Застать врасплох - Илья Карасёв

– Назад! – вскричал полководец, лихорадочно отшатнувшись от чертового углубления.

Стена огня в мгновение ока разделила полки кочевников. Между первым подразделением ордынцев, определенно бесперспективно зажатым между огнем и крепостной стеной, и крайне важным отрядом Ярна образовался опаснейший зазор.

Стрела, выпущенная Болли, послужила своеобразным сигналом. Несколько десятков лучников стали направо и налево разить врага. На штурмующих было сброшено несколько огромных камней, которые не просто калечили людей, а сминали, вдавливали в землю. Лестницы и веревки откреплялись от стен с помощью специальных металлических копий и сбрасывались вниз.

Что-то определенно шло не так. Узлук находился в центре паники и хаоса. Его жизнь находилась под угрозой. Вся операция находилась под угрозой! Он обернулся, дабы оценить силы подходящих на помощь полков и еще сильнее изумился.

Огонь красной трепещущейся изгородью вырвался изо рва, которого еще минуту назад, собственно, не существовало, и преграждал дорогу одновременно и наступающим отступающим. Некоторые ордынцы, оказавшиеся во время начала светопреставления около злополучной канавы, превратились в вопящие от демонической агонии живые факелы.

Хан, не нашедший для впечатляющего явления приемлемого материалистического объяснения, предался суеверному ужасу. «Проклятый край! Разгуливающие среди людей ведьмы и огонь, вырывающийся непосредственно из разверзнутых чертогов ада!» – сокрушалось сознание старого воина, привыкшего к суровой простоте резни.

Он отцепился от лестницы, по которой поначалу стал взбираться и, прикрываясь щитом, вплотную подошел к теряющей силу огненной стене. Взору хана представилось то, что Ярн отводит основные силы.

– Немедленно вернитесь, вшивые псы! Вернитесь! – отчаянно орал Узлук, прекрасно, впрочем, понимая, что все вокруг могут только бежать и рассыпаться в разные стороны.

Третьяк сидел на высоком дереве, старательно вглядываясь в картину разгорающегося сражения. Миссия паренька казалась предельно простой. Юный князь Польна, постоянно изучавший различные таланты собственных подчиненных, взял на вооружение его впечатляющую дальнозоркость.

Огонь отразился в глазах дозорного. Он, ловко переставляя руки и ноги, быстро слез с гигантского тополя и известил конную дружину о том, что ей, в принципе, пора начинать действовать.

Две сотни возглавляемых Романом всадников, покинув полог леса, помчались вниз по склону.

Первая волна атаки южан потерпела сокрушительную неудачу, но она, естественно, могла оказаться не последней. Изворотливые ордынцы обладали достаточным количеством опытных воинов и по-прежнему претендовали на вечерний пир, разложенный внутри города на костях гордых ополченцев. Отряду юного князя, проще говоря, нужно было не добить до сих пор очень опасных огрызающихся волков, а доломать их пошатнувшийся настрой.

Суматошные раздумья Ярна, доходившие до невообразимых отклонений от основной системы воззрений, долго не могли найти компромиссного решения. Молодой полководец сокрушенно метался в разные стороны, наблюдая, как морально покалеченные соплеменники гибнут десятками.

Крепость даже не дрогнула. Идея скоростного налета напоролась на препятствия. Не получилось организовать необходимого концентрированного напора. Как же быть? Мужественно рваться сквозь огонь прямо под вражеские стрелы или отступать, спасая жизни?

К Ярну, запыхавшись, подбежал один из младших командиров. Полководец прочитал в его расширившихся глазах серьезное негодование и заранее предсказал содержание незамедлительно последовавшей вопросительной реплики.

– Что мы будем делать?

– Пока не знаю… – пожал плечами Ярн и умолк. Парень внезапно услышал до боли знакомые кочевнику звуки и повернул голову в ту сторону, откуда они, постепенно усиливаясь и принимая легко распознаваемую форму, доносились.

Все не вовлеченные в сражение воины, нехотя последовав примеру Ярна, стали трусливо поглядывать на запад. Отчетливый стук нескольких сотен копыт. Приближалась немногочисленная, но невероятно опасная в данном случае конница.

– Мы будем отступать, – пробормотал, наконец, молодой полководец, отбросив свою халатную неопределенность. Младшие командиры безрадостно начали оформлять его робкие слова в грубые, но чрезвычайно эффективные приказы.

