Приз лотереи счастья - Илана Кузьмина

Ирина рано поняла, что особым умом дочка не блещет, но у неё явно были способности к языкам, и женщина не жалела денег на репетиторов. В результате их общих усилий Наташа к восемнадцати годам знала в совершенстве английский, немецкий и итальянский языки и собиралась поступать в МГУ на филфак. Но жизнь внесла свои коррективы: вскоре после выпускного школьного бала девушка познакомилась с Александром Крафтом, симпатичным крепким парнем, оканчивающим мединститут, и через три месяца вышла за него замуж. О чём, впрочем, ни разу не пожалела. Наталья Максимовна была безмерно счастлива в браке: она обожала мужа, преуспевающего врача-уролога, радовалась и гордилась сыновьями – оба высокие, красивые, умные, спортивные. Женщина жила, как в раю. До этой ночи.

Несмотря на то что её подняли с постели в четыре ночи или утра, не разберёшь, Ирина Николаевна быстро поняла из перемежающихся всхлипываниями слов, что произошло, задав дополнительно лишь пару вопросов.

– Я сейчас приеду, – только и произнесла она и бросила трубку.

В свои шестьдесят пять лет Ирина Николаевна, доктор физико-математических наук, профессор, продолжала работать: заведовала кафедрой высшей математики в одном из московских вузов. Замуж она долго не выходила. Когда-то давным-давно Ирина чуть было не стала женой одногруппника Бориса Файнбурга, но вмешалась его мама, вставшая мощной грудью на защиту единственного сыночка от какой-то там «профурсетки с ребёнком». Боря не посмел перечить матушке и очень скоро стал законным супругом «хорошей девочки из приличной еврейской семьи». Шли годы…

Когда Наташа стала женой Крафта, Ирина Николаевна решила, что пора заняться устройством своей личной жизни, и вскоре вышла замуж. Жили они с мужем в любви и согласии, основанных на крепкой дружбе. Одно было плохо, детей у них не было, так что Наташа всегда была желанным гостем в доме матери и её мужа, единственной и любимой дочкой.

Два года назад супруг Ирины Николаевны скончался, а около года назад умерла жена Бориса Файнбурга, да и матушка его давно уже отошла в мир иной, так что их многолетние отношения перешли на новый уровень, прекрасный уровень зрелой любви. Того пыла юношеской влюблённости, как в молодости, конечно, не было и в помине, но они были вместе, и им нравилось быть вместе. Жизнь наполнилась нежностью, заботой и взаимопониманием. Они были счастливы.

***

Открыв входную дверь, Наталья Максимовна бросилась на грудь матери и в который уже раз расплакалась.

– Ну-ну, успокойся, Наташа, – бережно отстранилась Ирина Николаевна от дочери, – я с мороза, холодная, простудишься еще.

Мать разделась, а Наталья смотрела на неё с надеждой и ожиданием чуда, как будто всерьёз надеялась, что Ирина достанет сейчас из сумочки волшебную палочку, взмахнёт ею, и всё будет, как раньше: ночного кошмара не было, мальчики весёлые и здоровые дома, мирно спят в своих постелях.

Наталья Максимовна сбивчиво повторила матери то же, что сообщила ей по телефону. Новой информации не было, муж не звонил. По настоянию Ирины Николаевны они пошли на кухню, сделали себе по чашке крепкого сладкого чая и по паре бутербродов с сыром.

– Съешь, Наташа, тебе силы ещё пригодятся, день сегодня будет длинный – вон, в три часа утра начался, – уговаривала женщина дочь, – да и время скоротаем. Я думаю, Александр долго ещё не приедет.

Перекусив и умывшись ледяной водой, обе женщины долго молча сидели на диване в гостиной и прислушивались к каждому шороху. Иногда они вполголоса говорили о чём-то, но потом тишина снова водворялась в комнате полноправной хозяйкой, как будто это была ночь бдения у гроба покойника. Обеих женщин тяготило это ощущение – мать сидела с прямой спиной и сжатыми в ниточку губами и тяжело вздыхала время от времени, а дочь не могла усидеть на одном месте, то и дело вскакивала и начинала мерить комнату шагами.

Начало светать, Ирину Николаевну всё-таки сморило – сказывался возраст. Она пошла в комнату мальчиков и прилегла.

Проснулась она от какого-то шума. Голова была тяжёлая, и женщина не сразу сориентировалась, где она находится и что здесь делает. Ирина Николаевна снова умылась холодной водой. Наталью женщина нашла на кухне. Дочь стояла у окна и смотрела на жиденькое ноябрьское утро, комкая в руках носовой платочек. Ирина Николаевна обняла дочку за плечи и развернула к себе, щёки у Наташи блестели от слёз.

– Ты чего ревёшь? – спросила она, боясь услышать страшное. – Что с мальчиками?

