Дождь на реке. Избранные стихотворения и миниатюры - Джим Додж

Всё на месте

Перевод Шаши Мартыновой

Ошеломляет и восхищает меняна планете 24 000 миль в обхватес поверхностью в 96 000 000 квадратных мильбыть здесьна высоте 2 000 футов в горах Кламатна длинной безлюдной гряде что отделяетСредний и Южный притоки Смитав тесной сухой хижинев ледяную безлунную ноябрьскую ночьсбившись в кучу на кроватиу дровяной печкис моей возлюбленнойи нашим ребенком.

Прямой репортаж

Перевод Максима Немцова

Тренируемся в бейсбол под вечерс Джейсоном, ему только-только шесть,мягкими летними сумеркамив глубине гор,я подаю и объявляю:«Вот летит крученыйюному Джейсону Доджу,и — о боже мой — он выходит на него,глубокий замах, точно в центр,в самую глубь, абсолютно раздавил его,белой пылинкой пропадает за садовым забором,исчез напрочь,как индюшка в кукурузе, —так далеко закинул,что хоть поисковую партию отправляй».

И я вам так скажу, в этом весь кайф —отбивать такую подачу,со всего маху,насмерть в самую точку,запуская разрядсилы в полет.

Джейсон, такой довольный,что сейчас лопнет,говорит: «Сбегай за мячом.Света еще хватит».

Заявление на работу

Перевод Шаши Мартыновой

Хочу лежать на открытом склоне холмаи чувствовать, как всеустремляется к свету.Не хочу думать, судить, решать.Зима была тяжкая.В ноябре помер отец Вики.А месяц спустя я нашелбрата — он умеру себя в кламатской хижине.Потом месяц дождей,потопов, селей.В саду, побитом морозами,на пугале сидят вороны.

Хочу рухнуть в траву на холме,и пусть все забродит от тепла.Отдаться цветению без остатка.Зарыться лицом в гущу маков;обратить лицо к небу.Если надо работать, пусть делобудет по моим чахлым силам,пусть будет подстать моим устремленьямчуять, как корни зарываются вглубь,покуда я представляю себеновые краски цветка.

Устье реки

Перевод Шаши Мартыновой

Закрыв глаза, чтоб заострились ощущенья,она касается щеки теплым камнем.Его это сражает совершенно —мужчина с меньшим опытом лишился бы чувств,а ему почти 50, и он лишь чуть пошатнулся,стон задавило до хныка,он смятен желаньем,

но ясности хватает признатьв себе полную растерянность чувствк этой молодой женщинеи что же ему делать — и надо ли вообще.Побужденья редки непорочные,но он даже не знает точно,чем именно хочет быть:

камнем, его теплом, ее щекой,рекой, океаном или солнцем внутритой луны, что горит внутри нее, —всем, ничем или неким сложным сочетанием возможностей,про которое он знает довольно, чтобы знать, — ускользает.Но знает, превыше всякого знания,что вздутый от дождя поток, могучий и неспешный,

движется именно так, как стоит к ней прикасаться,и ему хочется раскрыть объятия и коснуться ее вот так же,на плавкой грани между плесом и стремниной,бурливой каймой, глубокими перекатами,будто Моцарт прядет млечно-изумрудный шелк,уловить, обернуть в текучий покойвлажного витка, хромовой искры.

Предварительные и последующие небеса

Перевод Шаши Мартыновой

В самый настоящий миг ночи —он невоспроизводим, утерян —свету звезд у нас на лицахбыло миллион световых лет.Я менялся.Ты тоже.А свет все летел.

Меняемся без выбора,несвободные от вселенной,как сходные явленияее нескончаемой природы,а также ее сиюсекундные перемещенья,каждый вздох и удар сердца подчиняютсяабсолютно относительнойпространственно-временной полнотевозможностей, заблуждений и рождений,порядкам и беспорядкам,свойствам, принципам и таинственным силам —некоторые неумолимы, как притяжение,некоторые случайны, как ящерка в супе.

Ты меняешь.Я тоже.Я пытался записать историю мгновенья,чтоб уловить точно,где именно стало оно песней,слилось с солнечным светом, что лепит реку,со светом звезд у нас на лицах,с огнем под булькающим супом.Ты нырнула с другого берегаи поплыла ко мне с луной в гортани,тело скользит под водой,как тень птицы.Твоя переправа изменила течение,река изменилась,изменив нас с тобой.

Все, что мы знаем, прежним не остается.Оно рассеивается, как звездный свет в уме;выцветает в будущем, которое создало:ничто не утеряно, ничто не обретено, просто длится,как изменчивое состояние смертной благодати.

Осененная звездами песнь возникла по-над рекой,летела с тобой в летних сумерках,босоногая, обласканная остывающим песком,и ждала, когда в мире проявятся звезды,а медленная зеленая река собирала наши тени,покуда мы пели во весь голос,до мурашек,и я стал тем, чем ты стала.Не навсегда, наверное,но наверняка.

