мне ничего не угрожает?

Он криво усмехнулся каким-то своим мыслям и, опустив Мари, присел на край моей кровати, я поспешно, о чем тут же пожалела, натянула одеяло до самого подбородка. Что ни говори, но до этого случая, мне не приходилось принимать кавалеров, лежа в постели. Я смущалась, словно пятилетняя. И уж очень не по вкусу пришелся моему самолюбию этот самый факт.

– Ну, так кто такая Калугина? – желая отвлечь его ищущий взгляд от своей персоны, спросила я.

Ессенский поднялся и отошел в угол комнаты, повернувшись ко мне спиной, он начал:

– Калугина Надежда состояла в партии вашего отца. Во время восстания ее убили. Есть предположения, что она столкнулась с предателем, и тот ее убил… Это мои предположения. Остальные считают, что в ее смерти повинен я. Только ваш батюшка сможет очистить мое имя, и доказать, мою невиновность…

– Но кто же убил бедную девушку?

– Не имею представления… – отозвался капитан, оборачиваясь.

Мне вдруг показалось, что он что-то темнит. Не хочет говорить? Что ж, рано или поздно, я все выясню!

– Вот, значит, что за люди  толпились у нас дома, – протянула я, – эти самые партийцы… Я и не догадывалась.

– Вы не могли догадаться. Боткин все держал в строгой тайне. Просто друзья, – он заложил руки за спину, его взгляд потеплел, – кроме того, юная барышня, увлеченная своими туалетами и подготовкой к свадьбе, вряд ли заметит даже пожар… – Ессенский оборвал сам себя, но было поздно.

Слово не воробей…

При  слове «пожар» меня окатила горячая волна, глаза тут же наполнились слезами. Маша… Паша… Господи, почему все мои близкие люди исчезают? Мамочка, как мне тебя не хватает!

Заметив свою оплошность, Ессенский шагнул, было к двери. Но, вспомнив что-то, резко оглянулся.

– Вам необходимо поесть. Я принес одежду для вас, – он небрежно указал на сверток в кресле, – я жду вас в коридоре. Поторопитесь, иначе мест нам не останется.

Я опустила все язвительные высказывания на счет «мест», которые «нам не достанутся» и обратила холодный взгляд на капитана. Слава богу, мой характер, не способны сломать ни заключения, ни пожары, ни снисхождение и искренняя забота Ессенского.

– Мне от вас подачки не нужны, Кирилл Сергеевич, – сообщила я.

– Это не подачка, – отозвался он сдержанно, – Я вел себя с вами непростительно грубо, там, у хижины. И эта одежда, так сказать, взамен той…

Он красноречиво взглянул на оторванный рукав моей сорочки.

Сохраняя остатки собственного достоинства, я одобрительно кивнула. Признаться, роль высокомерной стервы порядком приелась мне. Но эта маска служила отличной защитой на неожиданные выпады капитана, будь то ярость или безграничная доброта. Тем более это казалось глупым, учитывая мои прежние встречи с капитаном, которые я не могла вспомнить без содрогания.  В тюрьме, например, когда я кидалась в его объятия, изображая женщину легкого поведения, или же когда была поломойкой…

– Хорошо, – наконец, произнесла я, – сейчас оденусь. Но надеюсь, вы  объясните, с чего вдруг вам так непременно захотелось поужинать…

Ессенский таинственно улыбнулся и вышел.

Я выбралась испод одеяла и развернула сверток.

Голубым каскадом передо мной раскинулось платье. К нему прилагался широкий пояс с вышивкой,  белье, и чулки. Что ж, мой капитан проявил прозорливость… Я уже не стеснялась называть его «мой капитан». Ведь в последнее время он своей персоной, вытеснил из моей головы других мужчин. Скорее одного мужчину – Фомина Антона Сергеевича, который повел себя весьма безответственно, и исчез из моего поля зрения на неопределенный срок.

Прошло не менее получаса, прежде чем мне удалось одеться самой, без Маши… Я всхлипнула, и принялась за волосы. Да, мои локоны никогда прежде не были в таком состоянии, но так или иначе, я придала им удовлетворительную форму, и вышла в полутемный коридор.

Я поискала глазами своего спутника. Расслышав шелест моей юбки, он вынырнул из темноты и галантно подал мне руку.

– Здесь за углом есть одно чудное местечко, именуется «У Петра». Там довольно мило, на сколько мне известно…

Я окинула Ессенского недоверчивым взглядом.

– Неужели вы считаете, что я выйду отсюда в подобном виде? Должно быть, вы лишились разума. Даже если это ваше хваленое заведение за углом, я не намерена мерзнуть.

Выражение его лицо вдруг стало каменным. И как он меня терпит? Обиделся. Я попыталась сгладить свою эгоистичную речь словами:

– Лучше уж скажите сразу, что срывается за вашей вежливой заботой? Неужели вам так нужен мой отец, что вы готовы терпеть меня?

Он молча прошествовал к гардеробщику, принял свое пальто, и ответил:

– Не хочется забивать вашу очаровательную головку подробностями, ласточка моя, – Ессенский обернулся, и накинул мне на плечи… мою накидку!

Я оторопело замерла. Признаться, думала, что эта вещица безвозвратно канула в тюремных застенках.

– И да, я готов терпеть вас, дорогая, – слегка сжав мои плечи, жарко прошептал он мне на ухо.

Мурашки скользнули по шее и ключице.

– Моя накидка, – выдохнула я, и, желая скрыть жаркий румянец на щеках, потерлась об опушку капюшона.

Ессенский, тщательно застегнув своё пальто, улыбнулся, взглянув на меня.

– Оказывается, не такое уж я и чудовище, верно, Анна Петровна?

Я вновь взглянула на капитана, он явно пытался меня взбодрить, и мог рассчитывать на мою благодарность. От злости за инцидент