Вместо ответа Наталья лишь поднесла платочек к лицу и чуть не в полный голос заплакала.

– Ну-ну, успокойся, дочка, – Ирина Николаевна прижала к себе дочь и, поглаживая её по спине, все-таки попыталась хоть что-то выяснить: – Наташа, как мальчики? Да не молчи ты!

– Макса арестовали, а Эрик в больнице… – и снова поток слёз.

Поняв, что ничего путного узнать у несчастной матери не удастся, Ирина Николаевна оставила дочь в покое. Уж лучше от первоисточника услышать новости.

– Где Александр?

Наташа кивнула на закрытую дверь в гостиную. Ирина Николаевна вошла в комнату. На диване, согнувшись и опершись локтями на колени, сидел Александр Крафт и баюкал голову, уткнувшись ею в ладони. Он только на секунду приподнял голову, кивнул вошедшей женщине и снова прикрыл лицо руками. Ирина Николаевна подошла к несчастному отцу, легонько похлопала по плечу и, чуть подвинув стул, села напротив дивана.

– Саша, что случилось? Только подробнее и без эмоций.

Ирина Николаевна была женщиной умной, властной и сильной – такую не пошлёшь. Выслушав Александра Викторовича, она вздохнула, немного помолчала и спросила:

– Где сейчас мальчики?

– Мальчики… Пороть их надо было обоих, как сидорову козу… Эрик в больнице, – мужчина брезгливо поморщился. – Я поговорил с врачами – ничего особо серьезного у него нет. Максима полиция задержала. Врачи вызвали полицию и родителей того парня, а те написали заявление на Максима.

– А что с этим парнем, другом Эрика, что-то серьёзное? – встревожено поинтересовалась Ирина Николаевна.

– Да уж, постарался Максим на славу. Он просто озверел, когда увидел мирно спящих голых парней в одной постели, – у мужчины заиграли желваки на щеках. – Этой зазнобе Эрика повезло меньше, чем ему самому: помимо перелома голени, двух сломанных рёбер, разрыва селезёнки и отбитой печени, еще и тяжёлая черепно-мозговая травма. В сознание он ещё не приходил. Когда я уезжал из больницы, его увозили в операционную.

Александр Викторович замолчал, невольно вспомнив картину, которую увидел, приехав на дачу. Узнав о том, что случилось, отец врезал как следует сыночку в ухо.

– Ты что, идиот, наделал? – зашипел он на Максима. – Хоть бы «неотложку» вызвал…

– Да вызвал я. Сказали, как смогут – приедут…

Пока ехала «скорая помощь», отец втолковывал сынку сочинённую им историю, в которой не было и намёка на гомосексуализм: братья Крафты и Дмитрий Ястребов отмечали день рождение Эрика, в ходе застолья Дмитрий похвастался, что познакомился с классной девчонкой, которая оказалась девушкой Максима. Слово за слово разразился скандал, перешедший в драку, в которой и Эрику тоже досталось, потому как полез разнимать бойцов. Как говорится, двое дерутся – третий не встревай.

Ирина Николаевна встала, поставила стул на место и равнодушно произнесла:

– Ну, за Максима я не переживаю. И не удивлена. Он с детства был бешеный. Наймёшь ему хорошего адвоката… Обойдётся.

– Да нет, – устало возразил Александр Викторович, – папашка того парня не из простых. Они, конечно, согласились с версией драки из-за девушки – кому же хочется во весь голос заявить, что твой сынок – гомосексуалист, но жаждут отмщения.

Александр Викторович и родители этого любителя мальчиков (гнусный извращенец!) страшно боялись, как бы кто не узнал, что на самом деле произошло на даче, что их сыновья – геи. Этого позора они бы не перенесли. Отцы – и тот, и другой – обвиняли в совращении своего сына противоположную сторону, переругались, люто возненавидели друг друга и чуть не подрались. Да подрались бы, все были взвинчены до предела, если бы не вмешалась мать Дмитрия. Женщинам как-то проще смириться с тем, что сын – гомосексуалист. Для любящей матери главное, чтобы ребёнок был счастлив, ну а уж с кем… Отцы же, напротив, даже самые сдержанные и хладнокровные, от одной только мысли, что их сын – гей, превращаются в племенных быков с серьгою в ухе и налитыми кровью глазами, роящих копытом землю.

Ирина Николаевна засобиралась в больницу к Эрику. Она снова вошла в гостиную, где Александр по-прежнему «нянчил» свою голову. Вслед за матерью в комнату бесшумно проскользнула Наталья и встала у двери, переводя взгляд с неё на мужа.

– Саша, в какую больницу «скорая» увезла Эрика? – услышав ответ, Ирина Николаевна повернулась к дочери и произнесла: – Наташа, иди собирайся, сейчас поедем.