Старая поросль

Перевод Максима Немцова

Мою каталку ввозят в колоноскопическую процедурнуюна процедуру, к которой меня готовила целая ночьЖК-лаважа посредством несуразно именованного                     слабительного «Ступай-налегке»,за которым последовали две клизмы с водопроводной водой,очистившие мой пищеварительный тракт                     до того тщательно,что я воображаю — кишки мои блестят хромом,                     как на автопараде, —блестят, то есть, за вычетом крови, что привела меня сюда,ибо я растерял половину своих эритроцитов, покудадоковылял до приемной неотложки, выйдя на траекторию,что приземлила меня за съехавшимися дверями                    Центра Колоноскопиии навязала мне осознание, что тело мое снашивается,а также признательность за расхожую мудрость, которая                 лупит в самую точку:                                                Старость — не для слабаков.Я знаю, мне, кто истратил немало души и духа на борьбус теми, кто своей силой держит прочих в бессилии,теперь надлежит сражаться с этим слабеющим телом,                 пронесшим меняи спотыкливо, и строптивочерез секс, наркотики и рок-н-ролл,оно оставалось верно своим находкам, когда                 мегафоны хрипели:                                           «Расходитесь или вас арестуют», —онемело гнулось под ударами полицейских дубинок,однако все вихрилось водой от касанья любимой,тело, что вынесло этот взрыв, когда я пустилсяв роскошно безумное приключение под названием                «осознание»,не только движитель, но и смысл, корпус собственной                метафоры,3-мерная тренога для кинокамеры души,и после безрассудных десятилетий излишеств и небреженья —мчим на авось, мчим на скорость, —Время без сожалений отзывает свои векселя,и я понимаю, что жизнь моя до сего момента вдруг                свелась вот к чему:мне в зад сейчас засунут миниатюрную камеру,что, несомненно, предпочтительнее смерти,но это первое глубокое унижение, сопутствующее                неизбежному тлену,и впервые с тех пор, как я был маленьким,                мне так беспомощно.Однако почти тут же мне помогает анестезиолог,который закачивает мощную смесь «демерола» и «верседа»,наркотика, разбодяженного гипнотиком, через                капельницу в меня, вменив, и я, такточно, я растворяюсь,озеро перемерзает сверху вниз,и толком не понять, почему, этот дерзкий пятилетка                у меня внутривпивается в неистовое достоинство в ядре ярости,а я с неколебимым восторгом понимаю,что моя воля сражаться сильней моей хиреющей плоти,и в этот вот миг затмения мне является виденье:я и тысячи мне подобных, орды психоделических реликтов,бухих мечтателей, пантеистов с даосскими наклонностями,троцкистских бандитов с изумрудных холмов,мы стоим все вместе —морщинистые, искореженные, сношенные, ощипанные,стареющие и немощные, однако почему-то — неукротимые,и бьемся насмерть за то, что любим и что никуда не девается:за семью, за друзей, свободу, справедливость и древние леса.Так внемлите же, вас предупредили, главы корпораций             и алчные псы у них на побегушках,слившиеся вместе олигархи, спеленатые неразберихой             бюрократов и продажных политиков,вы связываетесь с нами на свой страх и риск,не говоря о наших зубных протезах, что вопьются вам             в жирные жопы, как сбрендившие             кусающие черепахи;Коридоры Власти станут предательски скользки             от наших длинных слюней с раскисшими хлопьями;мы взломаем вам лэптопы по старинке — тростями,             костылями, ходунками, топорами, кувалдами,             что бы ни попалось под руку;Эмфиземная Бригада, бездыханная после десятков             лет «Лаки-Страйков» и убойной травы,забьет вас до потери пульса кислородными баллонами;стоит вам представить очередной глобальный             проект борьбы с мировым голодом,             заготовленный их проститутками-учеными,мы вас заглушим сварливыми воплями «А? Ч-чё?»;влезете нам в тарелку — будьте готовы защищать             свою лицемерную срань, не то нашлепаем вас             по кумполу промокшими подгузникамиили удавим катетерами, а то и веревкой, сплетенной             из чудовищных волос,что теперь растут в странных местах у нас на теле —             в ушах, на бровях, локтях, сосках, —а если не поможет, привяжем вас, распялив, к этому            вашему столу, что больше кухонь у многих из нас,и отмутузим калоприемниками(а если нам и половины сил, что была у нас в юности,            не достанет,изощренность, уверяю вас, утроит действенность            их применениядля надирания жоп у систем, убивающих душу);если ж ничего не поможет, мы созовем Всеобщую           Забастовку,после чего устроим массовую оккупацию ваших           помпезных штаб-квартир,где заставим вас выслушать все наши телесные жалобы:как снашиваются наши сердца и печенки,а терпенье уже истерлось до дыр, —да, мы вынудим вас слушать нас, старых пердунов,           нескончаемыми сменами,что в бесконечных подробностях станут описывать           наши разлития желчи, ЭКГ, ЭЭГ,           результаты томографий,клинических анализов крови, работу печени,           вросшие ногти и все особенности стула           за последние две недели,и в общем и целом доведут своим нытьем вас           до безумия, если не исправитесь.

Три способа добыть подвешенную к палке морковку