После развода. Хочу тебя вернуть - Панна Мэра

стараюсь говорить спокойно. – Я всё делаю. Подготовил бумаги, поговорил с Надей. Я не отступаю. Просто этот вечер важен. Всё на кону. Весь проект.

– А я? Я не на кону? – её голос дрожит. – Или мне снова сидеть рядом как помощница, пока все будут думать, что твоя настоящая женщина это она?

Я подхожу к ней медленно. Осторожно. Как к дикому зверю, который вот-вот сорвётся с цепи. Она стоит у макета, руки сцеплены, глаза смотрят куда-то в пол. Такую Алесю я вижу редко. Не дерзкую, не раскованную, а ранимую. Обнажённую душой.

Я подхожу ближе и обнимаю её сзади, аккуратно, без нажима. Чувствую, как она сперва напрягается, но не отстраняется. Я прячу лицо в её волосах, вдыхаю запах.

– Алесь, – шепчу в самый изгиб её шеи. – Один вечер. Всего один. Потом всё будет по-настоящему.

Она не отвечает. Я обнимаю крепче.

– Я поговорю с Надей. Она будет просто… Тенью. Скажет дежурную фразу и уйдёт, а ты останешься. Все увидят это. Ты центр моего мира, ясно?

Наконец Алеся медленно оборачивается. Её взгляд смягчается, но в нём ещё прослеживается недоверие.

– Ты точно… Не передумаешь?

– Нет, – я качаю головой. – Всё решено. Ты моя женщина. И всё остальное… Это просто переходный этап. Мы пройдём его. Вместе.

Я глажу её по волосам, по щеке. Она наконец позволяет себе опереться лбом мне в грудь.

– Ладно… – тихо говорит она. – Но только потому, что я…

– Я знаю, – перебиваю я. – Я тоже.

Я закрываю глаза, крепче прижимаю её к себе. И в глубине себя понимаю: завтра, на том ужине, начнётся новая глава.

Старое уйдёт.

Надя уйдёт.

Алеся останется.

Навсегда.

 

Глава 14

Надя

 

Я сижу в кухне, прислонившись спиной к стене.

Воздух тяжёлый, пахнет тишиной и пережитым. Плакать больше не хочется. А в груди осталась лишь звенящая пустота.

Я поднимаюсь медленно, как человек после тяжёлой болезни. Подхожу к кладовке, достаю мусорные мешки. Чёрные, плотные. Такие, в которые обычно выбрасывают обрывки старых жизней. И коробки. Большие, картонные. Из-под вещей, что мы когда-то берегли.

Теперь же я не хочу, чтобы от них осталась даже пыль.

Поднимаюсь наверх. В спальню. Открываю шкаф.

На первой полке расположились его галстуки. Сложенные идеально. По цветам, по рисункам. Большую часть из них, я выбирала ему сама. С любовью.

Я беру их и без колебаний, и с ненавистью бросаю в мусорный мешок. Бросаю быстро, порывисто. Даже не смотрю на узоры. Все туда!

Открываю следующую дверцу.

Здесь уже ровными рядовыми расположились его рубашки. Особенно меня интересует одна. Голубая, в которой он вчера поцеловал её.

Бросаю её в мешок с особой силой, будто ударяю прошлое кулаком. Запах его парфюма шлейфом тянется за тканью, и меня мутит.

Нет.

Всё.

До свидания.

Я подхожу к его тумбочке. Записная книжка с пометками по проекту.

Туда же. В мусор!

– Предатель, – шепчу я, едва касаясь стеллажа с его книгами.

Он всегда оставлял их повсюду: на подоконнике, на стуле, на лестнице. Теперь они летят одна за другой в мешок. Том за томом. Ярость нарастает.

Я стою посреди комнаты, с руками по локоть в пыли, в старой футболке, прилипшей к телу от пота.

Сначала я просто хотела выкинуть его рубашки. Но сейчас уже не могу остановиться. Каждый предмет в доме будто кричит его имя. Ядовито выплевывает по слогам то, что он говорил мне уходя.

Я кидаю в мешки галстуки, книги, стопки чертежей, его дурацкую любимую чашку с треснутой ручкой, которую он никогда не разрешал выбросить. И с каждым новым движением… я будто вытаскиваю из себя осколки.

Мне не хочется просто убрать их с глаз, мне хочется, чтобы они исчезли. Вместе с воспоминаниями о нем.

Я почти бешеная, с остекленевшим взглядом, вытаскиваю мешки к входной двери.

Один, второй, третий.

Картонная коробка с его книгами рвётся, и томик «Проектирование городов будущего» падает на пол. Я поднимаю, швыряю обратно с таким размахом, будто швыряю самого его.

– Убирайся, – говорю вслух, хрипло, – убирайся из моей жизни.

Я открываю дверь. Ветер врывается в дом. Такое чувство, будто он хочет выдуть из него всё, что застоялось. Я выношу мешки на крыльцо. Ставлю аккуратно. Один за другим. Как подарок.

Забери. И больше не возвращайся.

Сердце в груди стучит гулко. Я выставляю за порог последний пакет и медленно сползаю на пол, осознавая сколько сил я потратила на то, чтобы очистить этот дом от его присутствия. Руки гудят от усталости, пальцы в пыли и порезе, кровь подсохла у ногтя.

Я выдохлась. В прямом и переносном смысле. Ни слёз, ни слов. Лишь усталое, тяжёлое молчание.

И вдруг эту звенящую тишину разрушает внезапный щелчок замка.

Я вздрагиваю, резко поднимаю голову, отползая от входа. Дверь медленно открывается и на пороге появляется Ильдар.

Он стоит ровно. Невозмутимо, впрочем, как и обычно. Лицо чуть бледное, взгляд перескакивает с мешком на коробки. Он в шоке. И не скрывает этого.

– Что… это? – выдавливает он, не заходя дальше.

– Это твои вещи, – спокойно, даже удивлённо, отвечаю я. – А ты что здесь забыл? Ушёл, так уходи. Я думала, ты теперь у своей музы ночуешь.

Он делает шаг вперёд. Потом ещё один.

Осторожно, как будто боится, что я в него чем-то кину.

– Надя, – говорит он уже тише, – нам нужно поговорить. Серьёзно.

– О чём? – я встаю, опираясь о стену. – Всё уже сказано. Ты сам мне об этом напомнил утром. Ты уходишь. Оставляешь мне дом, а себе забираешь молодость, вдохновение, или что ты там еще говорил…

Он отводит взгляд.

Молчит. А я тут же понимаю, что явился он не просто так. Ильдару что-то надо.

– Ну так зачем ты пришел? – произношу я. – Говори. Только быстро. У меня мешки с твоими манатками. Хочу выставить их за ворота до вечера, пока мусорка не приехала.

Он морщится, будто от удара. Видно, что слова про мусор его задевают.

Ну и пусть! Пусть чувствует. Пусть хоть немного осознает, каково это, когда тебя выкидывают из жизни, как старую ненужную вещь.

– Надя… – он делает паузу. – Это… касается не только нас.

И тут у меня внутри всё замирает. Что ещё? Что может быть хуже предательства, чем эта затянувшаяся агония?

Но я