Отряды второй волны стали истерично отходить от стен Польна. Ярн, подгонявший солдат сзади, постоянно осматривался. Глаза в последний раз скользнули по оставляемой за спиной надежде. Городской стяг гордо реял над монотонным полем брани; около извергающего огонь рва стоял израненный и обезумивший хан. Чрезвычайно прозаично!

– Наступаем! – до сих пор кричал Узлук, размахивая руками.

Ярн только покачал головой и стал догонять отступающие полки. Теперь, после фактически подписанной смерти хана, именно на него возлагалась чудовищная ответственность.

Дружинники мощным клином вошли в разрозненные вражеские порядки. Таким образом, они разделили и дезорганизовали противника, который и так недавно раскололся благодаря хитроватой проделке с огнем. Роман велел сначала заняться первоочередной угрозой. Он приказал добить вражеских деморализованных воинов, находившихся непосредственно под стенами. Несмотря на гибельное положение, зажатые в угол ордынцы могли оказаться даже более опасными, чем в любой другой ситуации, ведь человек уподобляется дикому зверю, когда ему нечего терять.

Юный князь первым среди членов своей дружины пролил кровь южанина. Он снес голову хану, которого очень легко можно было отличить от остального сброда. Вражеский лидер, оказавшийся на острие неудачной атаки, похоже действительно недооценил оппонента. Роман не стал отдавать нечестивому противнику дань уважения. Уничтожив хана, он помчался дарить смерть другим ордынцам, осмелившимся пойти на Польн.

Зачистка поля перед крепостью отняла всего десять минут. Деревянные ворота, обшитые железом, отворились. Дружина юного князя ощутимо пополнилась воинами, больше не востребованными на городских стенах.

Болли поравнялся с Романом и, улыбнувшись, восторженно сказал всего одно слово:

– Сработало!

– Верно. Велики ли потери?

– Любые потери для нас велики, – вздохнул старый воин. – Семеро мертвых и двадцать пять раненых. Враги не смогли вскарабкаться наверх. Основной урон был получен от чертовых стрелков, которые, слава господу, не действовали так эффективно, как наши.

– Похвально. Радоваться, впрочем, рано! Внушительная часть чужаков отступила.

Юный князь с душевным трепетом посмотрел на Ядвигу, продолжавшую красивым гордым изваянием стоять на стене крепости, и бросился догонять разгоряченных подопечных, повсюду теснящих презренных ордынцев.

– Я предлагаю сдаться.

Отовсюду послышались недовольные возгласы. Они, однако, очень быстро стихли. Все прекрасно понимали, что ситуация не самая легкая.

Полки второй и третьей волны смешались и остановились на опушке леса. Члены каждого маленького отряда видели перспективу по-разному. Кто-то сбрасывал тяжелую амуницию, готовясь нырнуть в мрачные зеленые дебри, где недавно хозяйничала ведьма; кто-то хотел «надрать задницу подлым жуликам» и, соответственно, готовился встретить приближающихся врагов грудью… Ярн тем временем пытался установить над таким хаосом контроль:

– Хотите сражаться? Никого не держим! Почему тогда вы, герои, не торопились прыгать через огонь под вражеские стрелы? Почему? Давайте! Ответьте! – словно разгневанный медведь ревел молодой полководец, пламенным взглядом посылая людям страшные вызовы. – Теперь уже слишком поздно говорить о чести и амбициях. Нам не дадут уйти живыми.

В конечном счете многие согласились с объективным мнением Ярна, но были и такие, которые не оставляли грез о благоприятном исходе. Один из подобных оптимистов, звавшийся Рхоном, пестро высказал свою точку зрения:

– Можно оставить здесь небольшое подразделение, которое жертвенно примет основной удар врага на себя и, следовательно, задержит его наступление, отсрочит начало погони. Большое количество наших воинов наверняка спасется.

Ярн пришел в подлинное бешенство. Он прекрасно знал этого человека и поэтому моментально понял, что инициатива будет вовсе не благородной. Рхон являлся пекущимся лишь о собственной нелепой жизни стервятником, способным поднимать руку только на одиноких незнатных женщин, осиротевших детей и слабых животных.

– Предлагаешь одним людям бесславно сложить кости, а другим с чистой совестью убежать? Кто добровольно останется прикрывать чужой отход? Ты, может быть?

– Я всегда готов умереть ради своих собратьев! – ненатурально огрызнулся Рхон, совершенно напрасно пытаясь сымитировать обиженность.