Счастливчик - Майкл Джей Фокс

случился сердечный приступ. Её здоровье не улучшалось до тех пор, пока она спустя ещё несколько недель не получила известие, что Кеннет на самом деле был жив и находился в лагере для военнопленных в Германии.

МЕЧТАТЕЛИ

Когда весть об исчезновении Стюарта дошла до родственников бабули в Виннипеге (в поисках работы получше Генри и Дженни в начале Депрессии перебрались из Манитобы на восточное побережье), они опасались, что её хватит ещё один сердечный приступ, поэтому призывали вернуться обратно на восток. Но она их не послушала. «Не вернусь, пока не буду знать точно, что Стюарт жив», — сказала она. Затем в один прекрасный день, спустя несколько кошмарных недель ожидания новостей о Стюарте, бабуля спустилась вниз на кухню и заявила: «Теперь можно отправляться в Виннипег. Со Стюартом всё в порядке. Я видела его во сне».

В небе раздаётся внезапный и сильный взрыв, превращающийся в огненный шар. Она видит, как из его центра появляется небольшой белый предмет, медленно планирующий на землю, точнее, на пляж. Она подбегает к нему, понимая, что это маленький белый конверт, и успевает вырвать его из морских волн, собравшихся унести его в открытое море. На нём напечатано только одно слово: Стюарт.

Это видение, всплывшее из подсознания бабули, можно было интерпретировать как угодно. Но для неё существовал только один смысл — как и Кеннет, Стюарт спрыгнул с парашютом с горящего самолёта. Её вера в это была непоколебима. Через два дня после сна пришла телеграмма. В ней сообщалось то, что она предсказала: горящий самолёт, белый парашют. Как и Кеннет, Стюарт был помещён в лагерь для военнопленных и вполне себе жив.

Но каким же боком всё это касается меня? Одно могу сказать точно: если бы бабуля не проснулась с этим видением, я бы никогда не осознал свое собственное. Та стойкая уверенность о судьбе Стюарта позже проявилась и в отношении меня. Стюарту удалось избежать того, что все остальные члены семьи считали гибелью. А я, по мнению бабули, избежал той участи, которую мне уже предопределили все остальные члены семьи.

Военная база в Чилливаке, Британская Колумбия, 1963.

Не скажу, что помню себя в двухлетнем возрасте, но чувствую, что моя мотивация при виде задней двери не предполагала побег. Скорее я просто не распознал границы, которой была противомоскитная дверь; по идее, безнадзорный ребенок не должен был её пересекать. Желание вырваться за пределы окружающего мира сохранялось на протяжении всего взросления, что забавляло, раздражало, расстраивало и пугало всех взрослых, за исключением бабули.

Недавно я спросил маму о её реакции на моё незапланированное путешествие в тот чилливакский полдень, эпизод, который по её словам, положил начало череде подобных эпизодов. Я словно был таинственным видением, вспоминала она.

— Я распаковывала различные безделушки, раскладывая их по местам и внезапно поняла, что тебя нет. Мы находились в новом районе, и конечно же я запаниковала. Я вышла на улицу и звала тебя, звала пока не появилась та женщина и спросила не я ли миссис Фокс. Когда я ответила «да», она сказала: «Вы ищете своего малыша? Что ж, он тут рядом, такой милашка! Лепечет без умолку».

Так это и случилось: все соседи познакомились с тобой ещё до того, как мы познакомились с ними. Снова и снова меня спрашивали: «Вы мама Майкла Фокса?» После того как ты стал известным, все стали спрашивать: «Вы должно быть устали, что вас постоянно спрашивают не вы ли мама Майкла Фокса?» А я отвечаю: «Нисколько. Я слышу этот вопрос с тех пор, как он был малышом».

Я появился вскоре после встречи мамы с новой соседкой, улыбаясь, хихикая, не понимая, что стал причиной переполоха. Просто разведывал новую обстановку, с радостью открывая что-то новое, включая кондитерский магазин, находящийся на другой стороне зелёной поляны позади нашего квартала.

Папа вернулся с работы. Пока мама рассказывала ему о моём приключении, я улизнул второй раз. Через несколько минут зазвонил телефон. Это был удивлённый владелец кондитерского магазина: «Ваш сын у меня. Он хочет что-то купить».

Легко могу представить маму в тот момент: одна рука сжимает телефонную трубку, другая пучок рыжих волос, её розоватое англо-ирландское лицо багровеет, когда она смотрит по сторонам, недоумевая и не веря в то, что я снова удрал.

— Дайте ему конфету или что-нибудь ещё. Мой муж сейчас придёт за ним и расплатится.

В этот момент владелец магазина не сдержался и громко рассмеялся.

— У него есть деньги. По правде сказать, у него довольно много денег.

Воровство не стояло на первом месте в списке моих детских шалостей. Я просто увидел связь между деньгами, оставленными отцом на стойке — всё его пособие на переезд — и кондитерским магазином, местоположение которого уже отложилось в памяти. Именно в такие дни я начинал верить, что нет ничего невозможного, а мои родители понимали, что им стоит ждать неожиданностей от их младшего сына.

Это было нешуточное дело. Рождённые в неопределённости Великой депрессии и выросшие во время Второй мировой войны мои мама и папа бережно выстраивали совместную жизнь, избегая сюрпризов. Папа решил строить карьеру в армии из чисто практических соображений — индивидуальность в обмен на стабильность и безопасность — без возможности на внезапную удачу, но и без неприятных сюрпризов. Если обстоятельства заставляли пройти пол Канады, то по крайней мере он знал, что в пункте прибытия его будет ждать та же работа, примерно те же соседи и практически такой же дом.

За пределами моего тогдашнего взрослого окружения и (по словам моих братьев и сестёр) абсолютно вне пределов моего крошечного сознания сложился свой короткий, но точный набросок того, каким я был в первые пять лет своей жизни. Все говорят одно и тоже, каким дружелюбным, любознательным и словоохотливым мальчонком я был. Что я выкладывался по полной в любых формах самовыражения, в артистизме и т. д., обладая ярко выраженным рвением к новым возможностям и таким же ярко выраженным безразличием к ожиданиям окружающих. Но, естественно, я понимал, чего от меня хотят — соблюдения общественных правил (я всего лишь раз брал с собой отцовский кошелёк в магазин на углу). Мама говорит, я был больше похож на Тома Сойера, чем на Денниса-мучителя. Мне было всё равно, чего от меня ждут люди. Или, возможно, стоит сказать, — со временем я потерял к ним интерес. Вспоминаются два характерных случая, противоречащие ожиданиям окружающих, которые так или иначе помогли мне перестать обращать внимание на их мнение.

Когда в 1964 году родилась моя сестра Келли,